Неточные совпадения
Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий
людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не
может и не находит нужным исправляться.
— И зачем родятся дети у таких
людей, как вы? Ежели бы вы не были отец, я бы ни в чем не
могла упрекнуть вас, — сказала Анна Павловна, задумчиво поднимая глаза.
— J’espère enfin, — продолжала Анна Павловна, — que ça a été la goutte d’eau qui fera déborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не
могут более терпеть этого
человека, который угрожает всему.]
— Я потому так говорю, — продолжал он с отчаянностью, — что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не
мог остановиться перед жизнью одного
человека.
— Он бы не
мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого
человека. Революция была великое дело, — продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё поскорее высказать.
— Mais, mon cher m-r Pierre, [Но, мой любезный мсье Пьер,] — сказала Анна Павловна, — как же вы объясняете великого
человека, который
мог казнить герцога, наконец, просто
человека, без суда и без вины?
— Экое золото у меня этот Митенька, — прибавил граф улыбаясь, когда молодой
человек вышел. — Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не
могу. Всё можно.
Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других
людей могли быть тоже свои интересы.
Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого, толстого и смирного
человека, недоумевая, как
мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не
могли не видеть этих
людей, не обратили на них внимания.
С
людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно-требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко
мог бы добиться самый жестокий
человек.
Мне кажется только, что христианская любовь к ближнему, любовь к врагам, достойнее, отраднее и лучше, чем те чувства, которые
могут внушить прекрасные глаза молодого
человека молодой девушке, поэтической и любящей, как вы.
В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m-lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный
человек этот никак не
мог рассчитывать на такую честь.
Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как
мог этот старый
человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.
— Comme c’est un homme d’esprit votre père, — сказала она, — c’est à cause de cela peut-être qu’il me fait peur. [Какой умный
человек ваш батюшка.
Может быть, от этого-то я и боюсь его.]
— Ты всем хорош, André, но у тебя есть какая-то гордость мысли, — сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, — и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме vénération, [обожания]
может возбудить такой
человек, как mon père? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
— Одно, чтó тяжело для меня, — я тебе по правде скажу, André, — это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как
человек с таким огромным умом не
может видеть того, чтó ясно, как день, и
может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово
могло быть услышано, шло
человек 20 свиты.
[Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000
человек, так что мы
можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех.
[Сорок тысяч
человек погибло, и союзная нам армия уничтожена, а вы
можете при этом шутить.
— Здесь
люди Бог знает что́
могут подумать, — бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, — надо объясниться…
В ночь сражения, взволнованный, но не усталый (несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей
мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных
людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские
люди удобно
могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные.
— Вот не
можем, князь, избавиться от этого народа, — сказал штаб-офицер, указывая на этих
людей. — Распускают командиры. А вот здесь, — он указал на раскинутую палатку маркитанта, — собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не
могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как
люди, показывающие что-нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
— Опять-таки, полковник, — говорил генерал, — не
могу я, однако, оставить половину
людей в лесу. Я вас прошу, я вас прошу, — повторил он, — занять позицию и приготовиться к атаке.
Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что́
мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного
человека.
Он не говорил себе, например: «Этот
человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но
человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот
человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не
мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношениях со всеми
людьми, выше и ниже себя поставленными.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто-нибудь не полюбил его, что он не
мог не верить в искренность
людей, окружавших его.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих
людей окружила Пьера. Он не
мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого-то блага.
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая-то связь, признаваемая другими
людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не
мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах
людей связывается с нею, что он не
может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не
может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу.
Княжна Марья вовсе не думала и не помнила о своем лице и прическе. Красивое, открытое лицо
человека, который,
может быть, будет ее мужем, поглощало всё ее внимание. Он ей казался добр, храбр, решителен, мужествен и великодушен. Она была убеждена в этом. Тысячи мечтаний о будущей семейной жизни беспрестанно возникали в ее воображении. Она отгоняла и старалась скрыть их.
Как не верилось двадцать лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где-то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо
могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и
людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
Борис во время похода сделал много знакомств с
людьми, которые
могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего.
Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт
людей, которых терпеть не
мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван.
Он чувствовал, что от одного слова этого
человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, — ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому-то он не
мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие
люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не
могли признать его существование.
Но вот что́ мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал-адъютант и прекрасный
человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого
можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте-ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где-нибудь там, поближе к солнцу.
— Вот эти
люди, — сказал Болконский со вздохом, который он не
мог подавить, в то время как они выходили из дворца, — вот эти-то
люди решают судьбы народов.
Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам-ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с
людьми, которые
могли и его поучить в военном деле.
Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что́ ж? — «Ну, а потом… — отвечает сам себе князь Андрей, — я не знаю, что́ будет потом, не хочу и не
могу знать; но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным
людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, чтó делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не
мог ни понять, ни разобрать из того, чтó делалось: двигались там в дыму какие-то
люди, двигались и спереди и сзади какие-то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого-нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не
мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого
человека — jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не
могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли
людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил...
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого
человека», — — думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что
может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
«Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, — а этот
человек знает истину, и ежели бы он захотел, он
мог бы открыть мне её».
Первая главнейшая цель и купно основание нашего ордена, на котором он утвержден, и которого никакая сила человеческая не
может низвергнуть, есть сохранение и предание потомству некоего важного таинства… от самых древнейших веков и даже от первого
человека до нас дошедшего, от которого таинства,
может быть, зависит судьба рода человеческого.
Я всё знаю, я всё понимаю, — сказал он, — ты вел себя, как прилично
человеку, дорожащему своею честью;
может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить.