Неточные совпадения
Детская чистота и даже наивность уживались в выражении этого
лица с надменностью, дерзким вызовом, и, быть может, в этом и состоял секрет
его обаяния.
Сбросив
с плеч суконную чоху,
он разостлал ее на полу пещеры и, повернувшись
лицом к востоку, стал шептать слова вечернего намаза. «Ал-иллях-иль-Алла, Магомет рассуль-Алла!» — слышалось в темноте.
Тотчас же
он вернулся со студеной ключевой водой. Керим-ага поспешил снять папаху
с бесчувственно распростертого перед
ним мальчика, чтобы смочить
ему лицо и голову, и… общий крик изумления огласил низкие своды пещеры.
— Перестань насмехаться, Нина, — говорит она, силясь придать строгое выражение своему милому
лицу. — Я хотела поговорить
с тобой об отце. Ты не любишь
его, Нина!
Вероятно, мои ласковые слова были так непривычны и странны, что отец невольно поддался
их влиянию… Перед
его внутренним взором, должно быть, воскресла другая девочка, нежная, как ласточка, кроткая и любящая, как голубка… Глаза
его затуманились слезами,
он затих и оставался неподвижен,
с низко опущенной головой. Наконец,
он обратил ко мне
лицо, исполненное ласки и невыразимой грусти.
С минуту
он недоуменно смотрел на меня, потом
его характерное восточное
лицо, чуть испорченное оспой, расплылось в широкой улыбке.
Я готова расцеловать это бледное рябое
лицо, изувеченное багровым шрамом, и
его коричневые, заскорузлые, как у осетина-работника, руки! Но я только шепчу
с тоской...
— Моя жизнь — скачка в горах, Андро! Я хочу в горы! — шепчу я
с отчаянием, и
лицо мое, должно быть, выражает самое неподдельное горе, потому что Андро беспокойно топчется на месте и бормочет, будто
ему приходится утешать совсем глупенькую маленькую девочку...
И тут я замечаю среди гостей новое
лицо… Кто
он — этот красивый перс
с длинной бородой, в пестром халате и остроконечной характерной шапке, какие часто встречаются на улицах и базарах Эривани? Отчего в этом смуглом величавом
лице с горбатым носом и насмешливыми губами мне мерещится что-то знакомое?
Вероятно, мое
лицо лучше всяких слов объяснило
ему мое состояние,
он легонько оттолкнул меня и
с поднятым револьвером двинулся к окну.
— Посмотрим! — в тон отвечаю я и, расхохотавшись
ему в
лицо,
с шумом захлопываю окно.
Он одет в темный бешмет, поверх которого накинута на плечи косматая бурка. Папаха из черного барана низко надвинута на лоб. Из-под нее глядит сухое, подвижное старческое
лицо с седыми нависшими бровями. Длинная, широкая и белая, как лунь, борода почти закрывает грудь
его запыленного бешмета. Черные, юношески быстрые глаза способны, кажется, охватить взглядом и небо, и бездны, и горы разом.
А перед
ним Керим, связанный, бледный,
с окровавленным
лицом…
Он был высок, строен,
с умным и важным породистым
лицом. Праздничный бешмет, обшитый золотым позументом, как нельзя лучше подходил
его гордой осанке. Дедушка Мешедзе наибствовал более двадцати лет в своем ауле, и все жители слушались
его, как дети слушаются любимого отца.
Дедушка Мешедзе молча разглядывал меня проницательным, острым взглядом из-под нависших бровей.
Лицо его оставалось непроницаемым и невозмутимым, как у бронзовой статуи.
Он внимательно рассматривал, казалось, каждую черточку моего
лица. Это длилось
с минуту, показавшуюся мне, однако, целой вечностью. Я не вынесла напряжения и заговорила первая, нарушая обычай страны, где младшие никогда не начинают разговора в присутствии старших.
Счастливое выражение разом сбежало
с лица бека-Мешедзе, и это
лицо снова стало суровым и хмурым, как грозовая ночь. Рука
его привычно взялась за рукоятку дамасского кинжала,
с которым
он никогда не разлучался. Заметив это движение, дедушка Магомет, в свою очередь, выхватил кинжал из-за пояса и, грозно потрясая
им в воздухе, воскликнул...
Распорядитель джигитовки, бронзовый от загара Мамед-Рагим, разгорячив свою лошадь нагайкой, пустил ее во всю прыть вперед… Вот
он приблизился к торчащей из земли рукоятке, все заметнее и заметнее клонясь книзу… Вот почти сполз
с седла и, крепко держась за гриву лошади левой рукой, горячит нагайкой и без того возбужденного коня.
Его лицо, налитое кровью,
с неестественно горящими глазами, почти касается земли.
Он почти у цели! Рукоятка кинжала ближе двух аршин от
него… Вот она ближе, ближе…
Быстро пригнувшись на стременах, я слегка шлепнула ладонью по блестящему боку моего Алмаза и, крикнув свое неизменное «айда!», метнулась вперед. Передо мной промелькнули встревоженные
лица обоих дедушек, меньше всего ожидавших, по-видимому, что
их внучка Нина будет джигитовать наравне
с опытными горцами, побледневшее личико испуганной Гуль-Гуль, которая от волнения отбросила чадру… Молоденькая тетка испытывала отчаянный страх за свою чересчур удалую племянницу.
— Разумеется, что касается поимки дерзкого разбойника — я никогда не соглашусь
с вами и приложу все старания схватить Керима, — и
лицо его снова стало неприятным и жестоким.
Доуров все еще удерживал мою руку. Надо полагать, прикосновение самого гадкого пресмыкающегося не могло вызвать той гадливости, какую испытывала я. Я ненавидела в бывшем адъютанте отца все, решительно все: и эти лощенные ногти, и самодовольное
лицо, и рассчитанные на эффект речи.
С ненавистью вырвала я свою руку и крикнула, почти в упор приблизив свое пылающее
лицо к
его противной, самодовольной, упитанной физиономии...
Император стоял передо мной в горностаевой мантии,
с короной на голове и скипетром в руке.
Его своеобразное, характерное
лицо с вздернутым носом и насмешливым взглядом было обращено ко мне. При бледном сиянии луны мне почудилось, что император улыбается. Разумеется, это только почудилось… Я отлично понимала, что портрет не может улыбаться.
Неточные совпадения
Ляпкин-Тяпкин, судья, человек, прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумен. Охотник большой на догадки, и потому каждому слову своему дает вес. Представляющий
его должен всегда сохранять в
лице своем значительную мину. Говорит басом
с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом — как старинные часы, которые прежде шипят, а потом уже бьют.
Городничий (в сторону,
с лицом, принимающим ироническое выражение).В Саратовскую губернию! А? и не покраснеет! О, да
с ним нужно ухо востро. (Вслух.)Благое дело изволили предпринять. Ведь вот относительно дороги: говорят,
с одной стороны, неприятности насчет задержки лошадей, а ведь,
с другой стороны, развлеченье для ума. Ведь вы, чай, больше для собственного удовольствия едете?
По правую сторону
его жена и дочь
с устремившимся к
нему движеньем всего тела; за
ними почтмейстер, превратившийся в вопросительный знак, обращенный к зрителям; за
ним Лука Лукич, потерявшийся самым невинным образом; за
ним, у самого края сцены, три дамы, гостьи, прислонившиеся одна к другой
с самым сатирическим выраженьем
лица, относящимся прямо к семейству городничего.
Черты
лица его грубы и жестки, как у всякого, начавшего тяжелую службу
с низших чинов.
Спустили
с возу дедушку. // Солдат был хрупок на ноги, // Высок и тощ до крайности; // На
нем сюртук
с медалями // Висел, как на шесте. // Нельзя сказать, чтоб доброе //
Лицо имел, особенно // Когда сводило старого — // Черт чертом! Рот ощерится. // Глаза — что угольки!