Неточные совпадения
— Положим, княгиня, что это не поверхностное, — сказал он, — но внутреннее. Но не в
том дело — и он опять обратился к генералу, с которым говорил серьезно, — не забудьте, что скачут военные, которые избрали эту деятельность, и
согласитесь, что всякое призвание имеет свою оборотную сторону медали. Это прямо входит в обязанности военного. Безобразный спорт кулачного боя или испанских тореадоров есть признак варварства. Но специализованный спорт есть признак развития.
Когда он, в
тот же вечер, как приехал домой, сообщил приказчику свои планы, приказчик с видимым удовольствием
согласился с
тою частью речи, которая показывала, что всё делаемое до сих пор было вздор и невыгодно.
Они
соглашались, что плуг пашет лучше, что скоропашка работает успешнее, но они находили тысячи причин, почему нельзя было им употреблять ни
то, ни другое, и хотя он и убежден был, что надо спустить уровень хозяйства, ему жалко было отказаться от усовершенствований, выгода которых была так очевидна.
Агафья Михайловна знала все подробности хозяйственных планов Левина. Левин часто со всеми тонкостями излагал ей свои мысли и нередко спорил с нею и не
соглашался с ее объяснениями. Но теперь она совсем иначе поняла
то, что он сказал ей.
— Я не могу вполне с этим
согласиться, — отвечал Алексей Александрович. — Мне кажется, что нельзя не признать
того, что самый процесс изучения форм языков особенно благотворно действует на духовное развитие. Кроме
того, нельзя отрицать и
того, что влияние классических писателей в высшей степени нравственное, тогда как, к несчастью, с преподаванием естественных наук соединяются
те вредные и ложные учения, которые составляют язву нашего времени.
— Но, — сказал Сергей Иванович, тонко улыбаясь и обращаясь к Каренину, — нельзя не
согласиться, что взвесить вполне все выгоды и невыгоды
тех и других наук трудно и что вопрос о
том, какие предпочесть, не был бы решен так скоро и окончательно, если бы на стороне классического образования не было
того преимущества, которое вы сейчас высказали: нравственного — disons le mot [скажем прямо] — анти-нигилистического влияния.
— Нельзя
согласиться даже с
тем, — сказал он, — чтобы правительство имело эту цель. Правительство, очевидно, руководствуется общими соображениями, оставаясь индифферентным к влияниям, которые могут иметь принимаемые меры. Например, вопрос женского образования должен бы был считаться зловредным, но правительство открывает женские курсы и университеты.
— Но если женщины, как редкое исключение, и могут занимать эти места,
то, мне кажется, вы неправильно употребили выражение «правà». Вернее бы было сказать: обязанности. Всякий
согласится, что, исполняя какую-нибудь должность присяжного, гласного, телеграфного чиновника, мы чувствуем, что исполняем обязанность. И потому вернее выразиться, что женщины ищут обязанностей, и совершенно законно. И можно только сочувствовать этому их желанию помочь общему мужскому труду.
Он часто испытывал, что иногда во время спора поймешь
то, что любит противник, и вдруг сам полюбишь это самое и тотчас
согласишься, и тогда все доводы отпадают, как ненужные; а иногда испытывал наоборот: выскажешь наконец
то, что любишь сам и из-за чего придумываешь доводы, и если случится, что выскажешь это хорошо и искренно,
то вдруг противник
соглашается и перестает спорить.
— Вопрос только в
том, как, на каких условиях ты
согласишься сделать развод. Она ничего не хочет, не смеет просить тебя, она всё предоставляет твоему великодушию.
Серпуховской придумал ему назначение в Ташкент, и Вронский без малейшего колебания
согласился на это предложение. Но чем ближе подходило время отъезда,
тем тяжелее становилась ему
та жертва, которую он приносил
тому, что он считал должным.
—
То, что я тысячу раз говорил и не могу не думать…
то, что я не стою тебя. Ты не могла
согласиться выйти за меня замуж. Ты подумай. Ты ошиблась. Ты подумай хорошенько. Ты не можешь любить меня… Если… лучше скажи, — говорил он, не глядя на нее. — Я буду несчастлив. Пускай все говорят, что̀ хотят; всё лучше, чем несчастье… Всё лучше теперь, пока есть время…
Голенищев опомнился и охотно
согласился. Но так как художник жил в дальнем квартале,
то решили взять коляску.
Он начал говорить, желал найти
те слова, которые могли бы не
то что разубедить, но только успокоить ее. Но она не слушала его и ни с чем не
соглашалась. Он нагнулся к ней и взял ее сопротивляющуюся руку. Он поцеловал ее руку, поцеловал волосы, опять поцеловал руку, — она всё молчала. Но когда он взял ее обеими руками за лицо и сказал: «Кити!» — вдруг она опомнилась, поплакала и примирилась.
Ревность Левина еще дальше ушла. Уже он видел себя обманутым мужем, в котором нуждаются жена и любовник только для
того, чтобы доставлять им удобства жизни и удовольствия… Но, несмотря на
то, он любезно и гостеприимно расспрашивал Васеньку об его охотах, ружье, сапогах и
согласился ехать завтра.
Загублена вся жизнь!» Ей опять вспомнилось
то, что сказала молодайка, и опять ей гадко было вспомнить про это; но она не могла не
согласиться, что в этих словах была и доля грубой правды.
Узнав, что доктор еще не вставал, Левин из разных планов, представлявшихся ему, остановился на следующем: Кузьме ехать с запиской к другому доктору, а самому ехать в аптеку за опиумом, а если, когда он вернется, доктор еще не встанет,
то, подкупив лакея или насильно, если
тот не
согласится, будить доктора во что бы
то ни стало.
Степан Аркадьич знал, что когда Каренин начинал говорить о
том, что делают и думают они,
те самые, которые не хотели принимать его проектов и были причиной всего зла в России, что тогда уже близко было к концу; и потому охотно отказался теперь от принципа свободы и вполне
согласился. Алексей Александрович замолк, задумчиво перелистывая свою рукопись.
— Да, но ты
согласись, что открывается новое, несомненно полезное учреждение. Как хочешь, живое дело! Дорожат в особенности
тем, чтобы дело ведено было честно, — сказал Степан Аркадьич с ударением.
— Она сделала
то, что все, кроме меня, делают, но скрывают; а она не хотела обманывать и сделала прекрасно. И еще лучше сделала, потому что бросила этого полоумного вашего зятя. Вы меня извините. Все говорили, что он умен, умен, одна я говорила, что он глуп. Теперь, когда он связался с Лидией Ивановной и с Landau, все говорят, что он полоумный, и я бы и рада не
соглашаться со всеми, но на этот раз не могу.
Она знала, что̀ мучало ее мужа. Это было его неверие. Несмотря на
то, что, если бы у нее спросили, полагает ли она, что в будущей жизни он, если не поверит, будет погублен, она бы должна была
согласиться, что он будет погублен, — его неверие не делало ее несчастья; и она, признававшая
то, что для неверующего не может быть спасения, и любя более всего на свете душу своего мужа, с улыбкой думала о его неверии и говорила сама себе, что он смешной.
Долли была в отчаяньи, ненавидела мужа, презирала, жалела, решалась развестись, отказать, но кончила
тем, что
согласилась продать часть своего имения.
Он не мог
согласиться с
тем, что десятки людей, в числе которых и брат его, имели право на основании
того, что им рассказали сотни приходивших в столицы краснобаев-добровольцев, говорить, что они с газетами выражают волю и мысль народа, и такую мысль, которая выражается в мщении и убийстве.
Он не мог
согласиться с этим, потому что и не видел выражения этих мыслей в народе, в среде которого он жил, и не находил этих мыслей в себе (а он не мог себя ничем другим считать, как одним из людей, составляющих русский народ), а главное потому, что он вместе с народом не знал, не мог знать
того, в чем состоит общее благо, но твердо знал, что достижение этого общего блага возможно только при строгом исполнении
того закона добра, который открыт каждому человеку, и потому не мог желать войны и проповедывать для каких бы
то ни было общих целей.