Неточные совпадения
И действительно, отец
шел в своем мундире, при сабле и с красной уланской шапкой
на голове. Затем последовали сани с устроенным
на них катафалком под балдахином. Катафалк везли веревками многочисленные мценские обыватели; провели и траурного коня.
Как однажды, когда дедушка, по привычке, лежа в зимней кибитке
на пуховиках и под медвежьими одеялами раздетый, проснувшись, громко крикнул: «Малый!» — в то время как кучер и слуга для облегчения лошадей и чтобы самим размяться
на морозе,
шли в гору за кибиткой; как лошади испугались этого внезапного крика, и вся тройка подхватила, даром что дело было в гору. К счастию, вожжи лежали
на головашках, и дедушка, поднявшись в одной сорочке, остановил лошадей, успевших проскакать с четверть версты.
— Что же, поезжай, коли
на то
пошло, — говорил Петр Яковлевич, — тут всего верст тридцать до Орла. Украли кобылу, так мои Разореные тебя духом домчат.
Мне было, должно быть, около десяти лет, когда молодой Дмитрий Михайлович Мансуров женился
на одной из дочерей богатых Сергеевых. Большое состояние Сергеевых, как я впоследствии узнал,
шло от Лутовиновых, которые выдали двух единственных дочерей, одну за Сергеева, а другую за Тургенева.
Боявшийся старых тетенек Любви и Анны Неофитовен, постоянно мучивших меня экзаменными вопросами, я неохотно
шел и к новой тетеньке. Но новая тетенька Варвара Ивановна, расцеловавшая меня, оказалась молодою и румяною дамою со свежим цветом лица под белою бастовою шляпкой, и распространявшей сильный и сладкий запах духов. Она с первого же раза обозвала меня «Альфонсом», какое имя я сохранил в устах ее
на всю жизнь.
Однокашник, сослуживец, а впоследствии и родственник мой Иван Петрович Борисов рассказывал, как, бывало, в Фатьянове приваженные ходить к бабушке всею детскою толпою за лакомством, они иногда приходили к ней во флигель в неурочное время, повторяя настойчиво: «Бабушка, дай варенья!» Никакие резоны с ее стороны не принимались, и толпа с возгласом: «Бабушка, дай варенья!» все ближе и ближе подступала к старухе, и когда та, выведенная из терпенья, кричала: «Ах вы мерзкие,
пошли домой!» толпа ребятишек хватала ее за руки, за волосы, валила
на пол и колотила, продолжая кричать: «Бабушка, дай варенья!»
«
пошел!» и затем уже
на ходу вскакивавших
на запятки, догонял меня и прыгал
на ходу
на заднюю ось. Раза два эта проделка ему удавалась; но никому в голову не приходило, что шкворень под переднею осью не закреплен. Вдруг при новом прыжке Филимона колясочка, откинувшись назад, соскочила с передней оси и затем, падая
на всем бегу передом, сбросила хохотавшую девочку
на землю.
На «красную горку» мы не пропускали хороводов и горелок, а в троицын день
шли к разряженным бабам в лес завивать венки и кумиться.
На закате солнца вся пестрая толпа в венках
шла к реке, распевая...
Кумитеся, любитеся,
Любите меня,
Вы
пойдете на Дунай реку,
Возьмите меня.
Параллельно с занятиями науки
шла и охота за птичками. Мы с Митькой очень хорошо знали, что птичка, спугнутая с яиц, бросит их высиживать, а потому, разыскавши в садовых кустах или в лесу птичку
на яйцах, мы довольствовались наслаждением видеть, как она неподвижно припадает
на своем гнездышке, недоверчиво смотря блестящими глазками
на любопытных, очевидно, не зная наверное, открыта ли она или нет. Но когда молодые уже вывелись, птичка не покидает детей даже спугнутая с гнезда.
«Сидел я у крыльца
на лавочке, когда Петр Яковлевич с трубкою в руках прошли мимо меня после утреннего чаю; но миновав дом по садовой дорожке, вернулись назад и, подавая мне докуренную трубку, сказали: «Отнеси в дом», а сами вслед затем
пошли в сад. Я уже успел сварить целый таз вишен и накрыл варенье ситом от мух, как
идет буфетчик Иван Палочкин и говорит...
— Теперь надо ждать, — прибавил дядя. — Конечно, очень неприятно; но мне жаль сестру Елизавету Петровну,
на которую брат будет сердиться за такую неосторожность.
Пойдем к ней.
У самых Зыбинских плетней
на околице наехал я
на бабу; она
шла с гумна.
По общей просьбе Данилов
пошел на такое испытание.
Через час, в течение которого гости, рассевшись по стульям, иногда рассказывали о перенесенных бедствиях, появлялось все, чем наскоро можно было накормить до десяти и более голодных людей. А затем мать, принимая
на себя ответственность в расточительности,
посылала к приказчику Никифору Федорову за пятью рублями и передавала их посетителям.
Однажды в воскресенье, во время поспевания ржи, Павел предложил мне
идти с ним
на луг ловить выслушанного им замечательного перепела.
— Нет, — отвечал дядя, — вон он. Надо только проехать немного подальше к не
идти на него прямо, а дугою.
Устремив глаза
на одну точку, импровизованные охотники и не заметили, что и я за ними
иду с ружьем.
Выше я говорил о красивом и вдовом соседе, адъютанте московского генерал-губернатора П. П. Новосильцове, но приходится сказать несколько и о старшем брате его Николае Петровиче, товарище министра внутренних дел, бывшем в милости при дворе. Так как отец наш пользовался
славою замечательного сельского хозяина, то приехавший
на лето в деревню Н. П.
Два раза в неделю стали
посылать тележку во Мценск за о. Сергием, который не столько являлся в качестве моего репетитора, сколько в качестве законоучителя 8-ми или 9-ти летней сестры моей Любиньки. Уроки их в классной мало меня занимали. Помню только, как однажды
на изречение о. Сергия...
На уверения отца, будто бы я так же твердо знаю латинскую грамматику, как и русскую, — фраза, в которую я и сам со слов своих наставников семинаристов готов был верить, — Мортимер попросил меня перевести
на латинский язык слова: «Я говорю, что ты
идешь».
Я
пошел в кабинет директора и, не жалуясь ни
на кого, сказал: «Господин Крюммер, пожалуйте мне отдельную комнатку, так как я не в силах более выносить побоев».
Однажды, когда, расхохотавшись подобным образом по поводу вновь воспроизведенной мною
на доске черноморки, он хватился оставленной им в своей комнате фарфоровой трубки, за которою ему через весь школьный двор не хотелось
идти, я Сказал: «Пожалуйте мне ваш ключ; я в одну минуту сбегаю и набью вам трубку».
Но ежедневные музыкальные мучения нисколько не подвигали дела, и казалось, что чем более я повторял заученные по пальцам пьесы, тем чаще пальцы мои сбивались с толку; так что однажды Крюммер за завтраком при всех учителях громко через всю залу спросил меня: «Ты, большун, или это все та же пьеса, которую ты два года играешь?» Чаша горести перелилась через край:
на другой день, набравшись храбрости, я
пошел в кабинет директора и объявил ему, что готов
идти в карцер и куда угодно, но только играть больше не буду.
— Что такое? Что такое? — спрашивали мои товарищи, между которыми я
шел, и вдруг Гульч, взглянув
на меня, разразился гомерическим смехом: правая щека моя представляла подбородок негра. При вспышке полка, находящаяся прямо против правой щеки, закоптила последнюю и глубоко загнала в нее пороховые зерна.
Затем Александр Иванович, наполнив свежестертым табаком круглую табакерку,
шел в спальню переменить ермолку
на рыжеватый, деревянным маслом подправленный, парик и, надев форменный фрак, поджидал Аполлона, который в свою очередь в студенческом сюртуке и фуражке бежал пешком за отцом через оба каменных моста и Александровский сад до Манежа, где Аполлон сворачивал в университет, а отец продолжал путь до присутственных мест.
Между прочим я был уверен, что имей я возможность напечатать первый свой стихотворный сборник, который обозвал «_Лирическим Пантеоном_», то немедля приобрету громкую
славу, и деньги, затраченные
на издание, тотчас же вернутся сторицей.
Блистательная игра мальчиков продолжалась около часу, а затем они сели
на паркет, куда им дали конфект, фруктов и каких-то игрушек. Мальчики эти были братья Рубинштейны, с которыми позднее мне случалось встречаться не раз в период их
славы.
Впереди
шла плотная барыня с выступающею
на лбу из-под шляпки фероньеркой
на темно-русых волосах.
При этом он не только запретил стрелять егерям, но когда и его собственная собака останавливалась, он кричал мне: «
Иди сюда, птичья смерть». А когда, набегавшись таким образом от дупеля к дупелю, я устал, он говорил мне: «Садись
на Катка», хотя сам, видимо, утомился не меньше.
Опять желтая четвероместная карета с важами, наполненными дамскими туалетами и нашим платьем, подъезжает шестериком под крыльцо, дверцы отворяются, подножка в четыре ступеньки со стуком подставляет свои коврики, и мы занимаем надлежащие места; повар Афанасий садится с кучером
на козлы, а проворный камердинер Иван Никифоров, крикнув: «
Пошел!» —
на ходу вскакивает
на запятки и усаживается в крытой сиделке.
Только успокоившись несколько,
на другой день они решились
послать вслед за сыном слугу Ивана-Гегеля с платьем, туалетными вещами и несколькими сотнями рублей денег.
‹…› Когда по окончании экзамена я вышел
на площадку лестницы старого университета, мне и в голову не пришло торжествовать какой-нибудь выходкой радостную минуту. Странное дело! я остановился спиною к дверям коридора и почувствовал, что связь моя с обычным прошлым расторгнута и что, сходя по ступеням крыльца, я от известного
иду к неизвестному.
Положим, я давно решил две вещи:
идти в военную службу и непременно в кавалерию. Проживавший в это время в годовом отпуску гусарский ротмистр, двоюродный брат мой Николай Васильевич Семенкович нередко приезжал к нам гостить и настойчиво советовал мне поступить
на службу в Киевский жандармский дивизион.
Предоставленному самому себе в таком совершенно неизвестном обществе, мне, конечно, трудно было
на первый раз найтись; но судьба как бы нарочно
послала мне доброго гения в виде родственницы хозяйки дома и отчасти заменявшей ее Софьи Мих.
‹…›Однажды, когда мы
шли, направляясь к главной улице, я заметил невиданное в Ново-Миргороде явление: навстречу к нам
шел по тротуару ливрейный слуга и подойдя обратился ко мне со словами: «Елизавета Федоровна Петкович остановились в гостинице проездом
на богомолье и просят вас пожаловать к ним, так как завтра рано утром уезжают».
«Гостила она у нас, но так как ко времени сенной и хлебной уборки старый генерал
посылал всех дворовых людей, в том числе и кучера, в поле, то прислал за нею карету перед покосом. Пришлось снова биться над уроками упрямой сестры, после которых наставница ложилась
на диван с французским романом и папироской, в уверенности, что строгий отец, строго запрещавший дочерям куренье, не войдет.
Неточные совпадения
Батюшка пришлет денежки, чем бы их попридержать — и куды!..
пошел кутить: ездит
на извозчике, каждый день ты доставай в кеятр билет, а там через неделю, глядь — и
посылает на толкучий продавать новый фрак.
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды
пошло! Что будет, то будет, попробовать
на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Аммос Федорович. Да, нехорошее дело заварилось! А я, признаюсь,
шел было к вам, Антон Антонович, с тем чтобы попотчевать вас собачонкою. Родная сестра тому кобелю, которого вы знаете. Ведь вы слышали, что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу, и теперь мне роскошь: травлю зайцев
на землях и у того и у другого.
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь бог
послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что и
на свете еще не было, что может все сделать, все, все, все!
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как
пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста
на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею
на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)