Неточные совпадения
— Ну, хорошо. Понято, — сказал Степан Аркадьич. — Так видишь ли: я бы позвал тебя к себе, но жена
не совсем здорова. А вот что: если ты хочешь их видеть, они, наверное, нынче в Зоологическом Саду от четырех до пяти. Кити на коньках катается. Ты поезжай туда, а я заеду, и вместе куда-нибудь обедать.
Пробыв в Москве, как в чаду, два месяца, почти каждый день видаясь с Кити в свете,
куда он стал ездить, чтобы встречаться с нею, Левин внезапно решил, что этого
не может быть, и уехал в деревню.
Он прикинул воображением места,
куда он мог бы ехать. «Клуб? партия безика, шампанское с Игнатовым? Нет,
не поеду. Château des fleurs, там найду Облонского, куплеты, cancan. Нет, надоело. Вот именно за то я люблю Щербацких, что сам лучше делаюсь. Поеду домой». Он прошел прямо в свой номер у Дюссо, велел подать себе ужинать и потом, раздевшись, только успел положить голову на подушку, заснул крепким и спокойным, как всегда, сном.
— На том свете? Ох,
не люблю я тот свет!
Не люблю, — сказал он, остановив испуганные дикие глаза на лице брата. — И ведь вот, кажется, что уйти изо всей мерзости, путаницы, и чужой и своей, хорошо бы было, а я боюсь смерти, ужасно боюсь смерти. — Он содрогнулся. — Да выпей что-нибудь. Хочешь шампанского? Или поедем куда-нибудь. Поедем к Цыганам! Знаешь, я очень полюбил Цыган и русские песни.
И, выйдя на двор, Левин, как дерево весною, еще
не знающее,
куда и как разрастутся его молодые побеги и ветви, заключенные в налитых почках, сам
не знал хорошенько, за какие предприятия в любимом его хозяйстве он примется теперь, но чувствовал, что он полон планов и предположений самых хороших.
— Очень можно,
куда угодно-с, — с презрительным достоинством сказал Рябинин, как бы желая дать почувствовать, что для других могут быть затруднения, как и с кем обойтись, но для него никогда и ни в чем
не может быть затруднений.
— Всё исправно, — сказал Англичанин. — А вы
куда едете, милорд? — спросил он неожиданно, употребив это название my-Lord, которого он почти никогда
не употреблял.
Как будто было что-то в этом такое, чего она
не могла или
не хотела уяснить себе, как будто, как только она начинала говорить про это, она, настоящая Анна, уходила куда-то в себя и выступала другая, странная, чуждая ему женщина, которой он
не любил и боялся и которая давала ему отпор.
Народ, доктор и фельдшер, офицеры его полка, бежали к нему. К своему несчастию, он чувствовал, что был цел и невредим. Лошадь сломала себе спину, и решено было ее пристрелить. Вронский
не мог отвечать на вопросы,
не мог говорить ни с кем. Он повернулся и,
не подняв соскочившей с головы фуражки, пошел прочь от гипподрома, сам
не зная
куда. Он чувствовал себя несчастным. В первый раз в жизни он испытал самое тяжелое несчастие, несчастие неисправимое и такое, в котором виною сам.
Все громко выражали свое неодобрение, все повторяли сказанную кем-то фразу: «недостает только цирка с львами», и ужас чувствовался всеми, так что, когда Вронский упал и Анна громко ахнула, в этом
не было ничего необыкновенного. Но вслед затем в лице Анны произошла перемена, которая была уже положительно неприлична. Она совершенно потерялась. Она стала биться, как пойманная птица: то хотела встать и итти куда-то, то обращалась к Бетси.
— Разумеется, от скуки. Такая скука, матушка, что
не знаешь,
куда деться.
—
Куда ж торопиться? Посидим. Как ты измок однако! Хоть
не ловится, но хорошо. Всякая охота тем хороша, что имеешь дело с природой. Ну, что зa прелесть эта стальная вода! — сказал он. — Эти берега луговые, — продолжал он, — всегда напоминают мне загадку, — знаешь? Трава говорит воде: а мы пошатаемся, пошатаемся.
— Может быть, всё это хорошо; но мне-то зачем заботиться об учреждении пунктов медицинских, которыми я никогда
не пользуюсь, и школ,
куда я своих детей
не буду посылать,
куда и крестьяне
не хотят посылать детей, и я еще
не твердо верю, что нужно их посылать? — сказал он.
— Я только хочу сказать, что те права, которые меня… мой интерес затрагивают, я буду всегда защищать всеми силами; что когда у нас, у студентов, делали обыск и читали наши письма жандармы, я готов всеми силами защищать эти права, защищать мои права образования, свободы. Я понимаю военную повинность, которая затрагивает судьбу моих детей, братьев и меня самого; я готов обсуждать то, что меня касается; но судить,
куда распределить сорок тысяч земских денег, или Алешу-дурачка судить, — я
не понимаю и
не могу.
Она спрашивала себя,
куда она поедет, когда ее выгонят из дома, и
не находила ответа.
― Он был и вернулся и опять поехал куда-то. Но это ничего.
Не говори про это. Где ты был? Всё с принцем?
Он и сам
не заметил, как он, подходя к ним, схватил и проглотил это впечатление, так же как и подбородок купца, продававшего сигары, и спрятал его куда-то, откуда он вынет его, когда понадобится.
Он видел, что мало того, чтобы сидеть ровно,
не качаясь, — надо еще соображаться, ни на минуту
не забывая,
куда плыть, что под ногами вода, и надо грести, и что непривычным рукам больно, что только смотреть на это легко, а что делать это, хотя и очень радостно, но очень трудно.
Больной удержал в своей руке руку брата. Левин чувствовал, что он хочет что-то сделать с его рукой и тянет ее куда-то. Левин отдавался замирая. Да, он притянул ее к своему рту и поцеловал. Левин затрясся от рыдания и,
не в силах ничего выговорить, вышел из комнаты.
Дама эта
не дошла до них и куда-то скрылась.
Можно просидеть несколько часов, поджав ноги в одном и том же положении, если знаешь, что ничто
не помешает переменить положение; но если человек знает, что он должен сидеть так с поджатыми ногами, то сделаются судороги, ноги будут дергаться и тискаться в то место,
куда бы он хотел вытянуть их.
То, что она уехала,
не сказав
куда, то, что ее до сих пор
не было, то, что она утром еще ездила куда-то, ничего
не сказав ему, — всё это, вместе со странно возбужденным выражением ее лица нынче утром и с воспоминанием того враждебного тона, с которым она при Яшвине почти вырвала из его рук карточки сына, заставило его задуматься.
Когда Вронский опять навел в ту сторону бинокль, он заметил, что княжна Варвара особенно красна, неестественно смеется и беспрестанно оглядывается на соседнюю ложу; Анна же, сложив веер и постукивая им по красному бархату, приглядывается куда-то, но
не видит и, очевидно,
не хочет видеть того, что происходит в соседней ложе. На лице Яшвина было то выражение, которое бывало на нем, когда он проигрывал. Он насупившись засовывал всё глубже и глубже в рот свой левый ус и косился на ту же соседнюю ложу.
«Нет, надо опомниться!» сказал он себе. Он поднял ружье и шляпу, подозвал к ногам Ласку и вышел из болота. Выйдя на сухое, он сел на кочку, разулся, вылил воду из сапога, потом подошел к болоту, напился со ржавым вкусом воды, намочил разгоревшиеся стволы и обмыл себе лицо и руки. Освежившись, он двинулся опять к тому месту,
куда пересел бекас, с твердым намерением
не горячиться.
«Но я
не могу итти, — думала Ласка. —
Куда я пойду? Отсюда я чувствую их, а если я двинусь вперед, я ничего
не пойму, где они и кто они». Но вот он толкнул ее коленом и взволнованным шопотом проговорил: «Пиль, Ласочка, пиль!»
— Поедемте, пожалуйста, и я поеду, — сказала Кити и покраснела. Она хотела спросить Васеньку из учтивости, поедет ли он, и
не спросила. — Ты
куда, Костя? — спросила она с виноватым видом у мужа, когда он решительным шагом проходил мимо нее. Это виноватое выражение подтвердило все его сомнения.
Она видела по лицу Вронского, что ему чего-то нужно было от нее. Она
не ошиблась. Как только они вошли через калитку опять в сад, он посмотрел в ту сторону,
куда пошла Анна, и, убедившись, что она
не может ни слышать, ни видеть их, начал...
— Что такое? что? кого? — Доверенность? кому? что? — Опровергают? —
Не доверенность. — Флерова
не допускают. — Что же, что под судом? — Этак никого
не допустят. Это подло. — Закон! — слышал Левин с разных сторон и вместе со всеми, торопившимися куда-то и боявшимися что-то пропустить, направился в большую залу и, теснимый дворянами, приблизился к губернскому столу, у которого что-то горячо спорили губернский предводитель, Свияжский и другие коноводы.
Левин подошел, но, совершенно забыв, в чем дело, и смутившись, обратился к Сергею Ивановичу с вопросом: «
куда класть?» Он спросил тихо, в то время как вблизи говорили, так что он надеялся, что его вопрос
не услышат.
Она без ужаса
не могла подумать,
куда в таких случаях ездили мужчины.
И одинаково тяжело, мучительно наступало совершающееся, и одинаково непостижимо при созерцании этого высшего поднималась душа на такую высоту, которой она никогда и
не понимала прежде и
куда рассудок уже
не поспевал за нею.
Мысли о том,
куда она поедет теперь, — к тетке ли, у которой она воспитывалась, к Долли или просто одна за границу, и о том, что он делает теперь один в кабинете, окончательная ли это ссора, или возможно еще примирение, и о том, что теперь будут говорить про нее все ее петербургские бывшие знакомые, как посмотрит на это Алексей Александрович, и много других мыслей о том, что будет теперь, после разрыва, приходили ей в голову, но она
не всею душой отдавалась этим мыслям.
«Я вас
не держу, — мог сказать он. — Вы можете итти
куда хотите. Вы
не хотели разводиться с вашим мужем, вероятно, чтобы вернуться к нему. Вернитесь. Если вам нужны деньги, я дам вам. Сколько нужно вам рублей?»
— Да, домой, — сказала она, теперь и
не думая о том,
куда она едет.
«Да, надобно ехать скорее», сказала она себе, еще
не зная,
куда ехать.
Сергей Иванович был умен, образован, здоров, деятелен и
не знал,
куда употребить всю свою деятельность. Разговоры в гостиных, съездах, собраниях, комитетах, везде, где можно было говорить, занимали часть его времени; но он, давнишний городской житель,
не позволял себе уходить всему в разговоры, как это делал его неопытный брат, когда бывал в Москве; оставалось еще много досуга и умственных сил.
Уже совсем стемнело, и на юге,
куда он смотрел,
не было туч. Тучи стояли с противной стороны. Оттуда вспыхивала молния, и слышался дальний гром. Левин прислушивался к равномерно падающим с лип в саду каплям и смотрел на знакомый ему треугольник звезд и на проходящий в середине его млечный путь с его разветвлением. При каждой вспышке молнии
не только млечный путь, но и яркие звезды исчезали, но, как только потухала молния, опять, как будто брошенные какой-то меткой рукой, появлялись на тех же местах.