Неточные совпадения
— Но, милая княжна, — кротко и убедительно
говорила Анна Михайловна, заступая дорогу от спальни и не пуская княжну, — не будет ли это слишком тяжело для бедного дядюшки в такие минуты, когда ему нужен отдых? В такие минуты разговор о мирском, когда его
душа уже приготовлена…
«С’est pénible, mais cela fait du bien; ça élève l’âme de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это поучительно;
душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,]
говорила она.
Отец мой только и
говорит, что о походах и переходах, в чем я ничего не понимаю, и третьего дня, делая мою обычную прогулку по улице деревни, я видела раздирающую
душу сцену.
Видно было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, и что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как-будто
говорила, что, кроме военных интересов, в
душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
— Еще впереди много, много всего будет, — сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что́ делалось в
душе Болконского. — Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, — прибавил Кутузов, как бы
говоря сам с собой.
— А всё боишься, — продолжал первый знакомый голос. — Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни
говори, что
душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, а есть атмосфера одна.
— Что̀ за штиль, как он описывает мило! —
говорила она, читая описательную часть письма. — И что̀ за
душа! О себе ничего… ничего! О каком-то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что̀ за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда
говорила, еще когда он вот какой был, я всегда
говорила…
На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб-медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как
говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную
душу государя видом раненых и убитых.
«Ну-ка еще, ну-ка еще!»
говорил в его
душе какой-то веселый голос.
«Ах, что́ вы со мной сделали?» всё
говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в
душе его оторвалось что-то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть.
— Да, граф, он слишком благороден и чист
душою, —
говаривала она, — для нашего нынешнего, развращенного света.
— Что́ же делать! С кем это не случалось, — сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в
душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целою жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном
говорил, что это со всяким случается.
Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всею
душой верил тому, что́
говорил ему этот чужой человек.
— Я?… Я в Петербург, — отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. — Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтоб я был так дурен. Я всею
душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтоб я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… — Пьер не мог
говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Денисов
говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в
душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия.
Теперь я припомнил все подробности этого свидания и в
душе своей
говорил ему самые злобные слова и колкие ответы.
— Toujours charmante et mélancolique, cette chère Julie, [ — Все так же прелестна и меланхолична, наша милая Жюли,] —
говорила она дочери. — Борис
говорит, что он отдыхает
душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, —
говорила она матери.
—
Душой рада, что приехали и что у меня остановились, —
говорила она.
«Стало быть она знает, что я невеста, стало быть и они с мужем, с Пьером, с этим справедливым Пьером», думала Наташа, «
говорили и смеялись про это. Стало быть это ничего». И опять под влиянием Элен то, что́ прежде представлялось страшным, показалось простым и естественным. «И она такая grande dame, [важная барышня,] такая милая и так видно всею
душой любит меня», думала Наташа. «И отчего не веселиться?» думала Наташа, удивленными, широко раскрытыми глазами глядя на Элен.
— Не будем
говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас — считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою
душу кому-нибудь — не теперь, а когда у вас ясно будет в
душе — вспомните обо мне. — Он взял и поцеловал ее руку. — Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… — Пьер смутился.
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его,
говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся
душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений — было мучительно-радостно и ужасно.
При приближении опасности, всегда два голоса одинаково сильно
говорят в
душе человека: один весьма разумно
говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее
говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть всё и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор, пока оно не наступило, и думать о приятном.
Она видела, что они злились, когда
говорили друг с другом, и в
душе своей она держала сторону дедушки.
Девять дней после оставления Москвы, в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по-русски, но quoique étranger, Russe de coeur et d’âme, [впрочем хотя иностранец, но русский в глубине
души,] как он сам
говорил про себя.
Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо, — quoique étranger, mais Russe de coeur et d’âme — почувствовал себя, в эту торжественную минуту, — entousiasmé par tout ce qu’il venait d’entendre, [Хотя иностранец, но русский в глубине
души, почувствовал себя в эту торжественную минуту восхищенным всем тем, чтò он услышал,] — (как он
говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне всё то, чтó сказало ей лицо Наташи. Она не
говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь
душою к тому Вечному, Непостижимому, Которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
— Вот поди ты, — сказал Каратаев, покачивая головой.
Говорят нехристи, а тоже
душа есть. — То-то старички
говаривали: потная рука таровата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. — Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. — А подверточки, дружок, важнеющие выдут, — сказал он и вернулся в балаган.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность, и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На всё дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем-то другим. В
душе его было глубокое, не высказанное убеждение, что всё будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо
говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
—
Говори,
говори скорее, не томи
душу, — перебил его Кутузов.
— Это всё равно, тут рассуждать нечего. Я на свою
душу взять не хочу. Ты
говоришь помрут. Ну, хорошо. Только бы не от меня.
Я,
говорит, шесть
душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого.
«C’est grand!» [Это величественно!] —
говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand», и «не grand». Grand — хорошо, не grand — дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких-то особенных существ, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c’est grand, и
душа его покойна.
— Да, да, так, так… —
говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. — Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами
души всегда искал одного: быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем — если они были — происходили не от него. Так он смягчился? —
говорил Пьер. — Какое счастье, что он свиделся с вами, — сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть»,
говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его
душу радостью.
«Так вот отчего! Вот отчего!»
говорил внутренний голос в
душе княжны Марьи. «Нет, я не один этот веселый, добрый и открытый взгляд, не одну красивую внешность полюбила в нем; я угадала его благородную, твердую, самоотверженную
душу»,
говорила она себе. «Да, он теперь беден, а я богата… Да, только от этого… Да, еслиб этого не было…»
— Ну, и всё гибнет. В судах воровство, в армии одна палка: шагистика, поселения, — мучат народ; просвещение
душат. Чтò молодо, честно, то губят! Все видят, что это не может так итти. Всё слишком натянуто и непременно лопнет, —
говорил Пьер (как всегда, вглядевшись в действия какого бы то ни было правительства,
говорят люди с тех пор, как существует правительство). — Я одно
говорил им в Петербурге.
Наташа, в середине разговора вошедшая в комнату, радостно смотрела на мужа. Она не радовалась тому, чтò он
говорил. Это даже не интересовало ее, потому что ей казалось, что всё это было чрезвычайно просто, и что она всё это давно знала (ей казалось это потому, что она знала всё то, из чего это выходило — всю
душу Пьера); но она радовалась, глядя на его оживленную, восторженную фигуру.
Власть эта не может быть тою непосредственною властью физического преобладания сильного существа над слабым, преобладания, основанного на приложении или угрозе приложения физической силы, — как власть Геркулеса; она не может быть тоже основана на преобладании нравственной силы, как то, в простоте душевной, думают некоторые историки,
говоря, что исторические деятели суть герои, т. е. люди, одаренные особенною силой
души и ума и называемою гениальностью.
Души и свободы нет, потому что жизнь человека выражается мускульными движениями, а мускульные движения обусловливаются нервною деятельностью;
души и свободы нет, потому что мы в неизвестный период времени произошли от обезьян, —
говорят, пишут и печатают они, вовсе и не подозревая того, что, тысячелетия тому назад, всеми религиями, всеми мыслителями не только признан, но никогда и не был отрицаем тот самый закон необходимости, который с таким старанием они стремятся доказать теперь физиологией и сравнительной зоологией.