Неточные совпадения
Даже и благородного ничего не
было; напротив, лицо мое
было такое, как у простого мужика, и такие же большие
ноги и руки; а это в то время мне казалось очень стыдно.
Я несколько раз просыпался ночью, боясь проспать утро, и в шестом часу уж
был на
ногах. В окнах едва брезжилось. Я надел свое платье и сапоги, которые, скомканные и нечищенные, лежали у постели, потому что Николай еще не успел убрать, и, не молясь богу, не умываясь, вышел в первый раз в жизни один на улицу.
И долго после этого молчал и сидел недвижно, только изредка поправляя полу армяка, которая все выбивалась из-под его полосатой
ноги, прыгавшей в большом сапоге на подножке калибера. Я уже думал, что и он думает про меня то же, что духовник, — то
есть, что такого прекрасного молодого человека, как я, другого нет на свете; но он вдруг обратился ко мне...
Я хотел уже перестать и только посмотреться с трубкой в зеркало, как, к удивлению моему, зашатался на
ногах; комната дошла кругом, и, взглянув в зеркало, к которому я с трудом подошел, я увидел, что лицо мое
было бледно, как полотно.
Когда я встал с места, я заметил, что голова у меня немного кружилась, и
ноги шли, и руки
были в естественном положении только тогда, когда я об них пристально думал.
Видно
было, что
ноги его больше никогда у меня не
будет.
Я знал, что для того, чтобы встать и уйти, я должен
буду думать о том, куда поставить
ногу, что сделать с головой, что с рукой; одним словом, я чувствовал почти то же самое, что и вчера, когда
выпил полбутылки шампанского.
Кое-как сделав страшное усилие над собою, я встал, но уже не
был в состоянии поклониться, и выходя, провожаемый взглядами соболезнования матери и дочери, зацепил за стул, который вовсе не стоял на моей дороге, — но зацепил потому, что все внимание мое
было устремлено на то, чтобы не зацепить за ковер, который
был под
ногами.
«Ну, уж как папа хочет, — пробормотал я сам себе, садясь в дрожки, — а моя
нога больше не
будет здесь никогда; эта нюня плачет, на меня глядя, точно я несчастный какой-нибудь, а Ивин, свинья, не кланяется; я же ему задам…» Чем это я хотел задать ему, я решительно не знаю, но так это пришлось к слову.
Главным из этих признаков, кроме убранства комнаты, печатки, почерка, экипажа,
были ноги.
Сапоги без каблука с угловатым носком и концы панталон узкие, без штрипок, — это
был простой; сапог с узким круглым носком и каблуком и панталоны узкие внизу, со штрипками, облегающие
ногу, или широкие, со штрипками, как балдахин стоящие над носком, — это
был человек mauvais genre, [дурного тона (фр.).] и т. п.
Когда на небе
были утренние серые тучки и я озябал после купанья, я часто без дороги отправлялся ходить по полям и лесам, с наслаждением сквозь сапоги промачивая
ноги по свежей росе.
Ноги, даже выше колен, насквозь мокры, в голове какой-нибудь ужаснейший вздор (твердишь тысячу раз сряду мысленно: и-и-и по-оо-о двад-ца-а-ать и-и-и по семь), руки и
ноги сквозь промоченные панталоны обожжены крапивой, голову уже начинают печь прорывающиеся в чащу прямые лучи солнца,
есть уже давно не хочется, а все сидишь в чаще, поглядываешь, послушиваешь, подумываешь и машинально обрываешь и глотаешь лучшие ягоды.
— Так ты возьмись за это дело (они
были на «ты», как товарищи по Дерптскому университету), — и Фрост, делая большие шаги своими выгнутыми мускулистыми
ногами, стал переходить из гостиной в буфет, из буфета в гостиную, и скоро на столе оказалась большая суповая чаша с стоящей на ней десятифунтовой головкой сахару посредством трех перекрещенных студенческих шпаг.
Не помню, как и что следовало одно за другим, но помню, что в этот вечер я ужасно любил дерптского студента и Фроста, учил наизусть немецкую песню и обоих их целовал в сладкие губы; помню тоже, что в этот вечер я ненавидел дерптского студента и хотел пустить в него стулом, но удержался; помню, что, кроме того чувства неповиновения всех членов, которое я испытал и в день обеда у Яра, у меня в этот вечер так болела и кружилась голова, что я ужасно боялся умереть сию же минуту; помню тоже, что мы зачем-то все сели на пол, махали руками, подражая движению веслами,
пели «Вниз по матушке по Волге» и что я в это время думал о том, что этого вовсе не нужно
было делать; помню еще, что я, лежа на полу, цепляясь
нога за
ногу, боролся по-цыгански, кому-то свихнул шею и подумал, что этого не случилось бы, ежели бы он не
был пьян; помню еще, что ужинали и
пили что-то другое, что я выходил на двор освежиться, и моей голове
было холодно, и что, уезжая, я заметил, что
было ужасно темно, что подножка пролетки сделалась покатая и скользкая и за Кузьму нельзя
было держаться, потому что он сделался слаб и качался, как тряпка; но помню главное: что в продолжение всего этого вечера я беспрестанно чувствовал, что я очень глупо делаю, притворяясь, будто бы мне очень весело, будто бы я люблю очень много
пить и будто бы я и не думал
быть пьяным, и беспрестанно чувствовал, что и другие очень глупо делают, притворяясь в том же.
Одна плаксивая Любочка, с ее гусиными
ногами и нехитрыми разговорами, полюбила мачеху и весьма наивно и иногда неловко старалась сблизить ее со всем нашим семейством; зато и единственное лицо во всем мире, к которому, кроме ее страстной любви к папа, Авдотья Васильевна имела хоть каплю привязанности,
была Любочка.
Подлец, свинья, употребляемые ими в ласкательном смысле, только коробили меня и мне подавали повод к внутреннему подсмеиванию, но эти слова не оскорбляли их и не мешали им
быть между собой на самой искренней дружеской
ноге.
— Здорово, Семенов, — сказал он одному рекруту с таким же бритым лбом, как и другие, который, в толстом солдатском белье и в серой шинели внакидку, сидел с
ногами на нарах и, разговаривая с другим рекрутом,
ел что-то.