Неточные совпадения
В пользу
же в частности женитьбы именно на Мисси (Корчагину звали Мария и, как во всех семьях известного круга, ей дали прозвище) — было, во-первых,
то,
что она была породиста и во всем, от одежды до манеры говорить, ходить, смеяться, выделялась от простых людей не чем-нибудь исключительным,
а «порядочностью», — он не знал другого выражения этого свойства и ценил это свойство очень высоко; во-вторых, еще
то,
что она выше всех других людей ценила его, стало быть, по его понятиям, понимала его.
Права их, по его словам, состояли в
том,
что они могут спрашивать подсудимых через председателя, могут иметь карандаш и бумагу и могут осматривать вещественные доказательства. Обязанность состояла в
том, чтобы они судили не ложно,
а справедливо. Ответственность
же их состояла в
том,
что в случае несоблюдения тайны совещаний и установления сношений с посторонними они подвергались наказанию.
В
то время Нехлюдов, воспитанный под крылом матери, в 19 лет был вполне невинный юноша. Он мечтал о женщине только как о жене. Все
же женщины, которые не могли, по его понятию, быть его женой, были для него не женщины,
а люди. Но случилось,
что в это лето, в Вознесенье, к тетушкам приехала их соседка с детьми: двумя барышнями, гимназистом и с гостившим у них молодым художником из мужиков.
«Но
что же делать? Всегда так. Так это было с Шенбоком и гувернанткой, про которую он рассказывал, так это было с дядей Гришей, так это было с отцом, когда он жил в деревне и у него родился от крестьянки
тот незаконный сын Митенька, который и теперь еще жив.
А если все так делают,
то, стало быть, так и надо». Так утешал он себя, но никак не мог утешиться. Воспоминание это жгло его совесть.
Третий
же вопрос о Масловой вызвал ожесточенный спор. Старшина настаивал на
том,
что она виновна и в отравлении и в грабеже, купец не соглашался и с ним вместе полковник, приказчик и артельщик, — остальные как будто колебались, но мнение старшины начинало преобладать, в особенности потому,
что все присяжные устали и охотнее примыкали к
тому мнению, которое обещало скорее соединить,
а потому и освободить всех.
Беседа с адвокатом и
то,
что он принял уже меры для защиты Масловой, еще более успокоили его. Он вышел на двор. Погода была прекрасная, он радостно вдохнул весенний воздух. Извозчики предлагали свои услуги, но он пошел пешком, и тотчас
же целый рой мыслей и воспоминаний о Катюше и об его поступке с ней закружились в его голове. И ему стало уныло и всё показалось мрачно. «Нет, это я обдумаю после, — сказал он себе, —
а теперь, напротив, надо развлечься от тяжелых впечатлений».
«
А чорт тебя разберет,
что тебе нужно, — вероятно, внутренно проговорил он», подумал Нехлюдов, наблюдая всю эту игру. Но красавец и силач Филипп тотчас
же скрыл свое движение нетерпения и стал покойно делать
то,
что приказывала ему изможденная, бессильная, вся фальшивая княгиня Софья Васильевна.
—
А та,
что если я причиной
того,
что она пошла по этому пути,
то я
же и должен сделать,
что могу, чтобы помочь ей.
— И пропади они пропадом, эти самые половики, они мне и вовсе не нужны. Кабы я знал,
что столько из-за них докуки будет, так не
то что искать,
а приплатил бы к ним красненькую, да и две бы отдал, только бы не таскали на допросы. Я на извозчиках рублей 5 проездил.
А я
же нездоров. У меня и грыжа и ревматизмы.
«Такое
же опасное существо, как вчерашняя преступница, — думал Нехлюдов, слушая всё,
что происходило перед ним. — Они опасные,
а мы не опасные?.. Я — распутник, блудник, обманщик, и все мы, все
те, которые, зная меня таким, каков я есмь, не только не презирали, но уважали меня? Но если бы даже и был этот мальчик самый опасный для общества человек из всех людей, находящихся в этой зале,
то что же, по здравому смыслу, надо сделать, когда он попался?
Когда
же он, больной и испорченный от нездоровой работы, пьянства, разврата, одурелый и шальной, как во сне, шлялся без цели по городу и сдуру залез в какой-то сарай и вытащил оттуда никому ненужные половики, мы все достаточные, богатые, образованные люди, не
то что позаботились о
том, чтобы уничтожить
те причины, которые довели этого мальчика до его теперешнего положения,
а хотим поправить дело
тем,
что будем казнить этого мальчика.
Кроме
того, было прочтено дьячком несколько стихов из Деяний Апостолов таким странным, напряженным голосом,
что ничего нельзя было понять, и священником очень внятно было прочтено место из Евангелия Марка, в котором сказано было, как Христос, воскресши, прежде
чем улететь на небо и сесть по правую руку своего отца, явился сначала Марии Магдалине, из которой он изгнал семь бесов, и потом одиннадцати ученикам, и как велел им проповедывать Евангелие всей твари, причем объявил,
что тот, кто не поверит, погибнет, кто
же поверит и будет креститься, будет спасен и, кроме
того, будет изгонять бесов, будет излечивать людей от болезни наложением на них рук, будет говорить новыми языками, будет брать змей и, если выпьет яд,
то не умрет,
а останется здоровым.
Предварительно опросив детей об их именах, священник, осторожно зачерпывая ложечкой из чашки, совал глубоко в рот каждому из детей поочередно по кусочку хлеба в вине,
а дьячок тут
же, отирая рты детям, веселым голосом пел песню о
том,
что дети едят тело Бога и пьют Его кровь.
И никому из присутствующих, начиная с священника и смотрителя и кончая Масловой, не приходило в голову,
что тот самый Иисус, имя которого со свистом такое бесчисленное число раз повторял священник, всякими странными словами восхваляя его, запретил именно всё
то,
что делалось здесь; запретил не только такое бессмысленное многоглаголание и кощунственное волхвование священников-учителей над хлебом и вином, но самым определенным образом запретил одним людям называть учителями других людей, запретил молитвы в храмах,
а велел молиться каждому в уединении, запретил самые храмы, сказав,
что пришел разрушить их, и
что молиться надо не в храмах,
а в духе и истине; главное
же, запретил не только судить людей и держать их в заточении, мучать, позорить, казнить, как это делалось здесь,
а запретил всякое насилие над людьми, сказав,
что он пришел выпустить плененных на свободу.
— Уйди от меня. Я каторжная,
а ты князь, и нечего тебе тут быть, — вскрикнула она, вся преображенная гневом, вырывая у него руку. — Ты мной хочешь спастись, — продолжала она, торопясь высказать всё,
что поднялось в ее душе. — Ты мной в этой жизни услаждался, мной
же хочешь и на
том свете спастись! Противен ты мне, и очки твои, и жирная, поганая вся рожа твоя. Уйди, уйди ты! — закричала она, энергическим движением вскочив на ноги.
Из всех выделился высокий благообразный крестьянин лет пятидесяти. Он разъяснил Нехлюдову,
что они все высланы и заключены в тюрьму за
то,
что у них не было паспортов. Паспорта
же у них были, но только просрочены недели на две. Всякий год бывали так просрочены паспорта, и ничего не взыскивали,
а нынче взяли да вот второй месяц здесь держат, как преступников.
— Как
же, на деревне, никак не могу с ней справиться. Шинок держит. Знаю и обличаю и браню ее,
а коли акт составить — жалко: старуха, внучата у ней, — сказал приказчик всё с
той же улыбкой, выражавшей и желание быть приятным хозяину и уверенность в
том,
что Нехлюдов, точно так
же как и он, понимает всякие дела.
— И старый
же ты стал, ваше сиятельство;
то как репей хороший был,
а теперь
что! Тоже забота, видно.
Когда
же он понял,
что и это невозможно, он огорчился и перестал интересоваться проектом, и только для
того, чтобы угодить хозяину, продолжал улыбаться. Видя,
что приказчик не понимает его, Нехлюдов отпустил его,
а сам сел за изрезанный и залитый чернилами стол и занялся изложением на бумаге своего проекта.
Солнце спустилось уже за только-что распустившиеся липы, и комары роями влетали в горницу и жалили Нехлюдова. Когда он в одно и
то же время кончил свою записку и услыхал из деревни доносившиеся звуки блеяния стада, скрипа отворяющихся ворот и говора мужиков, собравшихся на сходке, Нехлюдов сказал приказчику,
что не надо мужиков звать к конторе,
а что он сам пойдет на деревню, к
тому двору, где они соберутся. Выпив наскоро предложенный приказчиком стакан чаю, Нехлюдов пошел на деревню.
На это Нехлюдов возразил,
что дело идет не о дележе в одном обществе,
а о дележе земли вообще по разным губерниям. Если землю даром отдать крестьянам,
то за
что же одни будут владеть хорошей,
а другие плохой землей? Все захотят на хорошую землю.
Зала заседаний Сената была меньше залы окружного суда, была проще устройством и отличалась только
тем,
что стол, за которым сидели сенаторы, был покрыт не зеленым сукном,
а малиновым бархатом, обшитым золотым галуном, но
те же были всегдашние атрибуты мест отправления правосудия: зерцало, икона, портрет государя.
Нехлюдов стал слушать и старался понять значение
того,
что происходило перед ним, но, так
же как и в окружном суде, главное затруднение для понимания состояло в
том,
что речь шла не о
том,
что естественно представлялось главным,
а о совершенно побочном.
Думы
же его состояли в припоминании
того,
что он вчера написал в своих мемуарах по случаю назначения Вилянова,
а не его, на
тот важный пост, который он уже давно желал получить.
И только
что он хотел осудить Mariette за ее легкомыслие, как она, заметив серьезное и чуть-чуть недовольное выражение его лица, тотчас
же, чтобы понравиться ему, —
а ей этого захотелось с
тех пор, как она увидала его, — изменила не только выражение своего лица, но всё свое душевное настроение.
— Уж позволь мне знать лучше тебя, — продолжала тетка. — Видите ли, — продолжала она, обращаясь к Нехлюдову, — всё вышло оттого,
что одна личность просила меня приберечь на время его бумаги,
а я, не имея квартиры, отнесла ей.
А у ней в
ту же ночь сделали обыск и взяли и бумаги и ее и вот держали до сих пор, требовали, чтоб она сказала, от кого получила.
Он никогда не осуждал ни людей ни мероприятия,
а или молчал или говорил смелым, громким, точно он кричал, голосом
то,
что ему нужно было сказать, часто при этом смеясь таким
же громким смехом.
И мыслью пробежав по всем
тем лицам, на которых проявлялась деятельность учреждений, восстанавливающих справедливость, поддерживающих веру и воспитывающих народ, — от бабы, наказанной за беспатентную торговлю вином, и малого за воровство, и бродягу за бродяжничество, и поджигателя за поджог, и банкира за расхищение, и тут
же эту несчастную Лидию за
то только,
что от нее можно было получить нужные сведения, и сектантов за нарушение православия, и Гуркевича за желание конституции, — Нехлюдову с необыкновенной ясностью пришла мысль о
том,
что всех этих людей хватали, запирали или ссылали совсем не потому,
что эти люди нарушали справедливость или совершали беззакония,
а только потому,
что они мешали чиновникам и богатым владеть
тем богатством, которое они собирали с народа.
Так
что не только не соблюдалось правило о прощении десяти виновных для
того, чтобы не обвинить невинного,
а, напротив, так
же, как для
того чтобы вырезать гнилое, приходится захватить свежего, — устранялись посредством наказания десять безопасных для
того, чтобы устранить одного истинно опасного.
Та же притворяется,
что она не об этом думает,
а живет какими-то высшими, утонченными чувствами,
а в основе
то же.
Прежде надо было придумывать,
что делать, и интерес дела был всегда один и
тот же — Дмитрий Иванович Нехлюдов;
а между
тем, несмотря на
то что весь интерес жизни сосредоточивался тогда на Дмитрии Ивановиче, все дела эти были скучны.
Эти так называемые испорченные, преступные, ненормальные типы были, по мнению Нехлюдова, не
что иное, как такие
же люди, как и
те, перед которыми общество виновато более,
чем они перед обществом, но перед которыми общество виновато не непосредственно перед ними самими теперь,
а в прежнее время виновато прежде еще перед их родителями и предками.
—
А отказал,
то, стало быть, не было основательных поводов кассации, — сказал Игнатий Никифорович, очевидно совершенно разделяя известное мнение о
том,
что истина есть продукт судоговорения. — Сенат не может входить в рассмотрение дела по существу. Если
же действительно есть ошибка суда,
то тогда надо просить на Высочайшее имя.
С отвращением и ненавистью я говорил с ней и потом вдруг вспомнил о себе, о
том, как я много раз и теперь был, хотя и в мыслях, виноват в
том, за
что ненавидел ее, и вдруг в одно и
то же время я стал противен себе,
а она жалка, и мне стало очень хорошо.
— Если
же я и отдам,
то одно,
что могу сказать, это
то,
что всё остальное будет их, так как едва ли я женюсь,
а если женюсь,
то не будет детей… так
что…
— Вот так-то, хороша-хороша, да до поры до времени,
а попади ей вожжа под хвост, она
то сделает,
что и вздумать нельзя… Верно я говорю. Вы меня, барин, извините. Я выпил, ну,
что же теперь делать… — сказал фабричный и стал укладываться спать, положив голову на колени улыбающейся жены.
Тарас говорил про себя,
что когда он не выпьет, у него слов нет,
а что у него от вина находятся слова хорошие, и он всё сказать может. И действительно, в трезвом состоянии Тарас больше молчал; когда
же выпивал,
что случалось с ним редко и и только в особенных случаях,
то делался особенно приятно разговорчив. Он говорил тогда и много и хорошо, с большой простотою, правдивостью и, главное, ласковостью, которая так и светилась из его добрых голубых глаз и не сходящей с губ приветливой улыбки.
Одни люди в большинстве случаев пользуются своими мыслями, как умственной игрой, обращаются с своим разумом, как с маховым колесом, с которого снят передаточный ремень,
а в поступках своих подчиняются чужим мыслям — обычаю, преданию, закону; другие
же, считая свои мысли главными двигателями всей своей деятельности, почти всегда прислушиваются к требованиям своего разума и подчиняются ему, только изредка, и
то после критической оценки, следуя
тому,
что решено другими.
В тюрьме у него сделалась чахотка, и теперь, в
тех условиях, в которых он находился, ему, очевидно, оставалось едва несколько месяцев жизни, и он знал это и не раскаивался в
том,
что он делал,
а говорил,
что, если бы у него была другая жизнь, он ее употребил бы на
то же самое — на разрушение
того порядка вещей, при котором возможно было
то,
что он видел.