Неточные совпадения
— Ты помнишь детей, чтоб играть с ними, а я помню и знаю, что они погибли теперь, — сказала она видимо
одну из фраз, которые она за эти три дня
не раз говорила себе.
И вдруг они оба почувствовали, что хотя они и друзья, хотя они обедали вместе и пили вино, которое должно было бы еще более сблизить их, но что каждый думает только о своем, и
одному до другого нет дела. Облонский уже
не раз испытывал это случающееся после обеда крайнее раздвоение вместо сближения и знал, что надо делать в этих случаях.
Теперь она верно знала, что он затем и приехал раньше, чтобы застать ее
одну и сделать предложение. И тут только в первый
раз всё дело представилось ей совсем с другой, новой стороны. Тут только она поняла, что вопрос касается
не ее
одной, — с кем она будет счастлива и кого она любит, — но что сию минуту она должна оскорбить человека, которого она любит. И оскорбить жестоко… За что? За то, что он, милый, любит ее, влюблен в нее. Но, делать нечего, так нужно, так должно.
Во время кадрили ничего значительного
не было сказано, шел прерывистый разговор то о Корсунских, муже и жене, которых он очень забавно описывал, как милых сорокалетних детей, то о будущем общественном театре, и только
один раз разговор затронул ее за живое, когда он спросил о Левине, тут ли он, и прибавил, что он очень понравился ему.
Не раз говорила она себе эти последние дни и сейчас только, что Вронский для нее
один из сотен вечно
одних и тех же, повсюду встречаемых молодых людей, что она никогда
не позволит себе и думать о нем; но теперь, в первое мгновенье встречи с ним, ее охватило чувство радостной гордости.
Но
не одни эти дамы, почти все, бывшие в гостиной, даже княгиня Мягкая и сама Бетси, по нескольку
раз взглядывали на удалившихся от общего кружка, как будто это мешало им. Только
один Алексей Александрович ни
разу не взглянул в ту сторону и
не был отвлечен от интереса начатого разговора.
Левин презрительно улыбнулся. «Знаю, — подумал он, — эту манеру
не одного его, но и всех городских жителей, которые, побывав
раза два в десять лет в деревне и заметив два-три слова деревенские, употребляют их кстати и некстати, твердо уверенные, что они уже всё знают. Обидной, станет 30 сажен. Говорит слова, а сам ничего
не понимает».
На этот
раз Сережи
не было дома, и она была совершенно
одна и сидела на террасе, ожидая возвращения сына, ушедшего гулять и застигнутого дождем.
Со времени своего возвращения из-за границы Алексей Александрович два
раза был на даче.
Один раз обедал, другой
раз провел вечер с гостями, но ни
разу не ночевал, как он имел обыкновение делать это в прежние годы.
— Нет, я всегда хожу
одна, и никогда со мной ничего
не бывает, — сказала она, взяв шляпу. И, поцеловав ещё
раз Кити и так и
не сказав, что было важно, бодрым шагом, с нотами под мышкой, скрылась в полутьме летней ночи, унося с собой свою тайну о том, что важно и что даёт ей это завидное спокойствие и достоинство.
В кабинете Алексей Александрович прошелся два
раза и остановился у огромного письменного стола, на котором уже были зажжены вперед вошедшим камердинером шесть свечей, потрещал пальцами и сел, разбирая письменные принадлежности. Положив локти на стол, он склонил на бок голову, подумал с минуту и начал писать, ни
одной секунды
не останавливаясь. Он писал без обращения к ней и по-французски, упоребляя местоимение «вы»,
не имеющее того характера холодности, который оно имеет на русском языке.
Со смешанным чувством досады, что никуда
не уйдешь от знакомых, и желания найти хоть какое-нибудь развлечение от однообразия своей жизни Вронский еще
раз оглянулся на отошедшего и остановившегося господина; и в
одно и то же время у обоих просветлели глаза.
Действительно, это был Голенищев, товарищ Вронского по Пажескому Корпусу. Голенищев в корпусе принадлежал к либеральной партии, из корпуса вышел гражданским чином и нигде
не служил. Товарищи совсем разошлись по выходе из корпуса и встретились после только
один раз.
После помазания больному стало вдруг гораздо лучше. Он
не кашлял ни
разу в продолжение часа, улыбался, целовал руку Кити, со слезами благодаря ее, и говорил, что ему хорошо, нигде
не больно и что он чувствует аппетит и силу. Он даже сам поднялся, когда ему принесли суп, и попросил еще котлету. Как ни безнадежен он был, как ни очевидно было при взгляде на него, что он
не может выздороветь, Левин и Кити находились этот час в
одном и том же счастливом и робком, как бы
не ошибиться, возбуждении.
Поняв чувства барина, Корней попросил приказчика прийти в другой
раз. Оставшись опять
один, Алексей Александрович понял, что он
не в силах более выдерживать роль твердости и спокойствия. Он велел отложить дожидавшуюся карету, никого
не велел принимать и
не вышел обедать.
— Я
не был там, я был
один в саду с Кити. Мы поссорились второй
раз с тех пор, как… Стива приехал.
Разговор между обедавшими, за исключением погруженных в мрачное молчание доктора, архитектора и управляющего,
не умолкал, где скользя, где цепляясь и задевая кого-нибудь за живое.
Один раз Дарья Александровна была задета за живое и так разгорячилась, что даже покраснела, и потом уже вспомнила,
не сказано ли ею чего-нибудь лишнего и неприятного. Свияжский заговорил о Левине, рассказывая его странные суждения о том, что машины только вредны в русском хозяйстве.
И так и
не вызвав ее на откровенное объяснение, он уехал на выборы. Это было еще в первый
раз с начала их связи, что он расставался с нею,
не объяснившись до конца. С
одной стороны, это беспокоило его, с другой стороны, он находил, что это лучше. «Сначала будет, как теперь, что-то неясное, затаенное, а потом она привыкнет. Во всяком случае я всё могу отдать ей, но
не свою мужскую независимость», думал он.
Одни, к которым принадлежал Катавасов, видели в противной стороне подлый донос и обман; другие ― мальчишество и неуважение к авторитетам. Левин, хотя и
не принадлежавший к университету, несколько
раз уже в свою бытность в Москве слышал и говорил об этом деле и имел свое составленное на этот счет мнение; он принял участие в разговоре, продолжавшемся и на улице, пока все трое дошли до здания Старого Университета.
— Она сделала то, что все, кроме меня, делают, но скрывают; а она
не хотела обманывать и сделала прекрасно. И еще лучше сделала, потому что бросила этого полоумного вашего зятя. Вы меня извините. Все говорили, что он умен, умен,
одна я говорила, что он глуп. Теперь, когда он связался с Лидией Ивановной и с Landau, все говорят, что он полоумный, и я бы и рада
не соглашаться со всеми, но на этот
раз не могу.
— О, Господи! сколько
раз! Но, понимаете,
одному можно сесть за карты, но так, чтобы всегда встать, когда придет время rendez-vous. [свидания.] А мне можно заниматься любовью, но так, чтобы вечером
не опоздать к партии. Так я и устраиваю.