Неточные совпадения
— Я думаю, — сказал
князь улыбаясь, — что ежели бы вас
послали вместо нашего милого Винценгероде, вы бы взяли приступом согласие прусского короля. Вы так красноречивы. Вы дадите мне чаю?
— Vous savez, mon mari m’abandonne, — продолжала она тем же тоном, обращаясь к генералу, — il va se faire tuer. Dites moi, pourquoi cette vilaine guerre, [Вы знаете, мой муж покидает меня.
Идет на смерть. Скажите, зачем эта гадкая война,] — сказала она
князю Василию и, не дожидаясь ответа, обратилась к дочери
князя Василия, к красивой Элен.
— Твой доктор велит тебе раньше ложиться, — сказал
князь Андрей. — Ты бы
шла спать.
— Но нельзя ждать,
князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son âme… Ah! c’est terrible, les devoirs d’un chrétien… [Подумайте, дело
идет о спасении его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Проводив главнокомандующего,
князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно-поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами,
пошел чрез длинный корридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
— Наконец, надо подумать и о моем семействе, — сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал
князь Василий, — ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я
послал за Пьером, и что́ граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
— Catiche a fait donner du thé dans le petit salon, — сказал
князь Василий Анне Михайловне. — Allez, ma pauvre Анна Михайловна, prenez quelque chose, autrement vous ne suffirez pas. [Катишь велела подать чай в маленькую гостиную. Вы бы
пошли, бедная Анна Михайловна, подкрепили себя, а то вас не хватит.]
Старшая княжна выронила портфель. Анна Михайловна быстро нагнулась и, подхватив спорную вещь, побежала в спальню. Старшая княжна и
князь Василий, опомнившись,
пошли за ней. Через несколько минут первая вышла оттуда старшая княжна с бледным и сухим лицом и прикушенною нижнею губой. При виде Пьера лицо ее выразило неудержимую злобу.
В Лысых Горах, имении
князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого
князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушило стройного порядка, по которому
шла жизнь в доме старого
князя.
Княжна взглянула на часы и, заметив, что она уже пять минут пропустила то время, которое должна была употреблять для игры на клавикордах, с испуганным видом
пошла в диванную. Между 12 и 2 часами, сообразно с заведенным порядком дня,
князь отдыхал, а княжна играла на клавикордах.
Князь Андрей
шел за ней с учтивым и грустным выражением.
— Ей надо отдохнуть, — сказал
князь Андрей, морщась. — Не правда ли, Лиза? Сведи ее к себе, а я
пойду к батюшке. Чтó он, всё то же?
— Да, разве это! — сказал
князь Андрей. —
Иди, Маша, я сейчас приду.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями,
князь Андрей
пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему-то смеялись.
В то время как
князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им
шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил...
Дежурный флигель-адъютант, встретивший
князя Андрея, попросил его подождать и
пошел к военному министру.
Как
князь Андрей было молодой человек, обещающий
пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом.
— C’est trahison peut-être, [Быть может, измена,] — сказал
князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и
славу, которая ожидает его.
— Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, — сказал
князь Андрей и
пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтоб успеть самому приехать вовремя,
князь Багратион
послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтоб он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля.
Князь Багратион не давал нового приказания и всё так же молча
шел перед рядами.
Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре,
князь Багратион
послал туда дежурного штаб-офицера и потом
князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что́ он говорил, клонилось тоже к
славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что́ говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная.
Князь Багратион обратился к старичку-полковнику.
— Ваше сиятельство, — прервал
князь Андрей молчание своим резким голосом, — вы меня изволили
послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
— Да, да, ни на волос, — отвечал смеясь
князь Василий. — «Сергей Кузьмич… со всех сторон. Со всех сторон, Сергей Кузьмич…» Бедный Вязмитинов никак не мог
пойти далее. Несколько раз он принимался снова за письмо, но только что скажет Сергей… всхлипывания… Ку…зьми…ч — слезы… и со всех сторон заглушаются рыданиями, и дальше он не мог. И опять платок, и опять «Сергей Кузьмич, со всех сторон», и слезы… так что уже попросили прочесть другого.
Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо
идет; нынче всё решится».
Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере
князя Василья, и тем более в последнее время, когда
князь Василий в новые царствования при Павле и Александре далеко
пошел в чинах и почестях.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «
Слава тебе, Господи, — подумал управляющий, — пронеслась туча!»
— Напротив, эта прическа очень
идет княжне, — сказал
князь Василий.
— Не за чем, не за чем… — быстро проговорил
князь и, всунув ноги в туфли и руки в халат,
пошел к дивану, на котором он спал.
Она имела случай
посылать свои письма к великому
князю Константину Павловичу, который командовал гвардией.
Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого
князя, люди
шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах.
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к
князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и
посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и
пошел с ним к
князю Долгорукову.
Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально-холодным взглядом стал вглядываться в
князя Андрея,
идя прямо на него и, видимо, ожидая, чтобы
князь Андрей поклонился ему или дал дорогу.
Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что́ ж? — «Ну, а потом… — отвечает сам себе
князь Андрей, — я не знаю, что́ будет потом, не хочу и не могу знать; но ежели хочу этого, хочу
славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось
князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда-то я буду послан, — думал он, — с бригадой или дивизией, и там-то с знаменем в руке я
пойду вперед и сломлю всё, что́ будет передо мной».
На правом фланге у Багратиона в 9 часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность,
князь Багратион предложил Долгорукову
послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10-ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого
пошлют (чтó было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, чтó было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в своем кабинете, старый
князь, как и обыкновенно, на другой день
пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Старый
князь не хотел надеяться: он решил, что
князь Андрей убит, и не смотря на то, что он
послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего-то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый
князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и
послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что́?
— Доложи
князю, что роды начались, — сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон
пошел и доложил
князю.
— Allez, mon ami, [ —
Иди, мой друг,] — сказала княжна Марья.
Князь Андрей опять
пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая-то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав
князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно-животные стоны слышались из-за двери.
Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто-то.
Он так привык повиноваться этому тону небрежной самоуверенности
князя Василия, что и теперь он чувствовал, что не в силах будет противостоять ей; но он чувствовал, что от того, что́ он скажет сейчас, будет зависеть вся дальнейшая судьба его:
пойдет ли он по старой, прежней дороге, или по той новой, которая так привлекательно была указана ему масонами, и на которой он твердо верил, что найдет возрождение к новой жизни.
—
Князь, я вас не звал к себе,
идите, пожалуста,
идите! — Он вскочил и отворил ему дверь. —
Идите же, — повторил он, сам себе не веря и радуясь выражению смущенности и страха, показавшемуся на лице
князя Василия.
—
Идите! — еще раз проговорил дрожащий голос. И
князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения.
— Однако
пойдем садиться, — прибавил
князь Андрей, и выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз, после Аустерлица, он увидал то высокое, вечное небо, которое он видел лежа на Аустерлицком поле, и что-то давно заснувшее, что-то лучшее что́ было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе.
Князь Андрей провел Пьера на свою половину, всегда в полной исправности ожидавшую его в доме его отца, и сам
пошел в детскую.
—
Пойдем к сестре, — сказал
князь Андрей, возвратившись к Пьеру; — я еще не видал ее, она теперь прячется и сидит с своими божьими людьми. Поделом ей, она сконфузится, а ты увидишь божьих людей. C’est curieux, ma parole. [Это интересно, право.]
Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой
князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и
пошел к нему на руки.