Если сказать, что птицы, лошади, собаки, обезьяны совсем чужие нам, то почему же не сказать, что и дикие, черные и желтые люди чужие нам? А если признать таких людей чужими, то с таким же правом могут черные и желтые люди признать чужими белых. Кто же ближний? На это есть только один ответ: не спрашивай, кто ближний, а делай всему
живому то, что хочешь, чтобы тебе делали.
Неточные совпадения
30) Для человека, понимающего свою жизнь так, как она только и может быть понимаема, всё большим и большим соединением своей души со всем
живым любовью и сознанием своей божественности — с богом, достигаемым только усилием в настоящем, не может быть вопроса о
том, что будет с его душою после смерти тела. Душа не была и не будет, а всегда естьв настоящем. О
том же, как будет сознавать себя душа после смерти тела, не дано знать человеку, да и не нужно ему.
Не дано знать этого человеку для
того, чтобы он душевные силы свои напрягал не на заботу о положении своей отдельной души в воображаемом другом, будущем мире, а только на достижение в этом мире, сейчас, вполне определенного и ничем не нарушаемого блага соединения со всеми
живыми существами и с богом.
Христос великий учитель. Он проповедовал истинную всеобщую религию любви к богу и человеку. Но не надо думать, что у бога не могут быть такие же и даже еще более великие учителя. Если мы будем думать так, мы этим не уменьшим величия Христа, а только признаем величие бога. Если же мы будем думать, что после Христа бог уже не будет больше прямо открываться людям,
то с новыми великими учителями, когда они придут, случится
то же, что было с Христом: побьют
живого пророка для
того, чтобы боготворить умершего.
Все
живые существа телами своими отделены друг от друга, но
то, что дает им жизнь — одно и
то же во всех.
Чем больше живет человек для души,
тем ближе он чувствует себя со всеми
живыми существами. Живи для тела, и ты один среди чужих; живи для души, и тебе все родня.
Всё
живое хочет
того же, чего и ты; пойми же самого себя во всяком
живом существе.
Жалость ко всему
живому нужнее всего для
того, чтобы подвигаться в добродетели. Кто жалостлив,
тот и не обидит, и не оскорбит, и простит. Добрый человек не может быть нежалостлив. А если человек несправедлив и зол,
то такой человек наверное нежалостлив. Без жалости ко всему
живому не может быть добродетели.
Отчего нам бывает хорошо на душе после всякого дела любви? А оттого, что всякое такое дело утверждает нас в
том, что наше истинное «я» не в одной нашей личности, а во всем
живом.
Сознавая в своем отдельном теле духовное и нераздельное существо — бога и видя
того же бога во всем
живом, человек спрашивает себя: для чего бог, существо духовное, единое и нераздельное, заключил себя в отдельные тела существ, и в меня и в тела отдельных существ? Для чего существо духовное и единое как бы разделилось само в себе? Для чего духовное и нераздельное стало отдельным и телесным? Для чего бессмертное связало себя с смертным?
Римский мудрец Сенека говорил, что всё, что мы видим, всё
живое, всё это — одно тело: мы все, как руки, ноги, желудок, кости, — члены этого тела. Мы все одинаково родились, все мы одинаково желаем себе добра, все мы знаем, что нам лучше помогать друг другу, чем губить друг друга, и во всех нас заложена одна и
та же любовь друг к другу. Мы, как камни, сложены в такой свод, что все сейчас же погибнем, если не будем поддерживать друг друга.
По учению буддистов, есть пять главных заповедей. Первая: не убивай умышленно никакое
живое существо. Вторая: не присваивай себе
то, что другой человек считает своей собственностью.
Если люди думают, что можно в этой жизни освободиться от грехов,
то они очень ошибаются. Человек может быть более или менее грешен, но никогда не может быть безгрешен. Не может
живой человек быть безгрешен потому, что в освобождении от грехов вся жизнь человеческая, и только в этом освобождении и истинное благо жизни.
Безгрешно
то, в чем нет сознания единого с богом и со всем
живым духа. От этого безгрешно животное, растение.
Греческий мудрец Пифагор не ел мяса. Когда у Плутарха, греческого писателя, писавшего жизнь Пифагора, спрашивали, почему и зачем Пифагор не ел мяса, Плутарх отвечал, что его не
то удивляет, что Пифагор не ел мяса, а удивляет
то, что еще теперь люди, которые могут сытно питаться зернами, овощами и плодами, ловят
живые существа, режут их и едят.
Один случай из его опыта научит его большему, чем какого-нибудь ученого тысячи случаев, которые он знает, но хорошенько не понимает, потому что малое знание
того неученого —
живое.
Проваливается от землетрясения именно
то место, на котором стоит Лиссабон или Верный, и зарываются
живыми в землю и умирают в страшных страданиях ничем не виноватые люди.
Ведь ни один работник не стал бы жить у хозяина, который, нанимая работника, выговорил бы себе право всякий раз, как это ему вздумается, жарить этого работника
живым на медленном огне, или с
живого сдирать кожу, или вытягивать жилы и вообще делать все
те ужасы, которые он на глазах нанимающегося, без всякого объяснения и причины, проделывает над своими работниками.
Неточные совпадения
Осип (выходит и говорит за сценой).Эй, послушай, брат! Отнесешь письмо на почту, и скажи почтмейстеру, чтоб он принял без денег; да скажи, чтоб сейчас привели к барину самую лучшую тройку, курьерскую; а прогону, скажи, барин не плотит: прогон, мол, скажи, казенный. Да чтоб все
живее, а не
то, мол, барин сердится. Стой, еще письмо не готово.
Крестьяне рассмеялися // И рассказали барину, // Каков мужик Яким. // Яким, старик убогонький, //
Живал когда-то в Питере, // Да угодил в тюрьму: // С купцом тягаться вздумалось! // Как липочка ободранный, // Вернулся он на родину // И за соху взялся. // С
тех пор лет тридцать жарится // На полосе под солнышком, // Под бороной спасается // От частого дождя, // Живет — с сохою возится, // А смерть придет Якимушке — // Как ком земли отвалится, // Что на сохе присох…
Вспомнив об Алексее Александровиче, она тотчас с необыкновенною живостью представила себе его как
живого пред собой, с его кроткими, безжизненными, потухшими глазами, синими жилами на белых руках, интонациями и треском пальцев и, вспомнив
то чувство, которое было между ними и которое тоже называлось любовью, вздрогнула от отвращения.
Они не знают, как он восемь лет душил мою жизнь, душил всё, что было во мне
живого, что он ни разу и не подумал о
том, что я
живая женщина, которой нужна любовь.
«Не может быть, чтоб это страшное тело был брат Николай», подумал Левин. Но он подошел ближе, увидал лицо, и сомнение уже стало невозможно. Несмотря на страшное изменение лица, Левину стòило взглянуть в эти
живые поднявшиеся на входившего глаза, заметить легкое движение рта под слипшимися усами, чтобы понять
ту страшную истину, что это мертвое тело было
живой брат.