Неточные совпадения
Катерина Васильевна стала собирать все
свои воспоминания о Вере Павловне, но в них только и нашлось первое
впечатление, которое сделала на нее Вера Павловна; она очень живо
описала ее наружность, манеру говорить, все что бросается в глаза в минуту встречи с новым человеком; но дальше, дальше у нее в воспоминаниях уже, действительно, не было почти ничего, относящегося к Вере Павловне: мастерская, мастерская, мастерская, — и объяснения Веры Павловны о мастерской; эти объяснения она все понимала, но самой Веры Павловны во все следующее время, после первых слов встречи, она уж не понимала.
Тот же В. В. Розанов так
описывает свое впечатление от Софьи Андреевны: «Вошла графиня Софья Андреевна, и я сейчас же ее определил, как «бурю». Платье шумит. Голос твердый, уверенный. Красива, несмотря на годы. Мне казалось, что ей все хочет повиноваться или не может не повиноваться; она же и не может, и не хочет ничему повиноваться. Явно — умна, но несколько практическим умом. «Жена великого писателя с головы до ног», как Лир был «королем с головы до ног».
Неточные совпадения
О многих «страшных» минутах я подробно писал в
своем путевом журнале, но почти не упомянул об «опасных»: они не сделали на меня
впечатления, не потревожили нерв — и я забыл их или, как сказал сейчас, прозевал испугаться, оттого, вероятно, прозевал и
описать. Упомяну теперь два-три таких случая.
Потом Нина Леонтьевна очень картинно
описала приезд Лаптева в Кукарский завод, сделанную ему торжественную встречу и те
впечатления, какие вынес из нее главный виновник всего торжества. В коротких чертах были сделаны меткие характеристики всех действующих лиц «малого двора». Тетюеву оставалось только удивляться проницательности Нины Леонтьевны, которая по первому взгляду необыкновенно метко очертила Вершинина, Майзеля и всех остальных, причем пересыпала
свою речь самой крупной солью.
— «Петербурга и
впечатлений своих описывать тебе не стану».
— Нет, кажется, все, — сказал Петр Иваныч, поглядев на обе страницы, — сначала
описываешь Петербург,
свои впечатления, а потом меня.
Если же «сочинитель без вкуса станет
описывать злосчастнейшие приключения, но называет героев
своих Брандышевыми, Брандаусовыми и Клонтубасовыми, то
впечатление теряется, и хотя никто оспорить не может, что Брандаусов и Клонтубасов имеют столько же права быть несчастными, как какого бы имени христианин ни был».