Неточные совпадения
Либеральная партия говорила или, лучше, подразумевала, что религия есть только узда для варварской части населения, и действительно, Степан Аркадьич
не мог вынести
без боли в ногах даже короткого молебна и
не мог понять, к чему все эти страшные и высокопарные слова о
том свете, когда и на этом жить было бы очень весело.
— Нет,
без шуток, что ты выберешь,
то и хорошо. Я побегал на коньках, и есть хочется. И
не думай, — прибавил он, заметив на лице Облонского недовольное выражение, — чтоб я
не оценил твоего выбора. Я с удовольствием поем хорошо.
— Ты пойми, — сказал он, — что это
не любовь. Я был влюблен, но это
не то. Это
не мое чувство, а какая-то сила внешняя завладела мной. Ведь я уехал, потому что решил, что этого
не может быть, понимаешь, как счастья, которого
не бывает на земле; но я бился с собой и вижу, что
без этого нет жизни. И надо решить…
— Да, я его знаю. Я
не могла
без жалости смотреть на него. Мы его обе знаем. Он добр, но он горд, а теперь так унижен. Главное, что меня тронуло… — (и тут Анна угадала главное, что могло тронуть Долли) — его мучают две вещи:
то, что ему стыдно детей, и
то, что он, любя тебя… да, да, любя больше всего на свете, — поспешно перебила она хотевшую возражать Долли, — сделал тебе больно, убил тебя. «Нет, нет, она
не простит», всё говорит он.
Она знала Анну Аркадьевну, но очень мало, и ехала теперь к сестре
не без страху пред
тем, как ее примет эта петербургская светская дама, которую все так хвалили.
Константин Левин заглянул в дверь и увидел, что говорит с огромной шапкой волос молодой человек в поддевке, а молодая рябоватая женщина, в шерстяном платье
без рукавчиков и воротничков, сидит на диване. Брата
не видно было. У Константина больно сжалось сердце при мысли о
том, в среде каких чужих людей живет его брат. Никто
не услыхал его, и Константин, снимая калоши, прислушивался к
тому, что говорил господин в поддевке. Он говорил о каком-то предприятии.
Любовь к женщине он
не только
не мог себе представить
без брака, но он прежде представлял себе семью, а потом уже
ту женщину, которая даст ему семью. Его понятия о женитьбе поэтому
не были похожи на понятия большинства его знакомых, для которых женитьба была одним из многих общежитейских дел; для Левина это было главным делом жизни, от которогo зависело всё ее счастье. И теперь от этого нужно было отказаться!
Вообще Долли казалось, что она
не в спокойном духе, а в
том духе заботы, который Долли хорошо знала за собой и который находит
не без причины и большею частью прикрывает недовольство собою.
Как будто слезы были
та необходимая мазь,
без которой
не могла итти успешно машина взаимного общения между двумя сестрами, — сестры после слез разговорились
не о
том, что занимало их; но, и говоря о постороннем, они поняли друг друга.
Кити замялась; она хотела далее сказать, что с
тех пор, как с ней сделалась эта перемена, Степан Аркадьич ей стал невыносимо неприятен и что она
не может видеть его
без представлений самых грубых и безобразных.
Обдумав всё, полковой командир решил оставить дело
без последствий, но потом ради удовольствия стал расспрашивать Вронского о подробностях его свиданья и долго
не мог удержаться от смеха, слушая рассказ Вронского о
том, как затихавший титулярный советник вдруг опять разгорался, вспоминая подробности дела, и как Вронский, лавируя при последнем полуслове примирения, ретировался, толкая вперед себя Петрицкого.
Они и понятия
не имеют о
том, что такое счастье, они
не знают, что
без этой любви для нас ни счастья, ни несчастья — нет жизни», думал он.
Переодевшись
без торопливости (он никогда
не торопился и
не терял самообладания), Вронский велел ехать к баракам. От бараков ему уже были видны море экипажей, пешеходов, солдат, окружавших гипподром, и кипящие народом беседки. Шли, вероятно, вторые скачки, потому что в
то время, как он входил в барак, он слышал звонок. Подходя к конюшне, он встретился с белоногим рыжим Гладиатором Махотина, которого в оранжевой с синим попоне с кажущимися огромными, отороченными синим ушами вели на гипподром.
Всё это она говорила весело, быстро и с особенным блеском в глазах; но Алексей Александрович теперь
не приписывал этому тону ее никакого значения. Он слышал только ее слова и придавал им только
тот прямой смысл, который они имели. И он отвечал ей просто, хотя и шутливо. Во всем разговоре этом
не было ничего особенного, но никогда после
без мучительной боли стыда Анна
не могла вспомнить всей этой короткой сцены.
М-llе Варенька эта была
не то что
не первой молодости, но как бы существо
без молодости: ей можно было дать и девятнадцать и тридцать лет.
Но зато Варенька, одинокая,
без родных,
без друзей, с грустным разочарованием, ничего
не желавшая, ничего
не жалевшая, была
тем самым совершенством, о котором только позволяла себе мечтать Кити.
Она вспоминала наивную радость, выражавшуюся на круглом добродушном лице Анны Павловны при их встречах; вспоминала их тайные переговоры о больном, заговоры о
том, чтоб отвлечь его от работы, которая была ему запрещена, и увести его гулять; привязанность меньшего мальчика, называвшего ее «моя Кити»,
не хотевшего
без нее ложиться спать.
Но Константину Левину скучно было сидеть и слушать его, особенно потому, что он знал, что
без него возят навоз на неразлешенное поле и навалят Бог знает как, если
не посмотреть; и резцы в плугах
не завинтят, а поснимают и потом скажут, что плуги выдумка пустая и
то ли дело соха Андревна, и т. п.
— Впрочем, — нахмурившись сказал Сергей Иванович,
не любивший противоречий и в особенности таких, которые беспрестанно перескакивали с одного на другое и
без всякой связи вводили новые доводы, так что нельзя было знать, на что отвечать, — впрочем,
не в
том дело. Позволь. Признаешь ли ты, что образование есть благо для народа?
Чем долее Левин косил,
тем чаще и чаще он чувствовал минуты забытья, при котором уже
не руки махали косой, а сама коса двигала за собой всё сознающее себя, полное жизни тело, и, как бы по волшебству,
без мысли о ней, работа правильная и отчетливая делалась сама собой. Это были самые блаженные минуты.
Несмотря на уверения старосты о пухлявости сена и о
том, как оно улеглось в стогах, и на его божбу о
том, что всё было по-божески, Левин настаивал на своем, что сено делили
без его приказа и что он потому
не принимает этого сена зa пятьдесят возов в стогу.
«
Без сомнения, наше общество еще так дико (
не то, что в Англии), что очень многие», — и в числе этих многих были
те, мнением которых Алексей Александрович особенно дорожил, — «посмотрят на дуэль с хорошей стороны; но какой результат будет достигнут?
Без сомнения, он никогда
не будет в состоянии возвратить ей своего уважения; но
не было и
не могло быть никаких причин ему расстроивать свою жизнь и страдать вследствие
того, что она была дурная и неверная жена.
В кабинете Алексей Александрович прошелся два раза и остановился у огромного письменного стола, на котором уже были зажжены вперед вошедшим камердинером шесть свечей, потрещал пальцами и сел, разбирая письменные принадлежности. Положив локти на стол, он склонил на бок голову, подумал с минуту и начал писать, ни одной секунды
не останавливаясь. Он писал
без обращения к ней и по-французски, упоребляя местоимение «вы»,
не имеющее
того характера холодности, который оно имеет на русском языке.
«После
того, что произошло, я
не могу более оставаться в вашем доме. Я уезжаю и беру с собою сына. Я
не знаю законов и потому
не знаю, с кем из родителей должен быть сын; но я беру его с собой, потому что
без него я
не могу жить. Будьте великодушны, оставьте мне его».
Он
не верит и в мою любовь к сыну или презирает (как он всегда и подсмеивался), презирает это мое чувство, но он знает, что я
не брошу сына,
не могу бросить сына, что
без сына
не может быть для меня жизни даже с
тем, кого я люблю, но что, бросив сына и убежав от него, я поступлю как самая позорная, гадкая женщина, — это он знает и знает, что я
не в силах буду сделать этого».
Он сказал это, но теперь, обдумывая, он видел ясно, что лучше было бы обойтись
без этого; и вместе с
тем, говоря это себе, боялся —
не дурно ли это?
—
Не думаю, опять улыбаясь, сказал Серпуховской. —
Не скажу, чтобы
не стоило жить
без этого, но было бы скучно. Разумеется, я, может быть, ошибаюсь, но мне кажется, что я имею некоторые способности к
той сфере деятельности, которую я избрал, и что в моих руках власть, какая бы она ни была, если будет,
то будет лучше, чем в руках многих мне известных, — с сияющим сознанием успеха сказал Серпуховской. — И потому, чем ближе к этому,
тем я больше доволен.
Но этак нельзя было жить, и потому Константин пытался делать
то, что он всю жизнь пытался и
не умел делать, и
то, что, по его наблюдению, многие так хорошо умели делать и
без чего нельзя жить: он пытался говорить
не то, что думал, и постоянно чувствовал, что это выходило фальшиво, что брат его ловит на этом и раздражается этим.
— Вы желаете, —
не поднимая глаз, отвечал адвокат,
не без удовольствия входя в тон речи своего клиента, — чтобы я изложил вам
те пути, по которым возможно исполнение вашего желания.
Все
те вопросы о
том, например, почему бывают неурожаи, почему жители держатся своих верований и т. п., вопросы, которые
без удобства служебной машины
не разрешаются и
не могут быть разрешены веками, получили ясное, несомненное разрешение.
Дарья Александровна, в своем парадном сером шелковом платье, очевидно озабоченная и детьми, которые должны обедать в детской одни, и
тем, что мужа еще нет,
не сумела
без него хорошенько перемешать всё это общество.
Они возобновили разговор, шедший за обедом: о свободе и занятиях женщин. Левин был согласен с мнением Дарьи Александровны, что девушка,
не вышедшая замуж, найдет себе дело женское в семье. Он подтверждал это
тем, что ни одна семья
не может обойтись
без помощницы, что в каждой, бедной и богатой семье есть и должны быть няньки, наемные или родные.
— Нет, — сказала Кити, покраснев, но
тем смелее глядя на него своими правдивыми глазами, — девушка может быть так поставлена, что
не может
без унижения войти в семью, а сама…
Когда графиня Нордстон позволила себе намекнуть о
том, что она желала чего-то лучшего,
то Кити так разгорячилась и так убедительно доказала, что лучше Левина ничего
не может быть на свете, что графиня Нордстон должна была признать это и в присутствии Кити
без улыбки восхищения уже
не встречала Левина.
«Никакой надобности, — подумала она, — приезжать человеку проститься с
тою женщиной, которую он любит, для которой хотел погибнуть и погубить себя и которая
не может жить
без него. Нет никакой надобности!» Она сжала губы и опустила блестящие глаза на его руки с напухшими жилами, которые медленно потирали одна другую.
Левин
не хотел его разочаровывать в
том, что где-нибудь может быть что-нибудь хорошее
без нее, и потому ничего
не сказал.
Левин же между
тем в панталонах, но
без жилета и фрака ходил взад и вперед по своему нумеру, беспрестанно высовываясь в дверь и оглядывая коридор. Но в коридоре
не видно было
того, кого он ожидал, и он, с отчаянием возвращаясь и взмахивая руками, относился к спокойно курившему Степану Аркадьичу.
Но потом, когда Голенищев стал излагать свои мысли и Вронский мог следить за ним,
то, и
не зная Двух Начал, он
не без интереса слушал его, так как Голенищев говорил хорошо.
Старый, запущенный палаццо с высокими лепными плафонами и фресками на стенах, с мозаичными полами, с тяжелыми желтыми штофными гардинами на высоких окнах, вазами на консолях и каминах, с резными дверями и с мрачными залами, увешанными картинами, — палаццо этот, после
того как они переехали в него, самою своею внешностью поддерживал во Вронском приятное заблуждение, что он
не столько русский помещик, егермейстер
без службы, сколько просвещенный любитель и покровитель искусств, и сам — скромный художник, отрекшийся от света, связей, честолюбия для любимой женщины.
— Положим,
не завидует, потому что у него талант; но ему досадно, что придворный и богатый человек, еще граф (ведь они всё это ненавидят)
без особенного труда делает
то же, если
не лучше, чем он, посвятивший на это всю жизнь. Главное, образование, которого у него нет.
В первом письме Марья Николаевна писала, что брат прогнал ее от себя
без вины, и с трогательною наивностью прибавляла, что хотя она опять в нищете, но ничего
не просит,
не желает, а что только убивает ее мысль о
том, что Николай Дмитриевич пропадет
без нее по слабости своего здоровья, и просила брата следить за ним.
Левин знал брата и ход его мыслей; он знал, что неверие его произошло
не потому, что ему легче было жить
без веры, но потому, что шаг за шагом современно-научные объяснения явлений мира вытеснили верования, и потому он знал, что теперешнее возвращение его
не было законное, совершившееся путем
той же мысли, но было только временное, корыстное, с безумною надеждой исцеления.
Он почувствовал, что ему
не выдержать
того всеобщего напора презрения и ожесточения, которые он ясно видел на лице и этого приказчика, и Корнея, и всех
без исключения, кого он встречал в эти два дня.
Алексей Александрович забыл о графине Лидии Ивановне, но она
не забыла его. В эту самую тяжелую минуту одинокого отчаяния она приехала к нему и
без доклада вошла в его кабинет. Она застала его в
том же положении, в котором он сидел, опершись головой на обе руки.
Ему было девять лет, он был ребенок; но душу свою он знал, она была дорога ему, он берег ее, как веко бережет глаз, и
без ключа любви никого
не пускал в свою душу. Воспитатели его жаловались, что он
не хотел учиться, а душа его была переполнена жаждой познания. И он учился у Капитоныча, у няни, у Наденьки, у Василия Лукича, а
не у учителей.
Та вода, которую отец и педагог ждали на свои колеса, давно уже просочилась и работала в другом месте.
— А мне
без свечки виднее
то, что я вижу и о чем я молился. Вот чуть было
не сказал секрет! — весело засмеявшись, сказал Сережа.
Агафья Михайловна, которой прежде было поручено это дело, считая, что
то, что делалось в доме Левиных,
не могло быть дурно, всё-таки налила воды в клубнику и землянику, утверждая, что это невозможно иначе; она была уличена в этом, и теперь варилась малина при всех, и Агафья Михайловна должна была быть приведена к убеждению, что и
без воды варенье выйдет хорошо.
Другое: она была
не только далека от светскости, но, очевидно, имела отвращение к свету, а вместе с
тем знала свет и имела все
те приемы женщины хорошего общества,
без которых для Сергея Ивановича была немыслима подруга жизни.
На счастье Левина, старая княгиня прекратила его страдания
тем, что сама встала и посоветовала Кити итти спать. Но и тут
не обошлось
без нового страдания для Левина. Прощаясь с хозяйкой, Васенька опять хотел поцеловать ее руку, но Кити, покраснев, с наивною грубостью, за которую ей потом выговаривала мать, сказала, отстраняя руку...