Неточные совпадения
Князь равнодушно замолк. Анна Павловна,
с свойственною ей придворною и женскою ловкостью и быстротою такта, захотела и щелконуть князя за то, что
он дерзнул так отозваться о
лице, рекомендованном императрице, и в то же время утешить
его.
— Перестаньте шутить. Я хотела серьезно поговорить
с вами. Знаете, я недовольна вашим меньшим сыном. Между нами будь сказано (
лицо ее приняло грустное выражение), о
нем говорили у ее величества и жалеют вас…
— Как же вы найдете такое равновесие? — начал было Пьер; но в это время подошла Анна Павловна и, строго взглянув на Пьера, спросила итальянца о том, как
он переносит здешний климат.
Лицо итальянца вдруг изменилось и приняло оскорбительно притворное, сладкое выражение, которое, видимо, было привычно
ему в разговоре
с женщинами.
С гримасой, портившею
его красивое
лицо,
он отвернулся от нее.
Князь Андрей зажмурился и отвернулся. Пьер, со времени входа князя Андрея в гостиную не спускавший
с него радостных, дружелюбных глаз, подошел к
нему и взял
его за руку. Князь Андрей, не оглядываясь, сморщил
лицо в гримасу, выражавшую досаду на того, кто трогает
его за руку, но, увидав улыбающееся
лицо Пьера, улыбнулся неожиданно-доброю и приятною улыбкой.
— Нeт, обещайте, обещайте, Basile, [Базиль,] — сказала вслед
ему Анна Михайловна,
с улыбкой молодой кокетки, которая когда-то должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному
лицу.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у
него была не такая, как у других людей, сливающаяся
с неулыбкой. У
него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое
лицо и являлось другое — детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Два лакея, один княгинин, другой
его, дожидаясь, когда
они кончат говорить, стояли
с шалью и рединготом и слушали
их, непонятный
им, французский говор
с такими
лицами, как будто
они понимали, что́ говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.
В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и
лицо его приняло то же выражение, какое
оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги
с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
— Эти слова
с одинаким выражением на полном, веселом и чисто выбритом
лице и
с одинаково-крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонам говорил
он всем без исключения и изменения.
Он выждал первый перерыв разговора и
с расстроенным
лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки
с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое
лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что́
он будет делать.
Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела
его окликнуть, но потом раздумала.
И, взяв
его под руку, она
с счастливым
лицом тихо пошла
с ним рядом в диванную.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные
им. Борис
с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа
с виноватыми и счастливыми
лицами взглянули на Веру.
Один из говоривших был штатский,
с морщинистым, желчным и бритым худым
лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек;
он сидел
с ногами на отоманке
с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке
с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами,
с раскрасневшимся
лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную
им песню...
Действительно, всё, чтó только было в зале,
с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом
с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшею выше
его ростом, округлял руки, в такт потряхивая
ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом
лице приготовлял зрителей к тому, чтó будет.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине
с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на
него взглядов докторов, духовных
лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что-то несколько раз тихо повторил
ему.
Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная
ему дама, которая говорила
с духовными
лицами, встала
с своего места и предложила
ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал
ему; доктора почтительно замолкли, когда
он проходил мимо
их, и посторонились, чтобы дать
ему место.
Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно-белыми, не смятыми, видимо, только-что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко-зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура
его отца, графа Безухова,
с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и
с теми же характерно-благородными крупными морщинами на красивом красно-желтом
лице.
Над креслом стояли духовные
лица в своих величественных блестящих одеждах,
с выпростанными на
них длинными волосами,
с зажженными свечами в руках, и медленно-торжественно служили.
Звуки церковного пения прекратились, и послышался голос духовного
лица, которое почтительно поздравляло больного
с принятием таинства. Больной лежал всё так же безжизненно и неподвижно. Вокруг
него всё зашевелилось, послышались шаги и шопоты, из которых шопот Анны Михайловны выдавался резче всех.
Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал той красно-желтой головы
с седою гривой, которая, несмотря на то, что
он видел и другие
лица, ни на мгновение не выходила у
него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.
Заметил ли граф тот взгляд ужаса,
с которым Пьер смотрел на эту безжизненную руку, или какая другая мысль промелькнула в
его умирающей голове в эту минуту, но
он посмотрел на непослушную руку, на выражение ужаса в
лице Пьера, опять на руку, и на
лице его явилась так не шедшая к
его чертам слабая, страдальческая улыбка, выражавшая как бы насмешку над своим собственным бессилием.
И в то время как князь Андрей (не
с тем брюзгливым выражением
лица и манерами, которые
он напускал на себя в гостиных, а
с тем оживленным
лицом, которое у
него было, когда
он разговаривал
с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
— Ну, чтó, Михайла Иванович, Буонапарте-то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (
он всегда так называл сына в третьем
лице) порассказал, какие на
него силы собираются! А мы
с вами всё
его пустым человеком считали.
— Наделали дела! — проговорил
он. — Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, — обратился
он с упреком к батальонному командиру. — Ах, мой Бог! — прибавил
он и решительно выступил вперед. — Господа ротные командиры! — крикнул
он голосом, привычным к команде. — Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? — обратился
он к приехавшему адъютанту
с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к
лицу, про которое
он говорил.
Рядом
с ним шел
его товарищ Несвицкий, высокий штаб-офицер, чрезвычайно толстый,
с добрым, улыбающимся красивым
лицом и влажными глазами.
Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз,
с серьезным
лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое
его движение.
Полковой командир испугался, не виноват ли
он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил
лицо капитана
с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил
его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха. Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим
лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Во втором ряду,
с правого фланга,
с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на
лица проезжающих
с таким выражением, как будто
он жалел всех, кто не шел в это время
с ротой.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло
с тех пор, как князь Андрей оставил Россию,
он много изменился за это время. В выражении
его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени;
он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое
он производит на других, и занятого делом приятным и интересным.
Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд
его были веселее и привлекательнее.
Генералы проходили
с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На
лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой
он как будто не мог удержать.
Несвицкий
с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев,
с злобным выражением в
лице, оттолкнул
его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое
его привели вид Мака, известие об
его поражении и мысли о том, что́ ожидает русскую армию, нашли себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал
он сам себе, и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин-немец, в фуфайке и колпаке,
с вилами, которыми
он вычищал навоз, выглянул из коровника.
Лицо немца вдруг просветлело, как только
он увидал Ростова.
Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schön, gut Morgen! Schön, gut Morgen!» [Доброго утра, доброго утра!] повторял
он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
— Schon fleissig! [Уж за работой!] — сказал Ростов всё
с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила
с его оживленного
лица. — Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Да здравствуют Австрийцы! Да здравствуют Русские! Ура император Александр!] — обратился
он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем-хозяином.
Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человечек
с красным
лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На
нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка.
Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка
с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге.
Он мрачно посмотрел в
лицо Ростову.
Поглядев на мост,
он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера
с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из-под киверов
лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно-усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи.
Курносое и черноволосатое
лицо Васьки Денисова и вся
его маленькая сбитая фигурка
с его жилистою (
с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой
он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок.
— По обоий сторона, ротмистр, — послышался
ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста
с торжествующим и веселым
лицом.
На выходе император Франц только пристально вгляделся в
лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул
ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель-адъютант
с учтивостью передал Болконскому желание императора дать
ему аудиенцию. Император Франц принял
его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что́ сказать, и покраснел.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что́ говорят.
Он видел, что
его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего
он боялся больше всего в мире, того, что́ называется ridicule, [[смешным],] но инстинкт
его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей
с изуродованным от бешенства
лицом подъехал к
нему и поднял нагайку...
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что-то.
Они поспешно обратились к Болконскому
с вопросом, не знает ли
он чего нового? На
их столь знакомых
ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся
лице Несвицкого.
Князь Андрей направился к двери, из-за которой слышны были голоса. Но в то время, как
он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов,
с своим орлиным носом на пухлом
лице, показался на пороге. Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали
его, что как будто застилали
ему зрение.
Он прямо смотрел на
лицо своего адъютанта и не узнавал
его.
Кутузов не ответил.
Он, казалось, уж забыл о том, что́ было сказано
им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На
лице его не было и следа волнения.
Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях
его свидания
с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами
с кремско-цнаймской дороги на венско-цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться
лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы
ему удалось предупредить французов, то
он должен был задерживать
их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Они сошли
с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров
с раскрасневшимися и истомленными
лицами сидели за столами, пили и ели.
Солдаты
с набожными
лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали
их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей,
с повеселевшими
лицами отходили от фельдфебеля.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть
лица друг друга и переговариваться между собою. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте,
с той и
с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для
них неприятелей.