Неточные совпадения
Что-то подобное с древнейших времен рядом с
истинным знанием
людей происходит и по отношению к вопросу о
жизни.
«
Жизнь человека, как личности, стремящейся только к своему благу, среди бесконечного числа таких же личностей, уничтожающих друг друга и самих уничтожающихся, есть зло и бессмыслица, и
жизнь истинная не может быть такою».
С самых древних времен и в самых различных народах великие учителя человечества открывали
людям всё более и более ясные определения
жизни, разрешающие ее внутреннее противоречие, и указывали им
истинное благо и
истинную жизнь, свойственные
людям.
А так как положение в мире всех
людей одинаково, и потому одинаково для всякого
человека противоречие его стремления к своему личному благу и сознания невозможности его, то одинаковы, по существу, и все определения
истинного блага и потому
истинной жизни, открытые
людям величайшими умами человечества.
И те и другие лжеучители, несмотря на то, что учения и тех и других основаны на одном и том же грубом непонимании основного противоречия человеческой
жизни, всегда враждовали и враждуют между собой. Оба учения эти царствуют в нашем мире и, враждуя друг с другом, наполняют мир своими спорами, — этими самыми спорами скрывая от
людей те определения
жизни, открывающие путь к
истинному благу
людей, которые уже за тысячи лет даны человечеству.
То, что по этим суевериям жили и живут миллиарды
людей, потому что даже и в искаженном виде они дают
людям ответы на вопросы об
истинном благе
жизни, то, что учения эти не только разделяются, но служат основой мышления лучших
людей всех веков, а что теории, признаваемые книжниками, разделяются только ими самими, всегда оспариваются и не живут иногда и десятков лет, и забываются так же быстро, как возникают, не смущает их нисколько.
Да и зачем изучать тех
людей, которые разрешали сознаваемое разумным
человеком противоречие его
жизни и определяли
истинное благо и
жизнь людей?
Пробуждение
человека к его
истинной, свойственной ему
жизни происходит в нашем мире с таким болезненным напряжением только от того, что ложное учение мира старается убедить
людей в том, что призрак
жизни есть сама
жизнь и что проявление
истинной жизни есть нарушение ее.
С
людьми в нашем мире, вступающими в
истинную жизнь, случается нечто подобное тому, что бы было с девушкой, от которой были бы скрыты свойства женщины. Почувствовав признаки половой зрелости, такая девушка приняла бы то состояние, которое призывает ее к будущей семейной
жизни, с обязанностями и радостями матери, за болезненное и неестественное состояние, которое привело бы ее в отчаяние. Подобное же отчаяние испытывают
люди нашего мира при первых признаках пробуждения к
истинной человеческой
жизни.
Рассматривая во времени, наблюдая проявление
жизни в человеческом существе, мы видим, что
истинная жизнь всегда хранится в
человеке, как она хранится в зерне, и наступает время, когда
жизнь эта обнаруживается.
Обнаружение
истинной жизни состоит в том, что животная личность влечет
человека к своему благу, разумное же сознание показывает ему невозможность личного блага и указывает какое-то другое благо.
Человек начинает рожаться к
истинной человеческой
жизни.
Вместо того, чтобы изучать тот закон, которому, для достижения своего блага, должна быть подчинена животная личность
человека, и, только познав этот закон, на основании его изучать все остальные явления мира, ложное познание направляет свои усилия на изучение только блага и существования животной личности
человека, без всякого отношения к главному предмету знания, — подчинению этой животной личности
человека закону разума, для достижения блага
истинной жизни.
Жизнь свою
истинную человек делает сам, сам проживает ее; но в тех двух видах существования, связанных с его
жизнью, —
человек не может принимать участия. Тело и вещество, его составляющее, существуют сами собой.
Сколько бы ни изучал
человек жизнь видимую, осязаемую, наблюдаемую им в себе и других,
жизнь, совершающуюся без его усилий, —
жизнь эта всегда останется для него тайной; он никогда из этих наблюдений не поймет эту несознаваемую им
жизнь и наблюдениями над этой таинственной, всегда скрывающейся от него в бесконечность пространства и времени,
жизнью никак не осветит свою
истинную жизнь, открытую ему в его сознании и состоящую в подчинении его совершенно особенной от всех и самой известной ему животной личности совершенно особенному и самому известному ему закону разума, для достижения своего совершенно особенного и самого известного ему блага.
Временные и пространственные условия, в которых находится животная личность
человека, не могут влиять на
жизнь истинную, состоящую в подчинении животной личности разумному сознанию.
Вне власти
человека, желающего жить, уничтожить, остановить пространственное и временное движение своего существования; но
истинная жизнь его есть достижение блага подчинением разуму, независимо от этих видимых пространственных и временных движений.
Человеку представляется, что
жизнь его останавливается и раздваивается, но эти задержки и колебания суть только обман сознания (подобный обману внешних чувств). Задержек и колебаний
истинной жизни нет и не может быть: они только нам кажутся при ложном взгляде на
жизнь.
Человек начинает жить
истинной жизнью, т. е. поднимается на некоторую высоту над
жизнью животной, и с этой высоты видит призрачность своего животного существования, неизбежно кончающегося смертью, видит, что существование его в плоскости обрывается со всех сторон пропастями, и, не признавая, что этот подъем в высоту и есть сама
жизнь, ужасается перед тем, что он увидал с высоты.
Разумная
жизнь есть. Она одна есть. Промежутки времени одной минуты или 50000 лет безразличны для нее, потому что для нее нет времени.
Жизнь человека истинная — та, из которой он составляет себе понятие о всякой другой
жизни, — есть стремление к благу, достигаемому подчинением своей личности закону разума. Ни разум, ни степень подчинения ему не определяются ни пространством, ни временем.
Истинная жизнь человеческая происходит вне пространства и времени.
Для животного, не имеющего разумного сознания, показывающего ему бедственность и конечность его существования, благо личности и вытекающее из него продолжение рода личности есть высшая цель
жизни. Для
человека же личность есть только та ступень существования, с которой открывается ему
истинное благо его
жизни, не совпадающее с благом его личности.
В чем бы ни состояло
истинное благо
человека, для него неизбежно отречение его от блага животной личности. Отречение от блага животной личности есть закон
жизни человеческой. Если он не совершается свободно, выражаясь в подчинении разумному сознанию, то он совершается в каждом
человеке насильно при плотской смерти его животного, когда он от тяжести страданий желает одного: избавиться от мучительного сознания погибающей личности и перейти в другой вид существования.
Для чего дано
человеку это сознание личности, противящейся проявлению
истинной его
жизни? На вопрос этот можно ответить подобным же вопросом, который могло бы сделать животное, стремящееся к своим целям сохранения своей
жизни и рода.
И в самом деле: что же может знать
человек о том, как зарождается в нем
жизнь?
Жизнь есть свет человеков,
жизнь есть
жизнь, — начало всего; как же может знать
человек о том, как она зарождается? Зарождается и погибает для
человека то, что не живет, то, что проявляется в пространстве и времени.
Жизнь же
истинная есть, и потому она для
человека не может ни зарождаться, ни погибать.
Да, утверждение о том, что
человек не чувствует требований своего разумного сознания, а чувствует одни потребности личности, есть ничто иное, как утверждение того, что наши животные похоти, на усиление которых мы употребили весь наш разум, владеют нами и скрыли от нас нашу
истинную человеческую
жизнь. Сорная трава разросшихся пороков задавила ростки
истинной жизни.
Слова эти точно выражают смутное сознание
людей, что в любви — спасение от бедствий
жизни и единственное нечто, похожее на
истинное благо, и вместе с тем признание в том, что для
людей, не понимающих
жизни, любовь не может быть якорем спасения.
Возможность
истинной любви начинается только тогда, когда
человек понял, что нет для него блага его животной личности. Только тогда все соки
жизни переходят в один облагороженный черенок
истинной любви, разростающийся уже всеми силами ствола дичка животной личности. Учение Христа и есть прививка этой любви, как Он и сам сказал это. Он сказал, что Он, Его любовь, есть та одна лоза, которая может приносить плод, и что всякая ветвь, не приносящая плода, отсекается.
Не вследствие любви к отцу, к сыну, к жене, к друзьям, к добрым и милым
людям, как это обыкновенно думают,
люди отрекаются от личности, а только вследствие сознания тщеты существования личности, сознания невозможности ее блага, и потому вследствие отречения от
жизни личности познает
человек истинную любовь и может истинно любить отца, сына, жену, детей и друзей.
Истинная любовь всегда имеет в основе своей отречение от блага личности и возникающее от того благоволение ко всем
людям. Только на этом общем благоволении может вырости
истинная любовь к известным
людям — своим или чужим. И только такая любовь дает
истинное благо
жизни и разрешает кажущееся противоречие животного и разумного сознания.
Только познание призрачности и обманчивости животного существования и освобождение в себе единственной
истинной жизни любви дает
человеку благо.
Ведь есть только два строго логические взгляда на
жизнь: один ложный — тот, при котором
жизнь понимается, как те видимые явления, которые происходят в моем теле от рождения и до смерти, а другой
истинный — тот, при котором
жизнь понимается как то невидимое сознание ее, которое я ношу в себе. Один взгляд ложный, другой
истинный, но оба логичны, и
люди могут иметь тот или другой, но ни при том, ни при другом невозможен страх смерти.
Не оттого
люди ужасаются мысли о плотской смерти, что они боятся, чтобы с нею не кончилась их
жизнь, но оттого, что плотская смерть явно показывает им необходимость
истинной жизни, которой они не имеют. И от этого-то так не любят
люди, не понимающие
жизни, вспоминать о смерти. Вспоминать о смерти для них всё равно, что признаваться в том, что они живут не так, как того требует от них их разумное сознание.
Человек не боится того, что засыпает, хотя уничтожение сознания совершенно такое же, как и при смерти, не потому, что он рассудил, что он засыпал и просыпался, и потому опять проснется (рассуждение это неверно: он мог тысячу раз просыпаться и в тысячу первый не проснуться), — никто никогда не делает этого рассуждения, и рассуждение это не могло бы успокоить его; но
человек знает, что его
истинное я живет вне времени, и что потому проявляющееся для него во времени прекращение его сознания не может нарушить его
жизни.
Если бы
человек засыпал, как в сказках, на тысячи лет, он засыпал бы так же спокойно, как и на два часа. Для сознания не временной, но
истинной жизни миллион лет перерыва во времени и восемь часов — всё равно, потому что времени для такой
жизни нет.
Глядя вне себя на плотские начала и концы существования других
людей (даже существ вообще), я вижу, что одна
жизнь как будто длиннее, другая короче; одна прежде проявляется и дольше продолжает быть мне видима, — другая позже проявляется и очень скоро опять скрывается от меня, но во всех я вижу проявление одного и того же закона всякой
истинной жизни — увеличение любви, как бы расширение лучей
жизни.
И то, что
человек дольше или меньше жил в видимых мною условиях этого существования, не может представлять никакого различия в его
истинной жизни.
Совершается или нет в
человеке работа
истинной жизни, мы не можем знать. Мы знаем это только про себя. Нам кажется, что
человек умирает, когда этого ему не нужно, а этого не может быть. Умирает
человек только тогда, когда это необходимо для его блага, точно так же, как растет, мужает
человек только тогда, когда ему это нужно для его блага.
И в самом деле, если мы под
жизнью разумеем
жизнь, а не подобие ее, если
истинная жизнь есть основа всего, то не может основа зависеть от того, что она производит: — не может причина происходить из следствия, — не может течение
истинной жизни нарушаться изменением проявления ее. Не может прекращаться начатое и неконченное движение
жизни человека в этом мире от того, что у него сделается нарыв, или залетит бактерия, или в него выстрелят из пистолета.
Человек умирает только от того, что в этом мире благо его
истинной жизни не может уже увеличиться, а не от того, что у него болят легкия, или у него рак, или в него выстрелили или бросили бомбу.
И удивительное дело, то самое, что ясно для разума, мысленно, — то самое подтверждается в единой
истинной деятельности
жизни, в любви. Разум говорит, что
человек, признающий связь своих грехов и страданий с грехом и страданиями мира, освобождается от мучительности страдания; любовь на деле подтверждает это.
Ведь это — то самое, уменьшение чего, помощь чему и оставляет содержание разумной
жизни людей, — то самое, на что направлена
истинная деятельность
жизни.
Утоляет это страдание только сознание и деятельность
истинной жизни, уничтожающие несоразмерность личной
жизни с целью, сознаваемой
человеком.
Если не разумное сознание, то страдание, вытекающее из заблуждения о смысле своей
жизни, волей-неволей загоняет
человека на единственный
истинный путь
жизни, на котором нет препятствий, нет зла, а есть одно, ничем ненарушимое, никогда не начавшееся и не могущее кончиться, все возрастающее благо.
Прежде говорили: не рассуждай, а верь тому долгу, что мы предписываем. Разум обманет тебя. Вера только откроет тебе
истинное благо
жизни. И
человек старался верить и верил, но сношения с
людьми показали ему, что другие
люди верят в совершенно другое и утверждают, что это другое дает большее благо
человеку. Стало неизбежно решить вопрос о том, какая — из многих — вера вернее; а решать это может только разум.