Неточные совпадения
Он прикинул воображением места, куда он мог бы
ехать. «Клуб? партия безика, шампанское с Игнатовым? Нет, не
поеду. Château des fleurs, там найду Облонского, куплеты, cancan. Нет, надоело. Вот именно за то я люблю Щербацких, что сам лучше делаюсь.
Поеду домой». Он прошел прямо в свой номер
у Дюссо, велел подать себе ужинать и потом, раздевшись, только успел положить голову на подушку, заснул крепким и спокойным, как всегда, сном.
— Она очень просила меня
поехать к ней, — продолжала Анна, — и я рада повидать старушку и завтра
поеду к ней. Однако, слава Богу, Стива долго остается
у Долли в кабинете, — прибавила Анна, переменяя разговор и вставая, как показалось Кити, чем-то недовольная.
Анна не
поехала в этот раз ни к княгине Бетси Тверской, которая, узнав о ее приезде, звала ее вечером, ни в театр, где нынче была
у нее ложа.
— Может быть.
Едут на обед к товарищу, в самом веселом расположении духа. И видят, хорошенькая женщина обгоняет их на извозчике, оглядывается и, им по крайней мере кажется, кивает им и смеется. Они, разумеется, зa ней. Скачут во весь дух. К удивлению их, красавица останавливается
у подъезда того самого дома, куда они
едут. Красавица взбегает на верхний этаж. Они видят только румяные губки из-под короткого вуаля и прекрасные маленькие ножки.
— Я хочу, чтобы вы
поехали в Москву и просили прощенья
у Кити, — сказала она.
Он думал о том, что Анна обещала ему дать свиданье нынче после скачек. Но он не видал ее три дня и, вследствие возвращения мужа из-за границы, не знал, возможно ли это нынче или нет, и не знал, как узнать это. Он виделся с ней в последний раз на даче
у кузины Бетси. На дачу же Карениных он ездил как можно реже. Теперь он хотел
ехать туда и обдумывал вопрос, как это сделать.
Вронский действительно обещал быть
у Брянского, в десяти верстах от Петергофа, и привезти ему за лошадей деньги; и он хотел успеть побывать и там. Но товарищи тотчас же поняли, что он не туда только
едет.
В этот день было несколько скачек: скачка конвойных, потом двухверстная офицерская, четырехверстная и та скачка, в которой он скакал. К своей скачке он мог поспеть, но если он
поедет к Брянскому, то он только так приедет, и приедет, когда уже будет весь Двор. Это было нехорошо. Но он дал Брянскому слово быть
у него и потому решил
ехать дальше, приказав кучеру не жалеть тройки.
День скачек был очень занятой день для Алексея Александровича; но, с утра еще сделав себе расписанье дня, он решил, что тотчас после раннего обеда он
поедет на дачу к жене и оттуда на скачки, на которых будет весь Двор и на которых ему надо быть. К жене же он заедет потому, что он решил себе бывать
у нее в неделю раз для приличия. Кроме того, в этот день ему нужно было передать жене к пятнадцатому числу, по заведенному порядку, на расход деньги.
Ей хотелось спросить, где его барин. Ей хотелось вернуться назад и послать ему письмо, чтобы он приехал к ней, или самой
ехать к нему. Но ни того, ни другого, ни третьего нельзя было сделать: уже впереди слышались объявляющие о ее приезде звонки, и лакей княгини Тверской уже стал в полуоборот
у отворенной двери, ожидая ее прохода во внутренние комнаты.
— Живо
у меня! — весело крикнул на нее старик и подошел к Левину. — Что, сударь, к Николаю Ивановичу Свияжскому
едете? Тоже к нам заезжают, — словоохотно начал он, облокачиваясь на перила крыльца.
Вернувшись домой, Вронский нашел
у себя записку от Анны. Она писала: «Я больна и несчастлива. Я не могу выезжать, но и не могу долее не видать вас. Приезжайте вечером. В семь часов Алексей Александрович
едет на совет и пробудет до десяти». Подумав с минуту о странности того, что она зовет его прямо к себе, несмотря на требование мужа не принимать его, он решил, что
поедет.
Алексей Александрович после встречи
у себя на крыльце с Вронским
поехал, как и намерен был, в итальянскую оперу.
Но так как ему было всё равно, он тотчас же попросил Степана Аркадьича, как будто это была его обязанность,
ехать в деревню и устроить там всё, что он знает, с тем вкусом, которого
у него так много.
Она
поехала в игрушечную лавку, накупила игрушек и обдумала план действий. Она приедет рано утром, в 8 часов, когда Алексей Александрович еще, верно, не вставал. Она будет иметь в руках деньги, которые даст швейцару и лакею, с тем чтоб они пустили ее, и, не поднимая вуаля, скажет, что она от крестного отца Сережи приехала поздравить и что ей поручено поставить игрушки
у кровати сына. Она не приготовила только тех слов, которые она скажет сыну. Сколько она ни думала об этом, она ничего не могла придумать.
— А ты знаешь, Весловский был
у Анны. И он опять к ним
едет. Ведь они всего в семидесяти верстах от вас. И я тоже непременно съезжу. Весловский, поди сюда!
— Как бы хорошо нам вместе съехаться
у них! Ты когда
поедешь? — спросил Степан Аркадьич
у Васеньки.
— Нет, так я, напротив, оставлю его нарочно
у нас всё лето и буду рассыпаться с ним в любезностях, — говорил Левин, целуя ее руки. — Вот увидишь. Завтра… Да, правда, завтра мы
едем.
На другой день, дамы еще не вставали, как охотничьи экипажи, катки и тележка стояли
у подъезда, и Ласка, еще с утра понявшая, что
едут на охоту, навизжавшись и напрыгавшись досыта, сидела на катках подле кучера, взволнованно и неодобрительно за промедление глядя на дверь, из которой все еще не выходили охотники.
— Разве я не вижу, как ты себя поставил с женою? Я слышал, как
у вас вопрос первой важности —
поедешь ли ты или нет на два дня на охоту. Всё это хорошо как идиллия, но на целую жизнь этого не хватит. Мужчина должен быть независим,
у него есть свои мужские интересы. Мужчина должен быть мужествен, — сказал Облонский, отворяя ворота.
— Поедемте, пожалуйста, и я
поеду, — сказала Кити и покраснела. Она хотела спросить Васеньку из учтивости,
поедет ли он, и не спросила. — Ты куда, Костя? — спросила она с виноватым видом
у мужа, когда он решительным шагом проходил мимо нее. Это виноватое выражение подтвердило все его сомнения.
Дарья Александровна исполнила свое намерение и
поехала к Анне. Ей очень жалко было огорчить сестру и сделать неприятное ее мужу; она понимала, как справедливы Левины, не желая иметь никаких сношений с Вронским; но она считала своею обязанностью побывать
у Анны и показать ей, что чувства ее не могут измениться, несмотря на перемену ее положения.
— Почему же ты думаешь, что мне неприятна твоя поездка? Да если бы мне и было это неприятно, то тем более мне неприятно, что ты не берешь моих лошадей, — говорил он. — Ты мне ни разу не сказала, что ты решительно
едешь. А нанимать на деревне, во-первых, неприятно для меня, а главное, они возьмутся, но не довезут.
У меня лошади есть. И если ты не хочешь огорчить меня, то ты возьми моих.
Напившись чаю
у того самого богатого мужика-хозяина,
у которого останавливался Левин в свою поездку к Свияжскому, и побеседовав с бабами о детях и со стариком о графе Вронском, которого тот очень хвалил, Дарья Александровна в 10 часов
поехала дальше.
В сентябре Левин переехал в Москву для родов Кити. Он уже жил без дела целый месяц в Москве, когда Сергей Иванович, имевший именье в Кашинской губернии и принимавший большое участие в вопросе предстоящих выборов, собрался
ехать на выборы. Он звал с собою и брата,
у которого был шар по Селезневскому уезду. Кроме этого,
у Левина было в Кашине крайне нужное для сестры его, жившей за границей, дело по опеке и по получению денег выкупа.
Старуха княгиня Марья Борисовна, крестная мать Кити, всегда очень ее любившая, пожелала непременно видеть ее. Кити, никуда по своему положению не ездившая,
поехала с отцом к почтенной старухе и встретила
у ней Вронского.
— Нет, ничего не будет, и не думай. Я
поеду с папа гулять на бульвар. Мы заедем к Долли. Пред обедом тебя жду. Ах, да! Ты знаешь, что положение Долли становится решительно невозможным? Она кругом должна, денег
у нее нет. Мы вчера говорили с мама и с Арсением (так она звала мужа сестры Львовой) и решили тебя с ним напустить на Стиву. Это решительно невозможно. С папа нельзя говорить об этом… Но если бы ты и он…
Мысли о том, куда она
поедет теперь, — к тетке ли,
у которой она воспитывалась, к Долли или просто одна за границу, и о том, что он делает теперь один в кабинете, окончательная ли это ссора, или возможно еще примирение, и о том, что теперь будут говорить про нее все ее петербургские бывшие знакомые, как посмотрит на это Алексей Александрович, и много других мыслей о том, что будет теперь, после разрыва, приходили ей в голову, но она не всею душой отдавалась этим мыслям.
Он
ехал и отдохнуть на две недели и в самой святая-святых народа, в деревенской глуши, насладиться видом того поднятия народного духа, в котором он и все столичные и городские жители были вполне убеждены. Катавасов, давно собиравшийся исполнить данное Левину обещание побывать
у него,
поехал с ним вместе.