Неточные совпадения
28) Усилия самоотречения, смирения и правдивости, уничтожая в человеке препятствия к соединению любовью его души с другими существами и
богом, дают ему всегда доступное ему благо, и потому то, что представляется человеку злом, есть только указание того, что человек ложно понимает свою жизнь и не делает того, что дает ему свойственное ему благо. Зла
нет.
29) Точно так же и то, что представляется человеку смертью, есть только для тех людей, которые полагают свою жизнь во времени. Для людей же, понимающих жизнь в том, в чем она действительно заключается, в усилии, совершаемом человеком в настоящем для освобождения себя от всего того, что препятствует его соединению с
богом и другими существами,
нет и не может быть смерти.
Нет бога для того, кто не знает его в себе.
Человеку нужно любить, а любить по-настоящему можно только то, в чем
нет ничего дурного. И потому должно быть и то, в чем
нет ничего дурного. А такое существо, в котором
нет ничего дурного, и есть только одно:
бог.
Если человек и не знает, что он дышит воздухом, он знает, что когда он задыхается, у него чего-то
нет такого, без чего он жить не может. То же бывает и с человеком, когда он потеряет
бога, хотя он и не знает, отчего страдает.
Нельзя разумом понять, что есть
бог и что есть душа в человеке; и также нельзя понять того, что
нет бога и что
нет души в человеке.
Если глаза твои слепнут от солнца, то ты не говоришь, что
нет солнца. Не скажешь ты и того, что
нет бога оттого, что твой разум путается и теряется, когда ты хочешь понять начало и причину всего.
Но они неправы, когда говорят, что
нет бога.
Я признаю, что может случиться, что люди и хитрые проделки людей могут на время убедить людей, что
нет бога, но такое безбожие не может продолжаться.
Думать, что
нет бога, это, по учению Лао-Тсе, всё равно, что верить в то, что если дуешь мехом, то дух идет из меха, а не из воздуха, и что мех мог бы дуть и там, где не было бы воздуха.
Когда люди, живя дурной жизнью, говорят, что
нет бога, они правы:
бог есть только для тех, кто глядит в его сторону и приближается к нему. Для того же, кто отвернулся от него и идет прочь от него,
нет и не может быть
бога.
Можно не называть
бога, не говорить этого слова, но не признавать его нельзя. Ничего
нет, если его
нет.
Нет бога только для того, кто не ищет его. Ищи его, и он откроется тебе.
Если войдет тебе в голову мысль о том, что всё, что ты думал о
боге, неправда, что
нет бога, — не смущайся этим, а знай, что это было и бывает со всеми людьми. Но не думай только того, что если ты перестал верить в того
бога, в которого ты верил, то это сделалось оттого, что
нет бога. Если ты не веришь в того
бога, в которого верил, то это только оттого, что в вере твоей было что-нибудь неправильное.
Доказывать, что есть
бог! Может ли быть что-нибудь глупее мысли — доказывать
бога. Доказывать
бога — всё равно, что доказывать свою жизнь. Доказывать кому? Чем? Для чего? Если
нет бога, то ничего
нет. Как же его доказывать?
Нет ничего радостнее того, как то, когда мы знаем, что люди любят нас. Но удивительное дело: для того, чтобы люди любили нас, надо не угождать им, а надо только приближаться к
богу. Только приближайся к
богу и не думай о людях, и люди полюбят тебя.
Безгрешно то, в чем
нет сознания единого с
богом и со всем живым духа. От этого безгрешно животное, растение.
Человек же сознает в себе в одно и то же время и животное и
бога, и потому не может быть безгрешным. Мы называем безгрешными детей, это — неверно. Ребенок не безгрешен. В нем меньше грехов, чем во взрослом, но уже есть грехи тела. Также не безгрешен человек самой святой жизни. В святом меньше грехов, но грехи есть — без грехов
нет жизни.
Называют одним и тем же словом любовь духовную — любовь к
богу и ближнему, и любовь плотскую мужчины к женщине или женщины к мужчине. Это большая ошибка.
Нет ничего общего между этими двумя чувствами. Первое — духовная любовь к
богу и ближнему — есть голос
бога, второе — половая любовь между мужчиной и женщиной — голос животного.
Помилуй
бог притворяться, что любишь и жалеешь, когда не любишь и не жалеешь. Это хуже ненависти. Но избави
бог не уловить и не раздуть в себе искру жалости и божеской любви к врагу, когда
бог посылает тебе ее. Ведь драгоценнее этого ничего
нет.
Ничего
нет, кроме того, что положение народов становится всё хуже и хуже. И всё же насилие остается
богом толпы. Перед его залитым запекшейся кровью алтарем человечество как будто порешило преклоняться вовеки под звук барабана, иод грохот орудий и под стон окровавленного человечества.
Выгода служения
богу перед служением людям та, что перед людьми невольно хочешь выказаться в лучшем свете и огорчаешься, когда тебя выставляют в дурном. Перед
богом ничего этого
нет. Он знает тебя, каков ты, и перед ним никто тебя ни восхвалить, ни оклеветать не может, так что тебе перед ним не нужно казаться, а нужно только быть хорошим.
Надо приучать себя жить так, чтобы не думать о людском мнении, чтобы не желать даже любви людской, а жить только для исполнения закона своей жизни, воли
бога. При такой одинокой, с одним
богом жизни, правда,
нет уж побуждений к добрым поступкам ради славы людской, но зато устанавливается в душе такая свобода, такое спокойствие, такое постоянство и такое твердое сознание верности пути, которых никогда не узнает тот, кто живет для славы людской.
Между тунгусским шаманом и европейским управляющим церковью — прелатом или (взяв для примера простых людей) между совершенно грубым, чувственным вогулом, который поутру кладет себе на голову лапу медвежьей шкуры, приговаривая молитву: не убий меня, и утонченным пуританином и индепендентом в Коннектикуте, хотя и есть разница в приемах,
нет разницы в основах их веры, так как они оба принадлежат к одному и тому же разряду людей, которые полагают свое служение
богу не в том, чтобы становиться лучше, а в вере или в исполнении известных произвольных постановлений.
Такое сверхъестественное воздействие человека на
бога возможно только в мысли и неразумно уже потому, что неизвестно, угодно ли или
нет богу такие действия.
Один доказывает нам, что
нет тела, другой — что
нет души, третий — что между душой и телом
нет связи, четвертый — что человек животное, пятый — что
бог только зеркало.
Нет, это неправда. Есть твоя жизнь сейчас. Времени
нет, и сей час стòит сотен лет, если ты в сей час будешь жить с
богом.
Мудрая пословица говорит: «
Бог приходит к нам без звона». Это значит, что
нет перегородки между нами и бесконечностью,
нет стены между человеком — последствием и
богом — причиною. Стены приняты, — мы открыты, всем глубоким воздействиям божественных свойств. Только работа мысли держит открытым то отверстие, через которое мы сообщаемся с
богом.
Нет ничего важнее внутренней работы в одиночестве с
богом. Работа эта в том, чтобы останавливать себя в желании блага своей животной личности, напоминать себе бессмысленность телесной жизни. Только когда один с собой с
богом, и можно делать это. Когда с людьми, тогда уже поздно. Когда с людьми, то поступишь хорошо только тогда, когда заготовил способность самоотречения в уединении, в обществе с
богом.
Бог мною делает то, что ему нужно, а я горжусь. Всё равно как если бы камень, загораживающий проток ключа, гордился тем, что из него течет вода и что воду эту пьют люди и звери. Но, скажут, камень может гордиться тем, что он чист, не портит воду. И то неправда. Если он чист, то только потому, что та же вода обмыла и обмывает его. Ничего нашего
нет, всё божие.
Нет ничего сильнее смиренного человека, потому что смиренный человек, отказываясь от себя, дает место
богу.
Ложь закрывает от нас
бога и в нас самих и в людях, и потому
нет ничего дороже истины, возвращающей нас к любви к
богу и ближнему.
Да, у нас
нет бога! Законы
бога заменены принципом возможно большей выгоды.
Святость не в лесах, не на небе, не на земле, не в священных реках. Очисти себя, и ты увидишь его. Преврати твое тело в храм, откинь дурные мысли и созерцай
бога внутренним оком. Когда мы познаем его, мы познаем себя. Без личного опыта одно писание не уничтожит наших страхов, — так же как темнота не разгоняется написанным огнем. Какая бы ни была твоя вера и твои молитвы, пока в тебе
нет правды, ты не постигнешь пути блага. Тот, кто познает истину, тот родится снова.
Человек может избежать тех несчастий, которые посылаются ему
богом, но от тех несчастий, которые он сам себе делает дурной жизнью,
нет спасения.
Если же совсем заменятся мои мирские желания одним желанием — отдаться
богу, то и
нет для меня ничего, кроме жизни,
нет смерти.
И, конечно, если
нет бога и бессмертия, то понятно высказываемое людьми отвращение к жизни: оно вызывается в них существующим порядком или, скорее, беспорядком, — ужасным нравственным хаосом, как его следует назвать.
Какое же из двух предположений вероятнее? Разве можно допустить, чтобы нравственные существа — люди — были поставлены в необходимость справедливо проклинать существующий порядок мира, тогда как перед ними выход, разрешающий их противоречие? Они должны проклинать мир и день своего рождения, если
нет бога и будущей жизни. Если же, напротив, есть и то и другое, жизнь сама по себе становится благом и мир — местом нравственного совершенствования и бесконечного увеличения счастья и святости.
Быть счастливым, иметь жизнь вечную, быть в
боге, быть спасенным — всё это одно и то же: это — решение задачи жизни. И благо это растет, человек чувствует всё более сильное и глубокое овладевание небесной радостью. И благу этому
нет границ, потому что благо это есть свобода, всемогущество, полное удовлетворение всех желаний.
В положениях людей есть соединение злого и доброго, но в стремлениях людей
нет такого смешения: стремление бывает или злое — в исполнении воли своего животного существа, или доброе — в исполнении воли
бога. Отдайся человек первому стремлению, и он не может не быть несчастен; отдайся второму, и для него не может быть несчастья, — всё благо.
Если же
нет бога, то давайте сами жить так, чтобы нам было хорошо. Для того же, чтобы нам было хорошо, нам надо любить друг друга, надо, чтобы была любовь. А
бог и есть любовь, так что мы опять придем к
богу.
Разве возможно было бы всем людям жить в одной Америке или Иерусалиме, или жить в одно и то же время? Если бы счастие было в богатстве, или в здоровье, или в красоте, то ведь тогда все бедные, все старики, все больные, все некрасивые были бы несчастны. Неужели
бог лишил всех этих людей счастия?
Нет, благодарение
богу! Он трудное сделал ненужным, сделал так, что
нет счастия в богатстве,
нет его ни в чинах, ни в красоте тела. Счастие в одном — в доброй жизни, и это во власти каждого.