Неточные совпадения
Мужик что бык: втемяшится
В башку какая блажь —
Колом
ее оттудова
Не выбьешь: упираются,
Всяк на своем стоит!
Мужик что бык: втемяшится
В башку какая блажь —
Колом
ее оттудова
Не выбьешь: как ни спорили,
Не согласились мы!
Случается, к недужному
Придешь:
не умирающий,
Страшна семья крестьянская
В тот час, как
ей приходится
Кормильца потерять!
Не ригой,
не амбарами,
Не кабаком,
не мельницей,
Как часто на Руси,
Село кончалось низеньким
Бревенчатым строением
С железными решетками
В окошках небольших.
За тем этапным зданием
Широкая дороженька,
Березками обставлена,
Открылась тут как тут.
По будням малолюдная,
Печальная и тихая,
Не та
она теперь!
Дорога многолюдная
Что позже — безобразнее:
Все чаще попадаются
Избитые, ползущие,
Лежащие пластом.
Без ругани, как водится,
Словечко
не промолвится,
Шальная, непотребная,
Слышней всего
она!
У кабаков смятение,
Подводы перепутались,
Испуганные лошади
Без седоков бегут;
Тут плачут дети малые.
Тоскуют жены, матери:
Легко ли из питейного
Дозваться мужиков?..
Пришла старуха старая,
Рябая, одноглазая,
И объявила, кланяясь,
Что счастлива
она:
Что у
нее по осени
Родилось реп до тысячи
На небольшой гряде.
— Такая репа крупная,
Такая репа вкусная,
А вся гряда — сажени три,
А впоперечь — аршин! —
Над бабой посмеялися,
А водки капли
не дали:
«Ты дома выпей, старая,
Той репой закуси...
«Оставь мне, Господи,
Болезнь мою почетную,
По
ней я дворянин!»
Не вашей подлой хворостью,
Не хрипотой,
не грыжею —
Болезнью благородною,
Какая только водится
У первых лиц в империи,
Я болен, мужичье!
Не глянул, как ни пробовал,
Какие рожи страшные
Ни корчил мужичок:
— Свернула мне медведица
Маненичко скулу! —
«А ты с другой померяйся,
Подставь
ей щеку правую —
Поправит…» — Посмеялися,
Однако поднесли.
Хитры, сильны подьячие,
А мир их посильней,
Богат купец Алтынников,
А все
не устоять ему
Против мирской казны —
Ее, как рыбу из моря,
Века ловить —
не выловить.
Уж сумма вся исполнилась,
А щедрота народная
Росла: — Бери, Ермил Ильич,
Отдашь,
не пропадет! —
Ермил народу кланялся
На все четыре стороны,
В палату шел со шляпою,
Зажавши в
ней казну.
Сдивилися подьячие,
Позеленел Алтынников,
Как он сполна всю тысячу
Им выложил на стол!..
Не волчий зуб, так лисий хвост, —
Пошли юлить подьячие,
С покупкой поздравлять!
Да
не таков Ермил Ильич,
Не молвил слова лишнего.
Копейки
не дал им!
Мужик что бык: втемяшится
В башку какая блажь —
Колом
ее оттудова
Не выбьешь!
«
Не все между мужчинами
Отыскивать счастливого,
Пощупаем-ка баб!» —
Решили наши странники
И стали баб опрашивать.
В селе Наготине
Сказали, как отрезали:
«У нас такой
не водится,
А есть в селе Клину:
Корова холмогорская,
Не баба! доброумнее
И глаже — бабы нет.
Спросите вы Корчагину
Матрену Тимофеевну,
Она же: губернаторша...
— Жду —
не дождусь. Измаялся
На черством хлебе Митенька,
Эх, горе —
не житье! —
И тут
она погладила
Полунагого мальчика
(Сидел в тазу заржавленном
Курносый мальчуган).
Заметив любознательность
Крестьян, дворовый седенький
К ним с книгой подошел:
— Купите! — Как ни тужился,
Мудреного заглавия
Не одолел Демьян:
«Садись-ка ты помещиком
Под липой на скамеечку
Да сам
ее читай...
Не то чтоб удивилася
Матрена Тимофеевна,
А как-то закручинилась,
Задумалась
она…
—
Не дело вы затеяли!
Теперь пора рабочая,
Досуг ли толковать?..
— Уж будто вы
не знаете,
Как ссоры деревенские
Выходят? К муженьку
Сестра гостить приехала,
У
ней коты разбилися.
«Дай башмаки Оленушке,
Жена!» — сказал Филипп.
А я
не вдруг ответила.
Корчагу подымала я,
Такая тяга: вымолвить
Я слова
не могла.
Филипп Ильич прогневался,
Пождал, пока поставила
Корчагу на шесток,
Да хлоп меня в висок!
«Ну, благо ты приехала,
И так походишь!» — молвила
Другая, незамужняя
Филиппова сестра.
С ребятами, с дево́чками
Сдружился, бродит по лесу…
Недаром он бродил!
«Коли платить
не можете,
Работайте!» — А в чем твоя
Работа? — «Окопать
Канавками желательно
Болото…» Окопали мы…
«Теперь рубите лес…»
— Ну, хорошо! — Рубили мы,
А немчура показывал,
Где надобно рубить.
Глядим: выходит просека!
Как просеку прочистили,
К болоту поперечины
Велел по
ней возить.
Ну, словом: спохватились мы,
Как уж дорогу сделали,
Что немец нас поймал!
— А потому терпели мы,
Что мы — богатыри.
В том богатырство русское.
Ты думаешь, Матренушка,
Мужик —
не богатырь?
И жизнь его
не ратная,
И смерть ему
не писана
В бою — а богатырь!
Цепями руки кручены,
Железом ноги кованы,
Спина… леса дремучие
Прошли по
ней — сломалися.
А грудь? Илья-пророк
По
ней гремит — катается
На колеснице огненной…
Все терпит богатырь!
Ой ласточка! ой глупая!
Не вей гнезда под берегом,
Под берегом крутым!
Что день — то прибавляется
Вода в реке: зальет
онаДетенышей твоих.
Ой бедная молодушка!
Сноха в дому последняя,
Последняя раба!
Стерпи грозу великую,
Прими побои лишние,
А с глазу неразумного
Младенца
не спускай!..
Случилось дело дивное:
Пастух ушел; Федотушка
При стаде был один.
«Сижу я, — так рассказывал
Сынок мой, — на пригорочке,
Откуда ни возьмись —
Волчица преогромная
И хвать овечку Марьину!
Пустился я за
ней,
Кричу, кнутищем хлопаю,
Свищу, Валетку уськаю…
Я бегать молодец,
Да где бы окаянную
Нагнать, кабы
не щенная:
У
ней сосцы волочились,
Кровавым следом, матушка.
За
нею я гнался!
Я кнутом
ее:
«Отдай овцу, проклятая!»
Не отдает, сидит…
Проснулась вся семеюшка,
Да я
не показалась
ей,
На пожню
не пошла.
Не знала я, что делала
(Да, видно, надоумила
Владычица!)… Как брошусь я
Ей в ноги: «Заступись!
Обманом,
не по-божески
Кормильца и родителя
У деточек берут...
Красивая, здоровая.
А деток
не дал Бог!
Пока у
ней гостила я,
Все время с Лиодорушкой
Носилась, как с родным.
Весна уж начиналася,
Березка распускалася,
Как мы домой пошли…
Хорошо, светло
В мире Божием!
Хорошо, легко,
Ясно н а ́ сердце.
Замолкла Тимофеевна.
Конечно, наши странники
Не пропустили случая
За здравье губернаторши
По чарке осушить.
И видя, что хозяюшка
Ко стогу приклонилася,
К
ней подошли гуськом:
«Что ж дальше?»
— Сами знаете:
Ославили счастливицей,
Прозвали губернаторшей
Матрену с той поры…
Что дальше? Домом правлю я,
Ращу детей… На радость ли?
Вам тоже надо знать.
Пять сыновей! Крестьянские
Порядки нескончаемы, —
Уж взяли одного!
Не горы с места сдвинулись,
Упали на головушку,
Не Бог стрелой громовою
Во гневе грудь пронзил,
По мне — тиха, невидима —
Прошла гроза душевная,
Покажешь ли
ее?
Как воля нам готовилась,
Так он
не верил
ей:
«Шалишь!
К дьячку с семинаристами
Пристали: «Пой „Веселую“!»
Запели молодцы.
(Ту песню —
не народную —
Впервые спел сын Трифона,
Григорий, вахлакам,
И с «Положенья» царского,
С народа крепи снявшего,
Она по пьяным праздникам
Как плясовая пелася
Попами и дворовыми, —
Вахлак
ее не пел,
А, слушая, притопывал,
Присвистывал; «Веселою»
Не в шутку называл...
Потом свою вахлацкую,
Родную, хором грянули,
Протяжную, печальную,
Иных покамест нет.
Не диво ли? широкая
Сторонка Русь крещеная,
Народу в
ней тьма тём,
А ни в одной-то душеньке
Спокон веков до нашего
Не загорелась песенка
Веселая и ясная,
Как вёдреный денек.
Не дивно ли?
не страшно ли?
О время, время новое!
Ты тоже в песне скажешься,
Но как?.. Душа народная!
Воссмейся ж наконец!
Был господин невысокого рода,
Он деревнишку на взятки купил,
Жил в
ней безвыездно
тридцать три года,
Вольничал, бражничал, горькую пил,
Жадный, скупой,
не дружился
с дворянами,
Только к сестрице езжал на чаек;
Даже с родными,
не только
с крестьянами...
Стану я руки убийством марать,
Нет,
не тебе умирать!»
Яков на сосну высокую прянул,
Вожжи в вершине
ее укрепил,
Перекрестился, на солнышко глянул,
Голову в петлю — и ноги спустил!..
Чуть
не молятся
Крестьянки на
нее…
Колода есть дубовая
У моего двора,
Лежит давно: из младости
Колю на
ней дрова,
Так та
не столь изранена,
Как господин служивенькой.
Взгляните: в чем душа!
Его хозяйка Домнушка
Была куда заботлива,
Зато и долговечности
Бог
не дал
ей.
И то уж благо: с Домною
Делился им; младенцами
Давно в земле истлели бы
Ее родные деточки,
Не будь рука вахлацкая
Щедра, чем Бог послал.
Сила с неправдою
Не уживается,
Жертва неправдою
Не вызывается, —
Русь
не шелохнется,
Русь — как убитая!
А загорелась в
нейИскра сокрытая...
Вахлачков я выучу петь
ее —
не всё же им
Петь свою «Голодную»…
Это прозвучало так обиженно, как будто было сказано
не ею. Она ушла, оставив его в пустой, неприбранной комнате, в тишине, почти не нарушаемой робким шорохом дождя. Внезапное решение Лидии уехать, а особенно ее испуг в ответ на вопрос о женитьбе так обескуражили Клима, что он даже не сразу обиделся. И лишь посидев минуту-две в состоянии подавленности, сорвал очки с носа и, до боли крепко пощипывая усы, начал шагать по комнате, возмущенно соображая:
Цветы искусственные и дичь с перьями напомнили мне старую европейскую, затейливую кухню, которая щеголяла такими украшениями. Давно ли перестали из моркови и свеклы вырезывать фигуры, узором располагать кушанья, строить храмы из леденца и т. п.? Еще и нынче по местам водятся такие утонченности. Новейшая гастрономия чуждается украшений, не льстящих вкусу. Угождать зрению —
не ее дело. Она презирает мелким искусством — из окорока делать конфекту, а из майонеза цветник.
Но, однако, полслова-то можно сказать: мы слышали давеча не показание, а лишь крик исступленной и отмщающей женщины, и
не ей, о, не ей укорять бы в измене, потому что она сама изменила!
Неточные совпадения
Хлестаков. Провались унтер-офицерша — мне
не до
нее!
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я
не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и
не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за
ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Имею повеление объехать здешний округ; а притом, из собственного подвига сердца моего,
не оставляю замечать тех злонравных невежд, которые, имея над людьми своими полную власть, употребляют
ее во зло бесчеловечно.
Милон. Да
не ушибла ль
она вас?
Милон(с нетерпением). И ты
не изъявила
ей тот же час совершенного презрения?..