Неточные совпадения
Василий Андреич, может быть, выторговал бы и еще, так как лес находился в его округе, и между ним и деревенскими уездными купцами уже давно был установлен порядок, по которому один купец
не повышал цены в округе другого, но Василий Андреич
узнал,
что губернские лесоторговцы хотели ехать торговать Горячкинскую рощу, и он решил тотчас же ехать и покончить дело с помещиком.
—
Что ж я, иль дороги
не знаю,
что мне беспременно провожатого нужно? — проговорил Василий Андреич с тем неестественным напряжением губ, с которым он обыкновенно говорил с продавцами и покупателями, с особенной отчетливостью выговаривая каждый слог.
Никита видел,
что со стороны черневшегося чего-то неслись сухие продолговатые листья лозины, и потому
знал,
что это
не лес, а жилье, но
не хотел говорить.
Проехав опять улицей по накатанной и черневшей кое-где свежим навозом дороге и миновав двор с бельем, у которого белая рубаха уже сорвалась и висела на одном мерзлом рукаве, они опять выехали к страшно гудевшим лозинам и опять очутились в открытом поле. Метель
не только
не стихала, но, казалось, еще усилилась. Дорога вся была заметена, и можно было
знать,
что не сбился, только по вешкам. Но и вешки впереди трудно было рассматривать, потому
что ветер был встречный.
— Только
не говорить! — приговаривал Никита. — Вишь,
что делает! Иди, иди
знай! Так, так.
Петруха же и
не думал об опасности: он так
знал дорогу и всю местность, а кроме того, стишок о том,
что «вихри снежные крутять», бодрил его тем,
что совершенно выражал то,
что происходило на дворе. Никите же вовсе
не хотелось ехать, но он уже давно привык
не иметь своей воли и служить другим, так
что никто
не удержал отъезжающих.
«Должен сейчас быть лес», — думал Василий Андреич и, возбужденный вином и чаем,
не останавливаясь, потрогивал вожжами, и покорное, доброе животное слушалось и то иноходью, то небольшою рысцой бежало туда, куда его посылали, хотя и
знало,
что его посылают совсем
не туда, куда надо.
Василий Андреич в глубине души
знал,
что не может быть еще утро, но он всё сильнее и сильнее начинал робеть и хотел в одно и то же время и проверить и обмануть себя.
И, прислушиваясь к своему ощущению, он чувствовал,
что начинал дрожать, сам
не зная, отчего он дрожит — от холода или от страха.
«А, чорт тебя дери, проклятая, провались ты!» — обругал он сам
не зная кого и швырнул смятую папироску. Хотел швырнуть и спичечницу, но остановил движение руки и сунул ее в карман. На него нашло такое беспокойство,
что он
не мог больше оставаться на месте. Он вылез из саней и, став задом к ветру, начал туго и низко вновь перепоясываться.
Хотя ему еще было тепло от выпитого чая и оттого,
что он много двигался, лазяя по сугробам, он
знал,
что тепла этого хватит
не надолго, а
что согреваться движением он уже будет
не в силах, потому
что чувствовал себя так же усталым, как чувствует себя лошадь, когда она становится,
не может, несмотря ни на какой кнут, итти дальше, и хозяин видит,
что надо кормить, чтобы она вновь могла работать.
Не особенно же страшна была эта мысль потому,
что, кроме тех хозяев, как Василий Андреич, которым он служил здесь, он чувствовал себя всегда в этой жизни в зависимости от главного хозяина, того, который послал его в эту жизнь, и
знал,
что и умирая он останется во власти этого же хозяина, а
что хозяин этот
не обидит.
Раз ему показалось,
что он слышит лай собак или вой волков, но звуки эти были так слабы и неопределенны,
что он
не знал, слышит ли он
что, или это только чудится ему, и он, остановившись, стал напряженно прислушиваться.
И он вспоминает про деньги, про лавку, дом, покупки, продажи и миллионы Мироновых; ему трудно понять, зачем этот человек, которого звали Василием Брехуновым, занимался всем тем,
чем он занимался. «
Что ж, ведь он
не знал, в
чем дело, — думает он про Василья Брехунова. —
Не знал, так теперь
знаю. Теперь уж без ошибки. Теперь
знаю». И опять слышит он зов того, кто уже окликал его. «Иду, иду!» — радостно, умиленно говорит всё существо его. И он чувствует,
что он свободен, и ничто уж больше
не держит его.
Неточные совпадения
Добчинский. При мне-с
не имеется, потому
что деньги мои, если изволите
знать, положены в приказ общественного призрения.
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет!
Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать
не куды пошло!
Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в
чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Хлестаков. Право,
не знаю. Ведь мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я
не могу жить без Петербурга. За
что ж, в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь
не те потребности; душа моя жаждет просвещения.
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я
не хочу после… Мне только одно слово:
что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и
не узнали! А все проклятое кокетство; услышала,
что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает,
что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Как бы, я воображаю, все переполошились: «Кто такой,
что такое?» А лакей входит (вытягиваясь и представляя лакея):«Иван Александрович Хлестаков из Петербурга, прикажете принять?» Они, пентюхи, и
не знают,
что такое значит «прикажете принять».