Неточные совпадения
— Хорошо доехали? —
сказал сын, садясь подле нее и невольно прислушиваясь к женскому голосу из-за двери. Он знал, что это был голос той дамы, которая встретилась ему при входе.
— Ну вот, графиня, вы встретили
сына, а я брата, — весело
сказала она. — И все истории мои истощились; дальше нечего было бы рассказывать.
— Ну, нет, —
сказала графиня, взяв ее за руку, — я бы с вами объехала вокруг света и не соскучилась бы. Вы одна из тех милых женщин, с которыми и поговорить и помолчать приятно. А о
сыне вашем, пожалуйста, не думайте; нельзя же никогда не разлучаться.
— У Анны Аркадьевны, —
сказала графиня, объясняя
сыну, — есть сынок восьми лет, кажется, и она никогда с ним не разлучалась и всё мучается, что оставила его.
— Да, мы всё время с графиней говорили, я о своем, она о своем
сыне, —
сказала Каренина, и опять улыбка осветила ее лицо, улыбка ласковая, относившаяся к нему.
— А! Мы знакомы, кажется, — равнодушно
сказал Алексей Александрович, подавая руку. — Туда ехала с матерью, а назад с
сыном, —
сказал он, отчетливо выговаривая, как рублем даря каждым словом. — Вы, верно, из отпуска? —
сказал он и, не дожидаясь ответа, обратился к жене своим шуточным тоном: — что ж, много слез было пролито в Москве при разлуке?
«Я должен
сказать и высказать следующее: во-первых, объяснение значения общественного мнения и приличия; во-вторых, религиозное объяснение значения брака; в-третьих, если нужно, указание на могущее произойти несчастье для
сына; в-четвертых, указание на ее собственное несчастье».
— Из всякого положения есть выход. Нужно решиться, —
сказал он. — Всё лучше, чем то положение, в котором ты живешь. Я ведь вижу, как ты мучаешься всем, и светом, и
сыном, и мужем.
Теперь я не могу отдать позору свое имя… — и своего
сына, — хотела она
сказать, но
сыном она не могла шутить… — позору свое имя», и еще что-нибудь в таком роде, — добавила она.
Она опять хотела
сказать:
сына, но не могла выговорить этого слова.
— Я иду, прощайте! —
сказала Анна и, поцеловав
сына, подошла к Алексею Александровичу и протянула ему руку. — Ты очень мил, что приехал.
Когда она думала о Вронском, ей представлялось, что он не любит ее, что он уже начинает тяготиться ею, что она не может предложить ему себя, и чувствовала враждебность к нему зa это. Ей казалось, что те слова, которые она
сказала мужу и которые она беспрестанно повторяла в своем воображении, что она их
сказала всем и что все их слышали. Она не могла решиться взглянуть в глаза тем, с кем она жила. Она не могла решиться позвать девушку и еще меньше сойти вниз и увидать
сына и гувернантку.
— Да, это очень дурно, —
сказала Анна и, взяв
сына за плечо не строгим, а робким взглядом, смутившим и обрадовавшим мальчика, посмотрела на него и поцеловала. — Оставьте его со мной, —
сказала она удивленной гувернантке и, не выпуская руки
сына, села за приготовленный с кофеем стол.
Если он при этом известии решительно, страстно, без минуты колебания
скажет ей: брось всё и беги со мной!» — она бросит
сына и уйдет с ним.
— Разве невозможен развод? —
сказал он слабо. Она, не отвечая, покачала головой. — Разве нельзя взять
сына и всё-таки оставить его?
― Я пришел вам
сказать, что я завтра уезжаю в Москву и не вернусь более в этот дом, и вы будете иметь известие о моем решении чрез адвоката, которому я поручу дело развода.
Сын же мой переедет к сестре, ―
сказал Алексей Александрович, с усилием вспоминая то, что он хотел
сказать о
сыне.
— Весьма трудно ошибаться, когда жена сама объявляет о том мужу. Объявляет, что восемь лет жизни и
сын — что всё это ошибка и что она хочет жить сначала, —
сказал он сердито, сопя носом.
— Дарья Александровна! —
сказал он, теперь прямо взглянув в доброе взволнованное лицо Долли и чувствуя, что язык его невольно развязывается. — Я бы дорого дал, чтобы сомнение еще было возможно. Когда я сомневался, мне было тяжело, но легче, чем теперь. Когда я сомневался, то была надежда; но теперь нет надежды, и я всё-таки сомневаюсь во всем. Я так сомневаюсь во всем, что я ненавижу
сына и иногда не верю, что это мой
сын. Я очень несчастлив.
Алексей Александрович погладил рукой по волосам
сына, ответил на вопрос гувернантки о здоровье жены и спросил о том, что
сказал доктор о baby [ребенке.].
— Не могу
сказать, чтоб я был вполне доволен им, — поднимая брови и открывая глаза,
сказал Алексей Александрович. — И Ситников не доволен им. (Ситников был педагог, которому было поручено светское воспитание Сережи.) Как я говорил вам, есть в нем какая-то холодность к тем самым главным вопросам, которые должны трогать душу всякого человека и всякого ребенка, — начал излагать свои мысли Алексей Александрович, по единственному, кроме службы, интересовавшему его вопросу — воспитанию
сына.
— А кто бросит камень? —
сказал Алексей Александрович, очевидно довольный своей ролью. — Я всё простил и потому не могу лишать ее того, что есть потребность любви для нее — любви к
сыну…
Увидать
сына на гулянье, узнав, куда и когда он выходит, ей было мало: она так готовилась к этому свиданию, ей столько нужно было
сказать ему, ей так хотелось обнимать, целовать его.
Она поехала в игрушечную лавку, накупила игрушек и обдумала план действий. Она приедет рано утром, в 8 часов, когда Алексей Александрович еще, верно, не вставал. Она будет иметь в руках деньги, которые даст швейцару и лакею, с тем чтоб они пустили ее, и, не поднимая вуаля,
скажет, что она от крестного отца Сережи приехала поздравить и что ей поручено поставить игрушки у кровати
сына. Она не приготовила только тех слов, которые она
скажет сыну. Сколько она ни думала об этом, она ничего не могла придумать.
Но ласки матери и
сына, звуки их голосов и то, что они говорили, — всё это заставило его изменить намерение. Он покачал головой и, вздохнув, затворил дверь. «Подожду еще десять минут»,
сказал он себе, откашливаясь и утирая слезы.
Как ни сильно желала Анна свиданья с
сыном, как ни давно думала о том и готовилась к тому, она никак не ожидала, чтоб это свидание так сильно подействовало на нее. Вернувшись в свое одинокое отделение в гостинице, она долго не могла понять, зачем она здесь. «Да, всё это кончено, и я опять одна»,
сказала она себе и, не снимая шляпы, села на стоявшее у камина кресло. Уставившись неподвижными глазами на бронзовые часы, стоявшие на столе между окон, она стала думать.
Дайте, —
сказала она, быстрым движением отбирая от Вронского карточки
сына, которые он смотрел, и значительно блестящими глазами взглядывая на него.
То, что она уехала, не
сказав куда, то, что ее до сих пор не было, то, что она утром еще ездила куда-то, ничего не
сказав ему, — всё это, вместе со странно возбужденным выражением ее лица нынче утром и с воспоминанием того враждебного тона, с которым она при Яшвине почти вырвала из его рук карточки
сына, заставило его задуматься.
Он слышал, как его лошади жевали сено, потом как хозяин со старшим малым собирался и уехал в ночное; потом слышал, как солдат укладывался спать с другой стороны сарая с племянником, маленьким
сыном хозяина; слышал, как мальчик тоненьким голоском сообщил дяде свое впечатление о собаках, которые казались мальчику страшными и огромными; потом как мальчик расспрашивал, кого будут ловить эти собаки, и как солдат хриплым и сонным голосом говорил ему, что завтра охотники пойдут в болото и будут палить из ружей, и как потом, чтоб отделаться от вопросов мальчика, он
сказал: «Спи, Васька, спи, а то смотри», и скоро сам захрапел, и всё затихло; только слышно было ржание лошадей и каркание бекаса.
— А вот делаешь! Что прикажете? Привычка, и знаешь, что так надо. Больше вам
скажу, — облокачиваясь об окно и разговорившись, продолжал помещик, —
сын не имеет никакой охоты к хозяйству. Очевидно, ученый будет. Так что некому будет продолжать. А всё делаешь. Вот нынче сад насадил.
Прежде, если бы Левину
сказали, что Кити умерла, и что он умер с нею вместе, и что у них дети ангелы, и что Бог тут пред ними, — он ничему бы не удивился; но теперь, вернувшись в мир действительности, он делал большие усилия мысли, чтобы понять, что она жива, здорова и что так отчаянно визжавшее существо есть
сын его.
И он вспомнил то робкое, жалостное выражение, с которым Анна, отпуская его,
сказала: «Всё-таки ты увидишь его. Узнай подробно, где он, кто при нем. И Стива… если бы возможно! Ведь возможно?» Степан Аркадьич понял, что означало это: «если бы возможно» — если бы возможно сделать развод так, чтоб отдать ей
сына… Теперь Степан Аркадьич видел, что об этом и думать нечего, но всё-таки рад был увидеть племянника.
Жена?.. Нынче только он говорил с князем Чеченским. У князя Чеченского была жена и семья — взрослые пажи дети, и была другая, незаконная семья, от которой тоже были дети. Хотя первая семья тоже была хороша, князь Чеченский чувствовал себя счастливее во второй семье. И он возил своего старшего
сына во вторую семью и рассказывал Степану Аркадьичу, что он находит это полезным и развивающим для
сына. Что бы на это
сказали в Москве?
— Ах, что говорить! —
сказала графиня, махнув рукой. — Ужасное время! Нет, как ни говорите, дурная женщина. Ну, что это за страсти какие-то отчаянные! Это всё что-то особенное доказать. Вот она и доказала. Себя погубила и двух прекрасных людей — своего мужа и моего несчастного
сына.
Так же несомненно, как нужно отдать долг, нужно было держать родовую землю в таком положении, чтобы
сын, получив ее в наследство,
сказал так же спасибо отцу, как Левин говорил спасибо деду за всё то, что он настроил и насадил.