Неточные совпадения
По всей России основались отделения Красного Креста, и
не пострадавшие губернии причислены по одной и по нескольку к одной пострадавшей, собирая для
нее пожертвования.
Так что
не топят соломой
не потому только, что
ее мало, а потому что
она нынешний год заменит отчасти посыпку мукой скотине.
Того белого ядрышка, которое обыкновенно бывает в
ней, нет совсем, и потому
она не съедобна.
В таком положении
она была и прошлого и третьего года и еще хуже третьего года, потому что в третьем годе
она сгорела и девочка старшая была меньше, так что
не с кем было оставлять детей.
Пока я был в этой третьей избе и разговаривал с хозяйкой, сюда же вошла баба и стала рассказывать соседке, как
ее мужа избили, как
она не чает ему живым быть и как его нынче утром причастили.
Съев нужное
ей количество корма, скотина перестает есть и больше ни в чем
не нуждается, а недоев нужного
ей количества,
она скоро заболевает и умирает.
Во-вторых, вол на стойле
не может сам себе добыть пищи, человек же сам добывает
ее, и тот человек, которого мы собираемся кормить, есть самый главный добытчик пищи, тот самый, который в самых тяжелых условиях добывает то, чем мы собираемся его кормить. Кормить мужика, это всё равно, что во время весны, когда пробилась трава, которую может уже набрать скотина, держать скотину на стойле и самому щипать для
нее эту траву, т. е. лишить стадо той огромной силы собирания, которая есть в нем, и тем погубить его.
Так невольно рассуждают люди при даровой раздаче, и такого рода рассуждения и вытекающая из них деятельность
не только парализуют всю пользу раздачи той жадностью и теми обманами, которые
она вызовет, но и главное тем отвлечением людей от самого главного и прочного средства приобретения — от труда.
Раздача даровая несет в себе
не только столько же зла, сколько
она бы могла принести пользы, но больше: и в особенности среди сельского населения с его фантастическими представлениями о казне и с его разрастающимися, как комы снега, слухами.
Долго веселились дети,
не думая о лошади, забыв о том, что
она живет, трудиться и страдает, и если замечали, что
она останавливается, то только сильнее взмахивали кнутом, стегали и кричали.
Кроме того, двое из детей, заметив, что лошадь шатается, стали поддерживать
ее; и держали
ее зад руками, чтобы
она не завалилась ни направо, ни налево.
Дети придумывали многое, но только
не одно, что должно бы было им прежде всего прийти в голову, — то, чтобы слезть с лошади, перестать ехать на
ней, и если они точно жалеют
ее, отпрячь
ее и дать
ей свободу.
Разве
не то же, что делали эти дети с везущей их лошадью, когда они гнали
ее, делали и делают люди богатых классов с рабочим народом во все времена и до и после освобождения. И разве
не то же, что делают дети, стараясь,
не слезая с лошади накормить
ее, делают люди общества, придумывая средства,
не изменяя своего отношения к народу — прокормить его теперь, когда он слабеет и может отказаться везти?
Придумывают всё возможное, но только
не одно то, что само просится в ум и в сердце: слезть с той лошади, которую ты жалеешь, перестать ехать на
ней и погонять
ее.
Поняв же свое истинное отношение к народу, состоящее в том, что мы живем им, что бедность его происходит от нашего богатства и голод его — от нашей сытости, мы
не можем начать служить ему иначе, как тем, чтобы перестать делать то, что вредит ему. Если мы точно жалеем лошадь, на которой мы едем, то мы прежде всего слезем с
нее и пойдем своими ногами.
Это та деятельность, которая заставляет в нынешнем голодном году в голодной местности, что я видел
не раз, крестьянку, хозяйку дома, при словах: «Христа ради», слышных под окном, пожаться, поморщиться и потом все-таки достать с полки последнюю, начатую ковригу и отрезать от
нее с пол-ладони кусочек и, перекрестившись, подать его.
Для этой деятельности
не существует первого препятствия — невозможности определения степени нужды нуждающегося: «Просят Христа ради Маврины сироты».
Она знает, что им взять негде, и подает.
Не существует и второго препятствия — огромности количества нуждающихся: нуждающиеся всегда были и есть, вопрос только в том, сколько я своих сил могу им отдать. Подающей милостыню хозяйке
не нужно рассчитывать того, сколько миллионов голодающих в России. Для
нее один вопрос: как пустить нож по ковриге, — потоньше или потолще? Но тонко ли, толсто ли,
она подает и твердо, несомненно знает, что если каждый от себя оторвет, то всем достанет, сколько бы их ни было.
Третье препятствие еще меньше существует для хозяйки.
Она не боится того, что подача этого ломтика ослабит энергию Мавриных ребят и поощрит их к праздности и попрошайничеству, потому что
она знает, что и эти ребята понимают, как дорог
ей ломоть, который
она отрезает им.
Организация требует распорядительного человека, и хлопотлива хозяйственная заготовка припасов; самые же сиротские призрения
не нуждаются в надзоре за расходованием припасов: сама хозяйка так привыкла жить век крохами, да к тому же все посетители так следят за оборотами своей столовой, что малейшая небрежность — и
она моментально бы огласилась, а затем и устранилась бы сама собой.
Неточные совпадения
Хлестаков. Провались унтер-офицерша — мне
не до
нее!
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я
не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и
не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за
ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Колода есть дубовая // У моего двора, // Лежит давно: из младости // Колю на
ней дрова, // Так та
не столь изранена, // Как господин служивенькой. // Взгляните: в чем душа!
— А потому терпели мы, // Что мы — богатыри. // В том богатырство русское. // Ты думаешь, Матренушка, // Мужик —
не богатырь? // И жизнь его
не ратная, // И смерть ему
не писана // В бою — а богатырь! // Цепями руки кручены, // Железом ноги кованы, // Спина… леса дремучие // Прошли по
ней — сломалися. // А грудь? Илья-пророк // По
ней гремит — катается // На колеснице огненной… // Все терпит богатырь!
Случается, к недужному // Придешь:
не умирающий, // Страшна семья крестьянская // В тот час, как
ей приходится // Кормильца потерять!