Неточные совпадения
Тотчас, — продолжал он
князю, — про всё узнал, да и Залёжев каждому встречному
пошел болтать.
— Да вот сидел бы там, так вам бы всего и не объяснил, — весело засмеялся
князь, — а, стало быть, вы все еще беспокоились бы, глядя на мой плащ и узелок. А теперь вам, может, и секретаря ждать нечего, а
пойти бы и доложить самим.
Князь встал, поспешно снял с себя плащ и остался в довольно приличном и ловко сшитом, хотя и поношенном уже пиджаке. По жилету
шла стальная цепочка. На цепочке оказались женевские серебряные часы.
— Напротив, даже очень мило воспитан и с прекрасными манерами. Немного слишком простоват иногда… Да вот он и сам! Вот-с, рекомендую, последний в роде
князь Мышкин, однофамилец и, может быть, даже родственник, примите, обласкайте. Сейчас
пойдут завтракать,
князь, так сделайте честь… А я уж, извините, опоздал, спешу…
— Ах,
князь, мне крайняя надобность! — стал просить Ганя. — Она, может быть, ответит… Поверьте, что я только в крайнем, в самом крайнем случае мог обратиться… С кем же мне
послать?.. Это очень важно… Ужасно для меня важно…
— О, я не прочту, — совершенно просто отвечал
князь, взял портрет и
пошел из кабинета.
Он кривился, бледнел, пенился; он грозил кулаком. Так
шли они несколько шагов.
Князя он не церемонился нимало, точно был один в своей комнате, потому что в высшей степени считал его за ничто. Но вдруг он что-то сообразил и опомнился.
—
Князь, мамаша вас к себе просит, — крикнул заглянувший в дверь Коля.
Князь привстал было
идти, но генерал положил правую ладонь на его плечо и дружески пригнул опять к дивану.
Князь хотел было что-то сказать, но до того потерялся, что ничего не выговорил и с шубой, которую поднял с полу,
пошел в гостиную.
— Бранятся, — ответил
князь и
пошел в гостиную.
—
Князь? Он
князь? Вообразите, а я давеча, в прихожей, приняла его за лакея и сюда докладывать
послала! Ха, ха, ха!
Он воротился смущенный, задумчивый; тяжелая загадка ложилась ему на душу, еще тяжелее, чем прежде. Мерещился и
князь… Он до того забылся, что едва разглядел, как целая рогожинская толпа валила мимо его и даже затолкала его в дверях, наскоро выбираясь из квартиры вслед за Рогожиным. Все громко, в голос, толковали о чем-то. Сам Рогожин
шел с Птицыным и настойчиво твердил о чем-то важном и, по-видимому, неотлагательном.
—
Слава богу, увела и уложила маменьку, и ничего не возобновлялось. Ганя сконфужен и очень задумчив. Да и есть о чем. Каков урок!.. Я поблагодарить вас еще раз пришла и спросить,
князь: вы до сих пор не знавали Настасью Филипповну?
— Мне всё кажется, — осторожно заметил
князь, — что Настасья Филипповна умна. К чему ей, предчувствуя такую муку, в западню
идти? Ведь могла бы и за другого выйти. Вот что мне удивительно.
Я,
князь, не по расчету в этот мрак
иду, — продолжал он, проговариваясь, как уязвленный в своем самолюбии молодой человек, — по расчету я бы ошибся наверно, потому и головой, и характером еще не крепок.
Князь и Коля тотчас же вышли. Увы!
Князю не на что было взять и извозчика, надо было
идти пешком.
Но Настасья Филипповна встала, не слушая, и
пошла сама встретить
князя.
— Коля здесь ночевал, но наутро
пошел своего генерала разыскивать, которого вы из «отделения»,
князь, бог знает для чего, выкупили. Генерал еще вчера обещал сюда же ночевать пожаловать, да не пожаловал. Вероятнее всего в гостинице «Весы», тут очень недалеко, заночевал. Коля, стало быть, там, или в Павловске, у Епанчиных. У него деньги были, он еще вчера хотел ехать. Итак, стало быть, в «Весах» или в Павловске.
Был уже двенадцатый час.
Князь знал, что у Епанчиных в городе он может застать теперь одного только генерала, по службе, да и то навряд. Ему подумалось, что генерал, пожалуй, еще возьмет его и тотчас же отвезет в Павловск, а ему до того времени очень хотелось сделать один визит. На риск опоздать к Епанчиным и отложить свою поездку в Павловск до завтра,
князь решился
идти разыскивать дом, в который ему так хотелось зайти.
— В воду или под нож! — проговорил тот наконец. — Хе! Да потому-то и
идет за меня, что наверно за мной нож ожидает! Да неужто уж ты и впрямь,
князь, до сих пор не спохватился, в чем тут всё дело?
Пошли чрез те же комнаты, по которым уже
князь проходил; Рогожин
шел немного впереди,
князь за ним.
Рогожин вдруг бросил картину и
пошел прежнею дорогой вперед. Конечно, рассеянность и особое, странно-раздражительное настроение, так внезапно обнаружившееся в Рогожине, могло бы, пожалуй, объяснить эту порывчатость; но все-таки как-то чудно стало
князю, что так вдруг прервался разговор, который не им же и начат, и что Рогожин даже и не ответил ему.
Молча взял наконец Рогожин руку
князя и некоторое время стоял, как бы не решаясь на что-то; наконец вдруг потянул его за собой, проговорив едва слышным голосом: «
Пойдем».
Князь немедленно хотел поворотить назад к себе, в гостиницу; даже повернулся и
пошел; но чрез минуту остановился, обдумал и воротился опять по прежней дороге.
Князь рассеянно поглядел на нее, повернулся и
пошел назад в свою гостиницу.
Этот демон шепнул ему в Летнем саду, когда он сидел, забывшись, под липой, что если Рогожину так надо было следить за ним с самого утра и ловить его на каждом шагу, то, узнав, что он не поедет в Павловск (что уже, конечно, было роковым для Рогожина сведением), Рогожин непременно
пойдет туда, к тому дому, на Петербургской, и будет непременно сторожить там его,
князя, давшего ему еще утром честное слово, что «не увидит ее», и что «не затем он в Петербург приехал».
Была минута, в конце этого длинного и мучительного пути с Петербургской стороны, когда вдруг неотразимое желание захватило
князя —
пойти сейчас к Рогожину, дождаться его, обнять его со стыдом, со слезами, сказать ему всё и кончить всё разом.
Но те же самые предосторожности, как относительно
князя, Лебедев стал соблюдать и относительно своего семейства с самого переезда на дачу: под предлогом, чтобы не беспокоить
князя, он не пускал к нему никого, топал ногами, бросался и гонялся за своими дочерьми, не исключая и Веры с ребенком, при первом подозрении, что они
идут на террасу, где находился
князь, несмотря на все просьбы
князя не отгонять никого.
Князь Щ. даже много о
князе рассказывал и вообще отзывался о нем весьма симпатично, так что теперь с искренним удовольствием
шел навестить старого знакомого.
Но
князь уже
шел отворять дверь гостям.
— Господа, я никого из вас не ожидал, — начал
князь, — сам я до сего дня был болен, а дело ваше (обратился он к Антипу Бурдовскому) я еще месяц назад поручил Гавриле Ардалионовичу Иволгину, о чем тогда же вас и уведомил. Впрочем, я не удаляюсь от личного объяснения, только согласитесь, такой час… я предлагаю
пойти со мной в другую комнату, если ненадолго… Здесь теперь мои друзья, и поверьте…
— Вы,
князь, не только наивны, но, может быть, еще и подальше
пошли, — злобно усмехнулся племянник Лебедева.
— Я виноват! — сказал
князь, подходя к Бурдовскому, — я очень виноват перед вами, Бурдовский, но я не как подаяние
послал, поверьте.
Эти сто пятьдесят рублей
пошли в расход Чебарову на его поездку к
князю.
—
Пойду, — тихим и смиренным голосом проговорил
князь.
Так
пойдешь,
князь Лев Николаевич, к ним завтра,
пойдешь? — спросила она опять
князя, почти задыхаясь.
Лизавета Прокофьевна! — заключил раскрасневшийся генерал, — если хочешь
идти, то простимся с нашим добрым
князем и…
Вы,
князь, я знаю,
послали потихоньку денег, с Ганечкой, матери Бурдовского, и вот об заклад же побьюсь (хи-хи-хи, истерически хохотал он), об заклад побьюсь, что Бурдовский же и обвинит вас теперь в неделикатности форм и в неуважении к его матери, ей-богу так, ха-ха-ха!
— Да, Терентьев, благодарю вас,
князь, давеча говорили, но у меня вылетело… я хотел вас спросить, господин Терентьев, правду ли я слышал, что вы того мнения, что стоит вам только четверть часа в окошко с народом поговорить, и он тотчас же с вами во всем согласится и тотчас же за вами
пойдет?
— Евгений Павлыч! Это ты? — крикнул вдруг звонкий, прекрасный голос, от которого вздрогнул
князь и, может быть, еще кто-нибудь. — Ну, как я рада, что наконец разыскала! Я
послала к тебе в город нарочного; двух! Целый день тебя ищут!
— Вчерашний эксцентрический случай, — промолвился Ганя, — конечно, преднамеренный и, конечно, не должен
идти в счет. Чтобы придраться к ней в чем-нибудь, надо подыскаться нарочно или оклеветать, что, впрочем, не замедлит, — заключил Ганя, ожидавший, что
князь непременно тут спросит: «Почему он называет вчерашний случай случаем преднамеренным? И почему не замедлит?» Но
князь не спросил этого.
— Я знаю, что вы вашего сына туда
посылали, он мне сам давеча говорил, но что ж это за интрига такая! — воскликнул
князь в нетерпении.
Было семь часов пополудни;
князь собирался
идти в парк. Вдруг Лизавета Прокофьевна одна вошла к нему на террасу.
Это она… это она после давешнего… это с горячки, — бормотала Лизавета Прокофьевна, таща за собой
князя и ни на минуту не выпуская его руки, — давеча я за тебя заступилась, сказала вслух, что дурак, потому что не
идешь… иначе не написала бы такую бестолковую записку!
— Идемте же! — звала Аглая. —
Князь, вы меня поведете. Можно это, maman? Отказавшему мне жениху? Ведь вы уж от меня отказались навеки,
князь? Да не так, не так подают руку даме, разве вы не знаете, как надо взять под руку даму? Вот так, пойдемте, мы
пойдем впереди всех; хотите вы
идти впереди всех, tête-а-tête? [наедине (фр.).]
— Ищу вас,
князь. Поджидал вас у дачи Епанчиных, разумеется, не мог войти.
Шел за вами, пока вы
шли с генералом. К вашим услугам,
князь, располагайте Келлером. Готов жертвовать и даже умереть, если понадобится.
— Господь знает! Это ты, может, и ошибся… она мне, впрочем, день сегодня назначила, как с музыки привел ее: через три недели, а может, и раньше, наверно, говорит, под венец
пойдем; поклялась, образ сняла, поцеловала. За тобой, стало быть,
князь, теперь дело, хе-хе!
Он упал наконец в самом деле без чувств. Его унесли в кабинет
князя, и Лебедев, совсем отрезвившийся,
послал немедленно за доктором, а сам вместе с дочерью, сыном, Бурдовским и генералом остался у постели больного. Когда вынесли бесчувственного Ипполита, Келлер стал среди комнаты и провозгласил во всеуслышание, разделяя и отчеканивая каждое слово, в решительном вдохновении...
Она спрашивала быстро, говорила скоро, но как будто иногда сбивалась и часто не договаривала; поминутно торопилась о чем-то предупреждать; вообще она была в необыкновенной тревоге и хоть смотрела очень храбро и с каким-то вызовом, но, может быть, немного и трусила. На ней было самое буднишнее, простое платье, которое очень к ней
шло. Она часто вздрагивала, краснела и сидела на краю скамейки. Подтверждение
князя, что Ипполит застрелился для того, чтоб она прочла его исповедь, очень ее удивило.
Войдя в свой дом, Лизавета Прокофьевна остановилась в первой же комнате; дальше она
идти не могла и опустилась на кушетку, совсем обессиленная, позабыв даже пригласить
князя садиться. Это была довольно большая зала, с круглым столом посредине, с камином, со множеством цветов на этажерках у окон и с другою стеклянною дверью в сад, в задней стене. Тотчас же вошли Аделаида и Александра, вопросительно и с недоумением смотря на
князя и на мать.