Неточные совпадения
Марта смеялась тоненьким, радостным
смехом, как смеются благонравные дети. Вершина рассказала все быстро и однообразно, словно высыпала, — как она всегда говорила, — и разом замолчала, сидела и улыбалась краем рта, и оттого все ее смуглое и сухое лицо пошло в складки, и черноватые от курева зубы слегка приоткрылись. Передонов подумал и вдруг захохотал. Он всегда не сразу отзывался
на то, что казалось ему смешным, — медленны и тупы были его восприятия.
Вошел с радостным громким
смехом Павел Васильевич Володин, молодой человек, весь, и лицом и ухватками, удивительно похожий
на барашка: волосы, как у барашка, курчавые, глаза выпуклые и тупые, — все, как у веселого барашка, — глупый молодой человек. Он был столяр, обучался раньше в ремесленной школе, а теперь служил учителем ремесла в городском училище.
Софья сверкнула сердитыми и хитрыми глазами
на Варвару, встала и сказала с притворным
смехом...
Досада
на Передонова быстро заменилась у девиц
смехом. Рутилов ушел. Сестры побежали к окнам.
В зале Передонов присел
на корточки перед печкою, свалил книги
на железный лист, — и Володин сделал то же, — и принялся с усилием запихивать книгу за книгою в неширокое отверстие. Володин сидел
на корточках рядом с ним, немного позади, и подавал ему книги, сохраняя глубокомысленное и понимающее выражение
на своем бараньем лице с выпяченными из важности губами и склоненным от избытка понимания крутым лбом. Варвара заглядывала
на них через дверь. Со
смехом сказала она...
—
На что тебе тиковый пуз, у тебя свое пузо растет, — подхватил со
смехом Рутилов.
— Ха-ха-ха! — отчетливо делал он, кончая смеяться, сел в кресло и откинул голову, словно падая от
смеха. — Удивили же вы меня, почтенный Ардальон Борисыч! ха-ха-ха! Скажите мне, будьте любезны,
на чем вы основываете ваше предположение, если посылки, которые вас привели к этому заключению, не составляют вашей тайны! ха-ха-ха!
А
на уроках у Передонова в последнее время действительно много смеялись, — и не потому, чтобы это ему нравилось. Напротив, детский
смех раздражал Передонова. Но он не мог удержаться, чтобы не говорить чего-нибудь лишнего, непристойного: то расскажет глупый анекдот, то примется дразнить кого-нибудь посмирнее. Всегда в классе находилось несколько таких, которые рады были случаю произвести беспорядок, — и при каждой выходке Передонова подымали неистовый хохот.
Валерия смеялась тихо, стеклянно-звенящим
смехом и завистливо смотрела
на сестер: ей бы хотелось такого же веселья, но было почему-то невесело: она думала, что она — последняя, «поскребыш», а потому слабая и несчастливая.
Потом приснилась Людмиле великолепная палата с низкими, грузными сводами, — и толпились в ней нагие, сильные, прекрасные отроки, — а краше всех был Саша. Она сидела высоко, и нагие отроки перед нею поочередно бичевали друг друга. И когда положили
на пол Сашу, головою к Людмиле, и бичевали его, а он звонко смеялся и плакал, — она хохотала, как иногда хохочут во сне, когда вдруг усиленно забьется сердце, — смеются долго, неудержимо,
смехом сомозабвения и смерти…
Надежда краснела и кусала губы, чтоб удержаться от
смеха. За дверью продолжали раздаваться те же звуки. Володин скромно потупил глаза. Ему казалось, что дело идет
на лад.
За дверью что-то упало
на пол и каталось, фыркая и вздыхая. Надежда, краснея от сдержанного
смеха, смотрела
на гостей. Предложение Володина казалось ей смешною дерзостью.
Валерия заливалась звонким, хрупким
смехом. И у Людмилы глаза стали веселы и блудливы. Она порывисто прошла в свою комнату, обрызгала себя корилопсисом, — и запах, пряный, сладкий, блудливый, охватил ее вкрадчивым соблазном. Она вышла
на улицу нарядная, взволнованная, и нескромною прелестью соблазна веяло от нее.
Она шла впереди Передонова по лестнице, в коридор, где висела маленькая лампочка, бросая тусклый свет
на верхние ступеньки. Юлия радостно и тихо смеялась, и ленты ее зыбко дрожали от ее
смеха.
Сели обедать. Володин был весел, болтал и смеялся.
Смех его звучал для Передонова как блеянье того барана
на улице.
Вдруг послышался грохот, — разбилось оконное стекло, камень упал
на пол, близ стола, где сидел Передонов. Под окном слышен был тихий говор,
смех, потом быстрый, удаляющийся топот. Все в переполохе вскочили с мест; женщины, как водится, завизжали. Подняли камень, рассматривали его испуганно, к окну никто не решался подойти, — сперва выслали
на улицу Клавдию, и только тогда, когда она донесла, что
на улице пусто, стали рассматривать разбитое стекло.
Вдруг из-за угла послышался блеющий
смех, выдвинулся Володин и подошел здороваться. Передонов смотрел
на него мрачно и думал о баране, который сейчас стоял, и вдруг его нет.
Володин прохаживался по комнатам, тряс лбом, выпячивал губы и блеял. Гости смеялись. Володин сел
на место, блаженно глядя
на всех, щуря глаза от удовольствия, и смеялся тоже бараньим, блеющим
смехом.
Передонов, не слушая его, заботливо кутал шею шарфом и застегивал пальто
на все пуговицы. Рутилов говорил со
смехом...
Передонов смотрел
на него злобно и думал: «Заступается, — с княгинею, видно, заодно. Княгиня его, видно, околдовала, даром что далеко живет». А недотыкомка юлила вокруг, беззвучно смеялась и все сотрясалась от
смеха. Она напоминала Передонову о разных страшных обстоятельствах. Он боязливо озирался и шептал...
Передонов не ходил в гимназию и тоже чего-то ждал. В последние дни он все льнул к Володину. Страшно было выпустить его с глаз, — не навредил бы. Уже с утра, как только проснется, Передонов с тоскою вспоминал Володина: где-то он теперь? что-то он делает? Иногда Володин мерещился ему: облака плыли по небу, как стадо баранов, и между ними бегал Володин с котелком
на голове, с блеющим
смехом; в дыме, вылетающем из труб, иногда быстро проносился он же, уродливо кривляясь и прыгая в воздухе.
Неточные совпадения
— потому что, случится, поедешь куда-нибудь — фельдъегеря и адъютанты поскачут везде вперед: «Лошадей!» И там
на станциях никому не дадут, все дожидаются: все эти титулярные, капитаны, городничие, а ты себе и в ус не дуешь. Обедаешь где-нибудь у губернатора, а там — стой, городничий! Хе, хе, хе! (Заливается и помирает со
смеху.)Вот что, канальство, заманчиво!
Долгонько слушались, // Весь город разукрасили, // Как Питер монументами, // Казненными коровами, // Пока не догадалися, // Что спятил он с ума!» // Еще приказ: «У сторожа, // У ундера Софронова, // Собака непочтительна: // Залаяла
на барина, // Так ундера прогнать, // А сторожем к помещичьей // Усадьбе назначается // Еремка!..» Покатилися // Опять крестьяне со
смеху: // Еремка тот с рождения // Глухонемой дурак!
— У нас забота есть. // Такая ли заботушка, // Что из домов повыжила, // С работой раздружила нас, // Отбила от еды. // Ты дай нам слово крепкое //
На нашу речь мужицкую // Без
смеху и без хитрости, // По правде и по разуму, // Как должно отвечать, // Тогда свою заботушку // Поведаем тебе…
Ты дай нам слово верное //
На нашу речь мужицкую // Без
смеху и без хитрости, // По совести, по разуму, // По правде отвечать, // Не то с своей заботушкой // К другому мы пойдем…»
— А кто сплошал, и надо бы // Того тащить к помещику, // Да все испортит он! // Мужик богатый… Питерщик… // Вишь, принесла нелегкая // Домой его
на грех! // Порядки наши чудные // Ему пока в диковину, // Так
смех и разобрал! // А мы теперь расхлебывай! — // «Ну… вы его не трогайте, // А лучше киньте жеребий. // Заплатим мы: вот пять рублей…»