Неточные совпадения
Кто-то подходит к двери. Я спрашиваю: Кто там? Отвечают: — Я. — Кто я? — Да я, — отвечает тот, кто пришел. А пришел крестьянский мальчик. Он удивляется тому, что можно спрашивать о том, кто это я. Он удивляется потому, что
чувствует в себе то единое духовное существо, которое одно во всех, и потому удивляется тому, что можно спрашивать о том, что должно
быть известно всякому. Он отвечает о духовном я, я же спрашиваю о том окошке, через которое смотрит это я.
Если только человек станет точно повиноваться этому голосу, примет его в себя так, что не
будет в мыслях отделять себя от него, он
почувствует, что этот голос и он одно и то же.
Человек может всякую минуту спросить себя, что я такое и что я сейчас делаю, думаю,
чувствую, и может ответить себе: сейчас я делаю, думаю,
чувствую то-то и то-то. Но если человек спросит себя: что же такое то, что во мне сознает то, что я делаю, думаю,
чувствую? — то он ничего не может ответить другого, как только то, что это сознание себя. Вот это-то сознание себя и
есть то, что мы называем душою.
И правда, что этого не может
быть. Как ни странно это, я
чувствую, знаю, что
есть связь между мною и всеми людьми мира, и живыми, и умершими.
То, что во всех нас, людях,
есть одно и то же, мы все живо
чувствуем; то, что это одно и то же
есть и в животных, мы уже не так живо
чувствуем. Еще менее
чувствуем это в насекомых. Но стоит вдуматься в жизнь и этих мелких тварей, и
почувствуешь, что то же самое живет и в них.
Основа всякой веры в том, что, кроме того, что мы видим и
чувствуем в своих телах и телах других существ,
есть еще то, что невидимо, бестелесно, дает жизнь нам и всему видимому и телесному.
Но как только человек подумает об этом поглубже или узнает о том, что думали об этом мудрые люди мира, он узнает, что это что-то, от чего люди
чувствуют себя отделенными, не
есть тот вещественный мир, который тянется во все стороны без конца по месту, а также и без конца по времени, а
есть что-то другое.
Если человек поглубже подумает об этом и узнает, что думали об этом же мудрые люди мира, он поймет, что вещественный мир, который никогда не начался и никогда не кончится и которому нет и не может
быть предела во все стороны, не
есть что-либо действительное, а
есть только наша мечта, и что поэтому-то что-то, от чего мы
чувствуем себя отделенными,
есть нечто, не имеющее ни начала, ни конца ни по времени, ни по месту, а
есть нечто невещественное, духовное.
Человек не может не
чувствовать, что его жизнью что-то делается, что он чье-то орудие. А если он орудие чье-то, то
есть и тот, кто работает этим орудием. Вот этот тот, кто им работает, и
есть бог.
Тяжело бывает человеку знать про свои грехи, но и зато большая радость
чувствовать, что освобождаешься от них. Не
было бы ночи, мы не радовались бы свету солнца. Не
было бы греха, не знал бы человек радости праведности.
Человек обидел тебя, ты рассердился на него. Дело прошло. Но в сердце у тебя засела злоба на этого человека, и когда ты думаешь о нем, ты злишься. Как будто дьявол, который стоит всегда у двери твоего сердца, воспользовался тем часом, когда ты
почувствовал к человеку злобу, и открыл эту дверь, вскочил в твое сердце и сидит в нем хозяином. Выгони его. И вперед
будь осторожнее, не отворяй той двери, через которую он входит.
Когда сердишься на кого-нибудь, то обыкновенно ищешь оправданий своему сердцу и стараешься видеть только дурное в том, на кого сердишься. И этим усиливаешь свое недоброжелательство. А надо совсем напротив: чем больше сердишься, тем внимательнее искать всего того хорошего, что
есть в том, на кого сердишься, и если удастся найти хорошее в человеке и полюбить его, то не только ослабишь свое сердце, но и
почувствуешь особенную радость.
Для того, чтобы общение с людьми не
было страданием для тебя и для них, не вступай в общение с людьми, если не
чувствуешь любви к ним.
Древний раб знал, что он раб от природы, а наш рабочий,
чувствуя себя рабом, знает, что ему не надо
быть рабом, и потому, вечно желая и не получая того, что не только могло, но должно бы
быть, он несравненно больше страдает.
Если бы
был поставлен вопрос, как сделать так, чтобы человек совершенно освободил себя от нравственной ответственности и делал бы самые дурные дела, не
чувствуя себя виноватым, то нельзя придумать для этого более действительного средства, как суеверие о том, что насилие может содействовать благу людей.
Наука — это пища для ума. И эта пища для ума может
быть так же вредна, как и пища телесная, если она не чиста, подслащена и если принимаешь ее не в меру. Так что и умственной пищи можно переесть и заболеть от нее. Для того, чтобы этого не
было, надо так же, как в телесной пище, принимать ее только тогда, когда голоден, когда
чувствуешь необходимость узнать, — только тогда, когда знание нужно для души.
Нет никакого нравственного закона, если я не могу исполнить его. Люди говорят: мы рождены себялюбцами, скупыми, похотливыми, и не можем
быть иными. Нет, мы можем. Первое дело — сердцем
почувствовать, кто мы такие и чем мы должны
быть, а второе — делать усилия для того, чтобы приблизиться к тому, чем мы должны
быть.
Правда, одна ласточка не делает весны. Но неужели оттого, что одна ласточка не делает весны, не лететь той ласточке, которая уже
чувствует весну, а дожидаться? Если так дожидаться каждой почке и травке, то весны никогда не
будет. Также и нам для установления царства божия не надо думать о том, первая ли я или тысячная ласточка, а сейчас же, хотя бы одному,
чувствуя приближение царства божия, делать то, что нужно для его осуществления.
Человек закричал бы от боли, если бы, не работая,
почувствовал в мышцах ту боль, которую он, не замечая ее, испытывает при работе. Точно так же и человек, не работающий духовную работу над своим внутренним миром, испытывает мучительную боль от тех невзгод, которые, не замечая их, переносит человек, полагающий главное дело жизни в усилии для освобождения себя от грехов, соблазнов и суеверий, то
есть в нравственном совершенствовании.
Не судите, да не судимы
будете. Ибо каким судом судите, таким
будете судимы; а какою мерою мерите, такою и вам
будут мерить. И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не
чувствуешь? Или, как скажешь брату твоему: дай я выну сучок из глаза твоего; а вот в твоем глазе бревно? Лицемер, вынь прежде бревно из твоего глаза, и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего.
По учению Христа, как виноградари, живя в саду, не ими обработанном, должны понимать и
чувствовать, что они в неоплатном долгу перед хозяином, так точно и люди должны понимать и
чувствовать, что со дня рождения и до смерти они всегда в неоплатном долгу перед кем-то, перед жившими до них, теперь живущими и имеющими жить, и перед тем, что
было,
есть и
будет началом всего.
Мне противна моя жизнь; я
чувствую, что весь в грехах. — только вылезу из одного, попадаю в другой. Как мне хоть сколько-нибудь исправить свою жизнь? Одно
есть самое действительное средство: признать свою жизнь в духе, а не в теле, не участвовать в гадких делах телесной жизни. Только пожелай всей душой этого, и ты увидишь, как сейчас же сама собой станет исправляться твоя жизнь. Она
была дурная только оттого, что ты своей духовной жизнью служил телесной жизни.
Человек, считающий себя хозяином своей жизни, не бывает смиренен, потому что думает, что он ничем ни перед кем не обязан. Человек же, полагающий свое назначение в служении богу, не может не
быть смиренен, потому что постоянно
чувствует себя далеко не исполнившим всех своих обязанностей.
Если человек стремится к богу, то он никогда не может
быть доволен собою. Сколько бы он ни подвинулся, он
чувствует себя всегда одинаково удаленным от совершенства, так как совершенство бесконечно.
А любя только себя, такой человек хочет
быть великим и видит, что он маленький, хочет
быть важным, а
чувствует, что он ничтожен, хочет
быть хорошим, а знает, что он дурен.
Когда мы
чувствуем себя всего слабее телом, мы можем
быть всего сильнее духом.
Будь что
будет, если
чувствуешь спокойствие совести, если
чувствуешь, что делаешь то, чего требует от тебя твоя духовная сущность.
То самое, что огорчает нас и кажется нам тем, что мешает нам исполнить наше дело жизни, то самое и
есть наше дело жизни. Тебя мучат бедность, болезнь, клевета, унижение. Стоит тебе только пожалеть себя, и ты
почувствуешь себя несчастнейшим из несчастных. Но стоит только понять, что то дело жизни, которое ты призван делать, состоит именно в том, чтобы в бедности, болезни, унижении прожить наилучшим образом, и тотчас же вместо уныния и отчаяния ты
почувствуешь бодрость и уверенность.
Когда
чувствуешь себя несчастным, вспомни о несчастиях других и о том, что могло бы
быть еще хуже. Вспомни еще, чем ты виноват
был прежде и теперь виноват; а самое главное, помни то, что то, что ты называешь несчастием,
есть то, что послано тебе для твоего испытания, для того, чтобы ты выучился покорно и любовно переносить несчастие, для того, чтобы ты благодаря этому несчастию стал лучше. А в том, чтобы становиться лучше, всё дело твоей жизни.
Разумный, доживший до глубокой старости человек,
чувствуя, что он теперь не может сделать телесными силами и сотой доли того, что он делал в 30 лет, так же мало огорчается этим, так же мало замечает это, как он,
будучи 30 лет, не огорчался и не замечал того, что он уже не может делать того, что делал в детстве.
Никто не может похвалиться тем, что он знает то, что
есть бог и будущая жизнь. Я не могу сказать, что знаю несомненно, что
есть бог и мое бессмертие, но я должен сказать, что я
чувствую и то, что
есть бог, и то, что мое я бессмертно. Это значит, что вера моя в бога и другой мир так связаны с моей природой, что вера эта не может
быть отделена от меня.
Только тогда и радостно умирать, когда устанешь от своей отделенности от мира, когда
почувствуешь весь ужас отделенности и радость если не соединения со всем, то хотя бы выхода из тюрьмы здешней отделенности, где только изредка общаешься с людьми перелетающими искрами любви. Так хочется сказать: — Довольно этой клетки. Дай другого, более свойственного моей душе, отношения к миру. — И я знаю, что смерть даст мне его. А меня в виде утешения уверяют, что и там я
буду личностью.
Быть счастливым, иметь жизнь вечную,
быть в боге,
быть спасенным — всё это одно и то же: это — решение задачи жизни. И благо это растет, человек
чувствует всё более сильное и глубокое овладевание небесной радостью. И благу этому нет границ, потому что благо это
есть свобода, всемогущество, полное удовлетворение всех желаний.
Если кто говорит, что, делая добро, он
чувствует себя несчастным, то это означает только то, что то, что он считает добром, не
есть добро.