Неточные совпадения
И, не
сказав ни слова ласки будущей снохе, почти не глядя на неё и
сына, мотнул головою к двери...
— Облом деревенский, наречённой
сыну невесте словечка ласкового не нашёл
сказать!
Перебирая в руках шёлковый пояс, подарок невесты,
сын тихо
сказал...
— Богатырь, —
сказала рябая, носатая акушерка, показывая ребёнка с такой гордостью, как будто она сама родила его. Но Пётр не видел
сына, пред ним всё заслонялось мёртвым лицом жены, с тёмными ямами на месте глаз...
— У меня — поедет! —
сказал сын задорным тоном деда. Пётр не мог убедить его в бесполезности работы, но, убеждая, думал...
Семи лет Илья начал учиться грамоте у попа Глеба, но узнав, что
сын конторщика Никонова учится не по псалтырю, а по книжке с картинками «Родное слово»,
сказал отцу...
Он не находил, что и как надо
сказать сыну, и ему решительно не хотелось бить Илью.
Он пошёл быстро, обдумывая на ходу, что надо
сказать сыну, придумал что-то очень строгое и достаточно ласковое, но, тихо отворив дверь в комнату Ильи, всё забыл.
Сын стоял на коленях, на стуле, упираясь локтями о подоконник, он смотрел в багрово-дымное небо; сумрак наполнял маленькую комнату бурой пылью; на стене, в большой клетке, возился дрозд: собираясь спать, чистил свой жёлтый нос.
Выглянув в окно, Артамонов увидал, что
сын, размахивая кулаком, возбуждённо беседует с дрянненьким Павлушкой Никоновым. Он позвал Якова, запретил ему дружить с Никоновым, хотел
сказать что-то поучительное, но, взглянув в сиреневые белки с какими-то очень светлыми зрачками, вздохнув, отстранил
сына...
— Значит — можно, — решил
сын. — Я
скажу ему — обрадуется.
Когда ему удавалось выскользнуть на краткое время, выломиться из ограниченного круга забот о фабрике, он снова чувствовал себя в густом тумане неприязни к людям, недовольства собою. Было только одно светлое пятно — любовь к
сыну, но и эта любовь покрылась тенью мальчика Никонова или ушла глубже под тяжестью убийства. Глядя на Илью, он иногда ощущал потребность
сказать ему...
Не спеша, честно взвешивая тяжесть всех слов, какие необходимо
сказать сыну, отец пошёл к нему, приминая ногами серые былинки, ломко хрустевшие.
Сын лежал вверх спиною, читал толстую книгу, постукивая по страницам карандашом; на шорох шагов он гибко изогнул шею, посмотрел на отца и, положив карандаш между страниц книги, громко хлопнул ею; потом сел, прислонясь спиной к стволу сосны, ласково погладив взглядом лицо отца. Артамонов старший, отдуваясь, тоже присел на обнажённый, дугою выгнутый корень.
— Постой, —
сказал он, ткнув палкой в песок, около ноги
сына. — Погоди, это не так. Это — чепуха. Нужна команда. Без команды народ жить не может. Без корысти никто не станет работать. Всегда говорится: «Какая мне корысть?» Все вертятся на это веретено. Гляди, сколько поговорок: «Был бы сват насквозь свят, кабы душа не просила барыша». Или: «И святой барыша ради молится». «Машина — вещь мёртвая, а и она смазки просит».
Он говорил не волнуясь и, вспоминая подходящие пословицы, обильно смазывал жиром их мудрости речь свою. Ему нравилось, что он говорит спокойно, не затрудняясь в словах, легко находя их, и он был уверен, что беседа кончится хорошо.
Сын молчал, пересыпая песок из горсти в горсть, отсеивал от него рыжие иглы хвои и сдувал их с ладони. Но вдруг он
сказал, тоже спокойно...
«Сейчас спросит: какого человека?» — подумал он и быстро шагнул вниз по сыпучему склону холма, а
сын оглушительно
сказал в затылок ему...
На языке Пётра сами собою вспухали слова упрёков; ему хотелось спорить, даже прикрикнуть на брата, и, думая о
сыне, он
сказал сердитым голосом...
Яков всегда отвечал неохотно, коротко, но понятно; по его словам выходило, что Мирон говорит: Россия должна жить тем же порядком, как живёт вся Европа, а Горицветов верит, что у России свой путь. Тут Артамонову старшему нужно было показать
сыну, что у него, отца, есть на этот счёт свои мысли, и он внушительно
сказал...
Но — это была мысль Алексея, своих же не оказывалось. Артамонов обиженно хмурился. А
сын как будто ещё углубил обиду,
сказав...
— И вдруг — вообрази! — ночью является ко мне мамаша, всех презирающая, вошла так, знаешь, торжественно, устрашающе несчастно и как воскресшая дочь Иаира. «Сейчас, — говорит, —
сын сказал, что намерен жениться на вас, так вот я умоляю: откажите ему, потому что он в будущем великий ученый, жениться ему не надо, и я готова на колени встать пред вами». И ведь хотела встать… она, которая меня… как горничную… Ах, господи!..
Неточные совпадения
Права свои дворянские, // Веками освященные, // Вы предали!..»
Сынам //
Сказал: «Вы трусы подлые!
«А вы что ж не танцуете? — //
Сказал Последыш барыням // И молодым
сынам. — // Танцуйте!» Делать нечего! // Прошлись они под музыку. // Старик их осмеял! // Качаясь, как на палубе // В погоду непокойную, // Представил он, как тешились // В его-то времена! // «Спой, Люба!» Не хотелося // Петь белокурой барыне, // Да старый так пристал!
Г-жа Простакова. Бредит, бестия! Как будто благородная! Зови же ты мужа,
сына.
Скажи им, что, по милости Божией, дождались мы дядюшку любезной нашей Софьюшки; что второй наш родитель к нам теперь пожаловал, по милости Божией. Ну, беги, переваливайся!
Только однажды, выведенный из терпения продолжительным противодействием своего помощника, он дозволил себе
сказать:"Я уже имел честь подтверждать тебе, курицыну
сыну"… но тут же спохватился и произвел его в следующий чин.
И еще
скажу: летопись сию преемственно слагали четыре архивариуса: Мишка Тряпичкин, да Мишка Тряпичкин другой, да Митька Смирномордов, да я, смиренный Павлушка, Маслобойников
сын. Причем единую имели опаску, дабы не попали наши тетрадки к г. Бартеневу и дабы не напечатал он их в своем «Архиве». А затем богу слава и разглагольствию моему конец.