С самого начала болезни,
с того времени, как Иван Ильич в первый раз поехал к доктору, его жизнь разделилась на два противоположные настроения, сменявшие одно другое: то было отчаяние и ожидание непонятной и ужасной смерти, то была надежда и исполненное интереса наблюдение за деятельностью своего тела. То перед глазами была одна почка или кишка, которая на время отклонилась от исполнения своих обязанностей, то была одна непонятная ужасная смерть, от которой ничем нельзя избавиться.
Неточные совпадения
Самый процесс женитьбы и первое
время брачной жизни,
с супружескими ласками, новой мебелью, новой посудой, новым бельем, до беременности жены прошло очень хорошо, так что Иван Ильич начинал уже думать, что женитьба не только не нарушит
того характера жизни легкой, приятной, веселой и всегда приличной и одобряемой обществом, который Иван Ильич считал свойственным жизни вообще, но еще усугубит его.
Цель его состояла в
том, чтобы всё больше и больше освобождать себя от этих неприятностей и придать им характер безвредности и приличия; и он достигал этого
тем, что он всё меньше и меньше проводил
время с семьею, а когда был вынужден это делать,
то старался обеспечивать свое положение присутствием посторонних лиц.
Бывало, в это последнее
время он войдет в гостиную, убранную им, — в
ту гостиную, где он упал, для которой он — как ему ядовито смешно было думать, — для устройства которой он пожертвовал жизнью, потому что он знал, что болезнь его началась
с этого ушиба, — он входил и видел, что на лакированном столе был рубец, прорезанный чем-то.
И чем дальше от детства, чем ближе к настоящему,
тем ничтожнее и сомнительнее были радости. Начиналось это
с Правоведения. Там было еще кое-что истинно хорошее: там было веселье, там была дружба, там были надежды. Но в высших классах уже были реже эти хорошие минуты. Потом, во
время первой службы у губернатора, опять появились хорошие минуты: это были воспоминания о любви к женщине. Потом всё это смешалось, и еще меньше стало хорошего. Далее еще меньше хорошего и что дальше,
то меньше.
Прошло еще две недели. Иван Ильич уже не вставал
с дивана. Он не хотел лежать в постели и лежал на диване. И, лежа почти всё
время лицом к стене, он одиноко страдал всё
те же не разрешающиеся страдания и одиноко думал всё
ту же неразрешающуюся думу. Что это? Неужели правда, что смерть? И внутренний голос отвечал: да, правда. Зачем эти муки? И голос отвечал: а так, ни зачем. Дальше и кроме этого ничего не было.
Вспоминал ли Иван Ильич о вареном черносливе, который ему предлагали есть нынче, он вспоминал о сыром сморщенном французском черносливе в детстве, об особенном вкусе его и обилии слюны, когда дело доходило до косточки, и рядом
с этим воспоминанием вкуса возникал целый ряд воспоминаний
того времени: няня, брат, игрушки.
В это самое
время Иван Ильич провалился, увидал свет, и ему открылось, что жизнь его была не
то, что надо, но что это можно еще поправить. Он спросил себя: что же «
то», и затих, прислушиваясь. Тут он почувствовал, что руку его целует кто-то. Он открыл глаза и взглянул на сына. Ему стало жалко его. Жена подошла к нему. Он взглянул на нее. Она
с открытым ртом и
с неотертыми слезами на носу и щеке,
с отчаянным выражением смотрела на него. Ему жалко стало ее.
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в
то же
время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит
с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это
время дверь обрывается и подслушивавший
с другой стороны Бобчинский летит вместе
с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Артемий Филиппович. Не смея беспокоить своим присутствием, отнимать
времени, определенного на священные обязанности… (Раскланивается
с тем, чтобы уйти.)
Я, кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали таких тюфяков и перин? даже вспотел. Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком: в голове до сих пор стучит. Здесь, как я вижу, можно
с приятностию проводить
время. Я люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится, если мне угождают от чистого сердца, а не
то чтобы из интереса. А дочка городничего очень недурна, да и матушка такая, что еще можно бы… Нет, я не знаю, а мне, право, нравится такая жизнь.
Жена его
тем временем //
С иконами возилася, // А тут изба и рухнула — // Так оплошал Яким!
Пришел солдат
с медалями, // Чуть жив, а выпить хочется: // — Я счастлив! — говорит. // «Ну, открывай, старинушка, // В чем счастие солдатское? // Да не таись, смотри!» // — А в
том, во-первых, счастие, // Что в двадцати сражениях // Я был, а не убит! // А во-вторых, важней
того, // Я и во
время мирное // Ходил ни сыт ни голоден, // А смерти не дался! // А в-третьих — за провинности, // Великие и малые, // Нещадно бит я палками, // А хоть пощупай — жив!