Неточные совпадения
—
Ну,
и разбогател? — спросил я.
Вот, например, вы мне говорите теперь
и то,
и то насчет того,
ну, то есть, насчет дворовых людей…
Оно
и точно не годится: пойдут дети, то, се,
ну, где ж тут горничной присмотреть за барыней, как следует, наблюдать за ее привычками: ей уж не до того, у ней уж не то на уме.
Зато уж
и жена ее даже, признаться, слишком баловала; одевала отлично, кормила с господского стола, чаем поила…
ну, что только можно себе представить!
Ну,
и гости, разумеется, при этом случае бывают.
Ну, да уж
и угощать был мастер.
—
Ну, что ж, ты
и пошел назад?
—
И пошел. Хотел было справиться, не оставил ли покойник какого по себе добра, да толку не добился. Я хозяину-то его говорю: «Я, мол, Филиппов отец»; а он мне говорит: «А я почем знаю? Да
и сын твой ничего, говорит, не оставил; еще у меня в долгу».
Ну, я
и пошел.
—
Ну, вот видите: а земли самая малость, только
и есть что господский лес.
Ну, встал, растворил тихонько дверь, а сердце так
и бьется.
Ну, с несчастной девки взыскать нельзя: затормошилась
и она.
Больная, как увидела мать,
и говорит: «
Ну, вот, хорошо, что пришла… посмотри-ка на нас, мы друг друга любим, мы друг другу слово дали».
— А вот это, — подхватил Радилов, указывая мне на человека высокого
и худого, которого я при входе в гостиную не заметил, — это Федор Михеич… Ну-ка, Федя, покажи свое искусство гостю. Что ты забился в угол-то?
— А вот
и Оля! — заметил Радилов, слегка отвернув голову, — прошу любить
и жаловать…
Ну, пойдемте обедать.
Ну, помещением мы похвалиться не могли, — разумеется, дело военное, —
и то еще слава Богу!
— «
Ну, — подумал я про себя, — плохо тебе, Михайло Михайлыч…» А вот выздоровел
и жив до сих пор, как изволите видеть.
«
Ну, полно, полно, жеребенок малолетний, убьешься», — добродушно замечал ему Овсяников
и через мгновенье полетел в овраг вместе с беговыми дрожками, мальчиком, сидевшим сзади,
и лошадью.
А то вскочит
и закричит: «Пляши, народ Божий, на свою потеху
и мое утешение!»
Ну, ты
и пляши, хоть умирай, а пляши.
— Да, да, — подтвердил Овсяников. —
Ну,
и то сказать: в старые-то годы дворяне живали пышнее. Уж нечего
и говорить про вельмож: я в Москве на них насмотрелся. Говорят, они
и там перевелись теперь.
Стал он им речь держать: «Я-де русский, говорит,
и вы русские; я русское все люблю… русская, дескать, у меня душа,
и кровь тоже русская…» Да вдруг как скомандует: «А
ну, детки, спойте-ка русскую, народственную песню!» У мужиков поджилки затряслись; вовсе одурели.
Ну, приказчик
и отдохнул, а мужики к Василью Николаичу подступиться не смеют: боятся.
—
Ну, так
и есть, — продолжал Овсяников… — Ох ты, баловница!
Ну, вели ему войти, — уж так
и быть, ради дорогого гостя, прощу глупца…
Ну, вели, вели…
—
Ну, подойди, подойди, — заговорил старик, — чего стыдишься? Благодари тетку, прощен… Вот, батюшка, рекомендую, — продолжал он, показывая на Митю, —
и родной племянник, а не слажу никак. Пришли последние времена! (Мы друг другу поклонились.)
Ну, говори, что ты там такое напутал? За что на тебя жалуются, сказывай.
— «Да точно ли у вас магазины в исправности?» — спрашиваю я. «Видит Бог, в исправности,
и законное количество хлеба имеется…» — «
Ну, говорю, так вам робеть нечего», —
и написал бумагу им…
— Не на твои ли деньги? ась?
Ну,
ну, хорошо, скажу ему, скажу. Только не знаю, — продолжал старик с недовольным лицом, — этот Гарпенченко, прости Господи, жила: векселя скупает, деньги в рост отдает, именья с молотка приобретает…
И кто его в нашу сторону занес? Ох, уж эти мне заезжие! Не скоро от него толку добьешься; а впрочем, посмотрим.
— Хорошо, похлопочу. Только ты смотри, смотри у меня!
Ну,
ну, не оправдывайся… Бог с тобой, Бог с тобой!.. Только вперед смотри, а то, ей-богу, Митя, несдобровать тебе, — ей-богу, пропадешь. Не все же мне тебя на плечах выносить… я
и сам человек не властный.
Ну, ступай теперь с Богом.
— Ведь вишь народец!
и по-русски-то ни один из них не знает! Мюзик, мюзик, савэ мюзик ву? савэ?
Ну, говори же! Компренэ? савэ мюзик ву? на фортопьяно жуэ савэ?
— Вот, дети, — сказал он им, — учитель вам сыскан. Вы всё приставали ко мне: выучи-де нас музыке
и французскому диалекту: вот вам
и француз,
и на фортопьянах играет…
Ну, мусье, — продолжал он, указывая на дрянные фортепьянишки, купленные им за пять лет у жида, который, впрочем, торговал одеколоном, — покажи нам свое искусство: жуэ!
—
Ну, — сказал я Ермолаю, — поди достань пакли
и справь нам лодку, да поскорей.
—
Ну, так утонет, — равнодушно заметил Сучок, который
и прежде испугался не опасности, а нашего гнева
и теперь, совершенно успокоенный, только изредка отдувался
и, казалось, не чувствовал никакой надобности переменить свое положение.
«
Ну,
ну,
ну!» — грозно кричал на него Ермолай,
и Сучок карабкался, болтал ногами, прыгал
и таки выбирался на более мелкое место, но даже в крайности не решался хвататься за полу моего сюртука.
—
Ну,
и что ж ты, так
и видел домового?
Вот мы остались
и лежим все вместе,
и зачал Авдюшка говорить, что, мол, ребята,
ну, как домовой придет?..
Ну, подошел тот к нашей двери, подождал, подождал — дверь вдруг вся так
и распахнулась.
—
Ну, молодец же после этого Трофимыч…
Ну,
и что ж тот?
—
Ну,
и видела она кого-нибудь? — с любопытством спросил Костя.
Ну,
и будет ходить этот Тришка по селам да по городам;
и будет этот Тришка, лукавый человек, соблазнять народ хрестиянский…
ну, а сделать ему нельзя будет ничего…
—
Ну, ничего, пущай! — произнес Павел решительно
и сел опять, — своей судьбы не минуешь.
—
Ну, телега… телега! — повторил он
и, взяв ее за оглобли, чуть не опрокинул кверху дном… — Телега!.. А на чем же вы на ссечки поедете?.. В эти оглобли нашу лошадь не впряжешь: наши лошади большие, а это что такое?
— Живу, как Господь велит, — промолвил он наконец, — а чтобы, то есть, промышлять — нет, ничем не промышляю. Неразумен я больно, с мальства; работаю пока мочно, работник-то я плохой… где мне! Здоровья нет,
и руки глупы.
Ну, весной соловьев ловлю.
Ну, а другие не так:
и помогают-то они, а грех;
и говорить о них грех.
Ну, конечно, есть
и слова такие…
— Лучше… лучше. Там места привольные, речные, гнездо наше; а здесь теснота, сухмень… Здесь мы осиротели. Там у нас, на Красивой-то на Мечи, взойдешь ты на холм, взойдешь —
и, Господи Боже мой, что это? а?..
И река-то,
и луга,
и лес; а там церковь, а там опять пошли луга. Далече видно, далече. Вот как далеко видно… Смотришь, смотришь, ах ты, право!
Ну, здесь точно земля лучше: суглинок, хороший суглинок, говорят крестьяне; да с меня хлебушка-то всюду вдоволь народится.
Ну, вот пошел бы я туда…
и вот…
и уж
и…
— Pardon, mon cher, — промолвил он с приятной улыбкой, дружески коснувшись рукой до моего колена,
и снова уставился на камердинера. —
Ну, ступай, — прибавил он после небольшого молчания, поднял брови
и позвонил.
—
Ну, что, размежевался, старина? — спросил г-н Пеночкин, который явно желал подделаться под мужицкую речь
и мне подмигивал.
—
Ну,
и стало быть, вы теперь довольны?
—
Ну, отцы вы наши, умолот-то не больно хорош. Да что, батюшка Аркадий Павлыч, позвольте вам доложить, дельцо какое вышло. (Тут он приблизился, разводя руками, к господину Пеночкину, нагнулся
и прищурил один глаз.) Мертвое тело на нашей земле оказалось.
—
Ну, что же? — продолжал Аркадий Павлыч
и тотчас же обратился к Софрону. — Из какой семьи?