Неточные совпадения
В толпе мне было всегда особенно легко и отрадно; мне было весело идти, куда шли другие, кричать, когда другие кричали, и
в то же время я любил смотреть, как
эти другие кричат.
Городок
этот мне понравился своим местоположением у подошвы двух высоких холмов, своими дряхлыми стенами и башнями, вековыми липами, крутым мостом над светлой речкой, впадавшей
в Рейн, — а главное, своим хорошим вином.
Я любил бродить тогда по городу; луна, казалось, пристально глядела на него с чистого неба; и город чувствовал
этот взгляд и стоял чутко и мирно, весь облитый ее светом,
этим безмятежным и
в то же время тихо душу волнующим светом.
— Что
это? — спросил я у подошедшего ко мне старика
в плисовом жилете, синих чулках и башмаках с пряжками.
—
Это, — отвечал он мне, предварительно передвинув мундштук своей трубки из одного угла губ
в другой, — студенты приехали из Б. на коммерш.
«А посмотрю-ка я на
этот коммерш, — подумал я, — кстати же я
в Л. не бывал». Я отыскал перевозчика и отправился на другую сторону.
—
Это Ася ее нашла, — отвечал Гагин, — ну-ка, Ася, — продолжал он, — распоряжайся. Вели все сюда подать. Мы станем ужинать на воздухе. Тут музыка слышнее. Заметили ли вы, — прибавил он, обратясь ко мне, — вблизи иной вальс никуда не годится — пошлые, грубые звуки, — а
в отдаленье, чудо! так и шевелит
в вас все романтические струны.
Чуть не смеясь от избытка приятных и игривых чувств, я нырнул
в постель и уже закрыл было глаза, как вдруг мне пришло на ум, что
в течение вечера я ни разу не вспомнил о моей жестокой красавице… «Что же
это значит? — спросил я самого себя. — Разве я не влюблен?» Но, задав себе
этот вопрос, я, кажется, немедленно заснул, как дитя
в колыбели.
— Да, да, — подхватил он со вздохом, — вы правы; все
это очень плохо и незрело, что делать! Не учился я как следует, да и проклятая славянская распущенность берет свое. Пока мечтаешь о работе, так и паришь орлом: землю, кажется, сдвинул бы с места — а
в исполнении тотчас слабеешь и устаешь.
Я разделся, лег и старался заснуть; но час спустя я опять сидел
в постели, облокотившись локтем на подушку, и снова думал об
этой «капризной девочке с натянутым смехом…» «Она сложена, как маленькая рафаэлевская Галатея
в Фарнезине, [Знаменитая фреска «Триумф Галатеи» работы Рафаэля.] — шептал я, — да; и она ему не сестра…»
Я нашел Асю точно такою же, какою я ее оставил; как я ни старался наблюдать за нею — ни тени кокетства, ни признака намеренно принятой роли я
в ней не заметил; на
этот раз не было возможности упрекнуть ее
в неестественности.
К вечеру она несколько раз непритворно зевнула и рано ушла к себе. Я сам скоро простился с Гагиным и, возвратившись домой, не мечтал уже ни о чем:
этот день прошел
в трезвых ощущениях. Помнится, однако, ложась спать, я невольно промолвил вслух...
Однажды вечером, подходя к винограднику, где жили Гагины, я нашел калитку запертою. Недолго думавши добрался я до одного обрушенного места
в ограде, уже прежде замеченного мною, и перескочил через нее. Недалеко от
этого места,
в стороне от дорожки, находилась небольшая беседка из акаций; я поравнялся с нею и уже прошел было мимо… вдруг меня поразил голос Аси, с жаром и сквозь слезы произносивший следующие слова...
Я спал дурно и на другое утро встал рано, привязал походную котомочку за спину и, объявив своей хозяйке, чтобы она не ждала меня к ночи, отправился пешком
в горы, вверх по течению реки, на которой лежит городок З.
Эти горы, отрасли хребта, называемого Собачьей спиной (Hundsrück), очень любопытны
в геологическом отношении;
в особенности замечательны они правильностью и чистотой базальтовых слоев; но мне было не до геологических наблюдений.
Дома я нашел записку от Гагина. Он удивлялся неожиданности моего решения, пенял мне, зачем я не взял его с собою, и просил прийти к ним, как только я вернусь. Я с неудовольствием прочел
эту записку, но на другой же день отправился
в Л.
Дядя
этот жил постоянно
в Петербурге и занимал довольно важное место.
Я,
в свою очередь, протянул ей руку и на
этот раз крепко пожал ее холодные пальчики.
— Сама не знаю. Иногда мне хочется плакать, а я смеюсь. Вы не должны судить меня… по тому, что я делаю. Ах, кстати, что
это за сказка о Лорелее? [Лорелея — имя девушки, героини немецкого фольклора. Лорелея зазывала своим пением рыбаков, и те разбивались о скалы.] Ведь
это еескала виднеется? Говорят, она прежде всех топила, а как полюбила, сама бросилась
в воду. Мне нравится
эта сказка. Фрау Луизе мне всякие сказки сказывает. У фрау Луизе есть черный кот с желтыми глазами…
Она осталась печальной и озабоченной до самого вечера. Что-то происходило
в ней, чего я не понимал. Ее взор часто останавливался на мне; сердце мое тихо сжималось под
этим загадочным взором. Она казалась спокойною — а мне, глядя на нее, все хотелось сказать ей, чтобы она не волновалась. Я любовался ею, я находил трогательную прелесть
в ее побледневших чертах,
в ее нерешительных, замедленных движениях — а ей почему-то воображалось, что я не
в духе.
— Что
это вы точно
в воду опущенные, — перебил меня Гагин, — хотите, я, по-вчерашнему, сыграю вам вальс?
Следующее утро прошло
в каком-то полусне сознания. Я хотел приняться за работу — не мог; хотел ничего не делать и не думать… и
это не удалось. Я бродил по городу; возвращался домой, выходил снова.
Уверяю вас, мы с вами, благоразумные люди, и представить себе не можем, как она глубоко чувствует и с какой невероятной силой высказываются
в ней
эти чувства;
это находит на нее так же неожиданно и так же неотразимо, как гроза.
— Знаю, знаю, — перебил меня Гагин. — Я не имею никакого права требовать от вас ответа, и вопрос мой — верх неприличия… Но что прикажете делать? С огнем шутить нельзя. Вы не знаете Асю; она
в состоянии занемочь, убежать, свиданье вам назначить… Другая умела бы все скрыть и выждать — но не она. С нею
это в первый раз, — вот что беда! Если б вы видели, как она сегодня рыдала у ног моих, вы бы поняли мои опасения.
— Вы, повторяю, благородный человек, — проговорил он, — но что же теперь делать? Как? она сама хочет уехать, и пишет к вам, и упрекает себя
в неосторожности… и когда
это она успела написать? Чего ж она хочет от вас?
«С ней шутить нельзя» —
эти слова Гагина, как стрелы, впились
в мою душу.
Это невинное извинение,
в ее устах,
в такую минуту — меня тогда чуть не рассердило… а теперь я без умиления не могу его вспомнить. Бедное, честное, искреннее дитя!
— И вот теперь все кончено! — начал я снова. — Все. Теперь нам должно расстаться. — Я украдкой взглянул на Асю… лицо ее быстро краснело. Ей, я
это чувствовал, и стыдно становилось и страшно. Я сам ходил и говорил, как
в лихорадке. — Вы не дали развиться чувству, которое начинало созревать, вы сами разорвали нашу связь, вы не имели ко мне доверия, вы усомнились во мне…
Когда несколько минут спустя фрау Луизе вошла
в комнату — я все еще стоял на самой середине ее, уж точно как громом пораженный. Я не понимал, как могло
это свидание так быстро, так глупо кончиться — кончиться, когда я и сотой доли не сказал того, что хотел, что должен был сказать, когда я еще сам не знал, чем оно могло разрешиться…
«Куда могла она пойти, что она с собою сделала?» — восклицал я
в тоске бессильного отчаяния… Что-то белое мелькнуло вдруг на самом берегу реки. Я знал
это место; там, над могилой человека, утонувшего лет семьдесят тому назад, стоял до половины вросший
в землю каменный крест с старинной надписью. Сердце во мне замерло… Я подбежал к кресту: белая фигура исчезла. Я крикнул: «Ася!» Дикий голос мой испугал меня самого — но никто не отозвался…
Быстро взбираясь по тропинке виноградника, я увидел свет
в комнате Аси…
Это меня несколько успокоило.
Эти слова меня остановили, и я вошел
в ее дом.
— По-настоящему, — начала старуха, показывая мне маленькую записку, — я бы должна была дать вам
это только
в случае, если б вы зашли ко мне сами, но вы такой прекрасный молодой человек. Возьмите.
В тот же день вернулся я с уложенным чемоданом
в город Л. и поплыл
в Кёльн. Помню, пароход уже отчаливал, и я мысленно прощался с
этими улицами, со всеми
этими местами, которые я уже никогда не должен был позабыть, — я увидел Ганхен. Она сидела возле берега на скамье. Лицо ее было бледно, но не грустно; молодой красивый парень стоял с ней рядом и, смеясь, рассказывал ей что-то; а на другой стороне Рейна маленькая моя мадонна все так же печально выглядывала из темной зелени старого ясеня.