Неточные совпадения
Впрочем, отпускали исключительно девочек,
так как увольнение мальчика (будущего тяглеца) считалось убыточным; девка
же, и по достижении совершенных лет, продавалась на вывод не дороже пятидесяти рублей ассигнациями.
Или обращаются к отцу с вопросом: «А скоро ли вы, братец, имение на приданое молодой хозяюшки купите?»
Так что даже отец, несмотря на свою вялость, по временам гневался и кричал: «Язвы вы, язвы!
как у вас язык не отсохнет!» Что
же касается матушки, то она, натурально, возненавидела золовок и впоследствии доказала не без жестокости, что память у нее относительно обид не короткая.
И
как же я был обрадован, когда, на мой вопрос о прислуге, милая старушка ответила: «Да скличьте девку — вот и прислуга!»
Так на меня и пахнуло, словно из печки.]
— И куда
такая пропасть выходит говядины? Покупаешь-покупаешь, а
как ни спросишь — все нет да нет… Делать нечего, курицу зарежь… Или лучше вот что: щец с солониной свари, а курица-то пускай походит… Да за говядиной в Мялово сегодня
же пошлите, чтобы пуда два… Ты смотри у меня, старый хрыч. Говядинка-то нынче кусается… четыре рублика (ассигнациями) за пуд… Поберегай, не швыряй зря. Ну, горячее готово; на холодное что?
Пускай он, хоть не понимаючи, скажет: «Ах, папаша!
как бы мне хотелось быть прокурором,
как дядя Коля!», или: «Ах, мамаша! когда я сделаюсь большой, у меня непременно будут на плечах
такие же густые эполеты,
как у дяди Паши, и
такие же душистые усы!» Эти наивные пожелания наверное возымеют свое действие на родительские решения.
Сереже становится горько. Потребность творить суд и расправу
так широко развилась в обществе, что начинает подтачивать и его существование. Помилуйте!
какой же он офицер! и здоровье у него далеко не офицерское, да и совсем он не
так храбр, чтобы лететь навстречу смерти ради стяжания лавров. Нет, надо как-нибудь это дело поправить! И вот он больше и больше избегает собеседований с мамашей и чаще и чаще совещается с папашей…
Хозяйство в «Уголке» велось
так же беспорядочно,
как и в Малиновце во время их управления, а с прибытием владелиц элемент безалаберности еще более усилился.
— Ах, родные мои! ах, благодетели! вспомнила-таки про старуху, сударушка! — дребезжащим голосом приветствовала она нас, протягивая руки, чтобы обнять матушку, — чай, на полпути в Заболотье… все-таки дешевле, чем на постоялом кормиться… Слышала, сударушка, слышала! Купила ты коко с соком… Ну, да и молодец
же ты! Лёгко ли дело, сама-одна
какое дело сварганила! Милости просим в горницы! Спасибо, сударка, что хоть ненароком да вспомнила.
Требовалось сравнить, все ли тут
так же прочно, солидно и просторно,
как у нас, в Малиновце;
как устроены стойла для лошадей, много ли стоит жеребцов, которых в стадо не гоняют, а держат постоянно на сухом корму; обширен ли скотный двор, похожа ли савельцевская кухарка в застольной на нашу кухарку Василису и т. д.
Действительность, представившаяся моим глазам, была поистине ужасна. Я с детства привык к грубым формам помещичьего произвола, который выражался в нашем доме в форме сквернословия, пощечин, зуботычин и т. д., привык до того, что они почти не трогали меня. Но до истязания у нас не доходило. Тут
же я увидал картину
такого возмутительного свойства, что на минуту остановился
как вкопанный, не веря глазам своим.
Чай Николай Абрамыч пил с ромом, по особой,
как он выражался, савельцевской, системе. Сначала нальет три четверти стакана чаю, а остальное дольет ромом; затем, отпивая глоток за глотком, он подливал
такое же количество рому,
так что под конец оказывался уже голый ямайский напиток. Напившись
такого чаю, Савельцев обыкновенно впадал в полное бешенство.
С женою он совсем примирился,
так как понял, что она не менее злонравна, нежели он, но в то
же время гораздо умнее его и умеет хоронить концы.
Правда, что подобные разделы большею частью происходили в оброчных имениях, в которых для помещика было безразлично,
как и где устроилась та или другая платежная единица; но случалось, что
такая же путаница допускалась и в имениях издельных, в особенности при выделе седьмых и четырнадцатых частей.
Но этого мало: даже собственные крестьяне некоторое время не допускали ее лично до распоряжений по торговой площади. До перехода в ее владение они точно
так же,
как и крестьяне других частей, ежегодно посылали выборных, которые сообща и установляли на весь год площадный обиход. Сохранения этого порядка они домогались и теперь,
так что матушке немалых усилий стоило, чтобы одержать победу над крестьянской вольницей и осуществить свое помещичье право.
Во всяком случае,
как только осмотрелась матушка в Заболотье,
так тотчас
же начала дело о размежевании, которое и вел однажды уже упомянутый Петр Дормидонтыч Могильцев. Но увы! — скажу здесь в скобках — ни она, ни наследники ее не увидели окончания этого дела, и только крестьянская реформа положила конец земельной сумятице, соединив крестьян в одну волость с общим управлением и дав им возможность устроиться между собою по собственному разумению.
Работала она в спальне, которая была устроена совершенно
так же,
как и в Малиновце. Около осьми часов утра в спальню подавался чай, и матушка принимала вотчинных начальников: бурмистра и земского, человека грамотного, служившего в конторе писарем. Последнюю должность обыкновенно занимал один из причетников, нанимавшийся на общественный счет. Впрочем, и бурмистру жалованье уплачивалось от общества,
так что на матушку никаких расходов по управлению не падало.
— Вот и день сошел! да еще
как сошел-то — и не заметили! Тихо, мирно! — говаривала бабушка, отпуская внучку спать. — Молись, Сашенька, проси милости, чтобы и завтрашний день был
такой же!
Как и у бабушки, на голове ее был чепчик, несколько, впрочем, пофасонистее, а одета она была в
такой же темный шерстяной капот без талии.
Но матушка отрезвлялась
так же быстро,
как и увлекалась.
Как только мы добрались до горницы,
так сейчас
же началась поверка персиков. Оказалось, что нижний ряд уж настолько побит, что пустил сок. Матушка пожертвовала один персик мне, а остальные разложила на доске и покрыла полотенцем от мух.
Настя в пяльцах что-то шила,
Я
же думал:
как мила!
Вдруг иголку уронила
И, искавши, не нашла.
Знать, иголочка пропала!
Так, вздохнувши, я сказал:
Вот куда она попала,
И на сердце указал.
По этой
же причине он не любит, когда его называют дедушкой, а требует, чтоб мы, внуки и внучки, звали его папенькой,
так как он всех нас заочно крестил.
— Ладно, — поощряет дедушка, — выучишься — хорошо будешь петь. Вот я смолоду одного архиерейского певчего знал —
так он эту
же самую песню пел… ну, пел! Начнет тихо-тихо, точно за две версты, а потом шибче да шибче — и вдруг октавой
как раскатится,
так даже присядут все.
При дневном свете притиранья сейчас
же скажутся,
так что девушка поневоле является украшенная теми дарами,
какие даны ей от природы.
[Здесь: веселый вечер (фр.).] но
так как попасть в княжеские палаты для дворян средней руки было трудно, то последние заранее узнавали, не будет ли
таких же folles journйes у знакомых.
Но дорога до Троицы ужасна, особливо если Масленица поздняя. Она представляет собой целое море ухабов, которые в оттепель до половины наполняются водой. Приходится ехать шагом, а
так как путешествие совершается на своих лошадях, которых жалеют, то первую остановку делают в Больших Мытищах, отъехавши едва пятнадцать верст от Москвы.
Такого же размера станции делаются и на следующий день,
так что к Троице поспевают только в пятницу около полудня, избитые, замученные.
— Вот тебе на, убежал! — восклицает матушка, — обиделся! Однако
как же это… даже не простился! А все ты! — укоряет она отца. — Иуда да Иуда… Сам ты Иуда! Да и ты, дочка любезная, нашла разговор! Ищи сама себе женихов, коли
так!
Что если одного ее слова достаточно, чтобы «распорядиться» с
такими безответными личностями,
как Степка-балбес или Сонька-калмычка, то в той
же семье могут совсем неожиданно проявиться другие личности, которые, пожалуй, дадут и отпор.
Жестоки они были неимоверно, но
так как в то
же время строго блюли барский интерес, то никакие жалобы на них не принимались.
Но невольно спрашиваешь себя: что сталось бы, если бы и на отца нашел
такой же смешливый час,
как и на тетеньку Ольгу Порфирьевну?
—
Какая же ты вольная, коли за крепостным замужем!
Такая же крепостная,
как и прочие, — убеждал ее муж.
Распоряжения самые суровые следовали одни за другими, и одни
же за другими немедленно отменялись. В сущности, матушка была не злонравна, но бесконтрольная помещичья власть приучила ее сыпать угрозами и в то
же время притупила в ней способность предусматривать,
какие последствия могут иметь эти угрозы. Поэтому, встретившись с
таким своеобразным сопротивлением, она совсем растерялась.
Иван, услышав новое прозвище, сначала изумился, но сейчас
же понял, что барчонок —
такой же балагур,
как и он.
«
Как же у других-то? — мелькало в ее голове, — неужто у всех
так? в Овсецове у Анфиски… справляется
же она как-нибудь?»
Само собою разумеется, что Ивану в конце концов все-таки засыпали, но матушка тем не менее решила до времени с Ванькой-Каином в разговоры не вступать, и
как только полевые работы дадут сколько-нибудь досуга,
так сейчас
же отправить его в рекрутское присутствие.
Очевидно, в нем таилась в зародыше слабость к щегольству, но и этот зародыш, подобно всем прочим качествам, тускло мерцавшим в глубинах его существа, как-то не осуществился,
так что если кто из девушек замечал: «Э! да
какой ты сегодня франт!» — то он,
как и всегда, оставлял замечание без ответа или
же отвечал кратко...
Конечно, постоянно иметь перед глазами «олуха» было своего рода божеским наказанием; но
так как все кругом
так жили, все
такими же олухами были окружены, то приходилось мириться с этим фактом. Все одно: хоть ты ему говори, хоть нет, — ни слова, ни даже наказания, ничто не подействует, и олух, сам того не понимая, поставит-таки на своем. Хорошо, хоть вина не пьет — и за то спасибо.
Конон молча ретировался. Ни малейшего чувства не отразилось на застывшем лице его, точно он совершил
такой же обряд,
как чищение ножей, метение комнат и проч. Сделал свое дело — и с плеч долой.
И вдруг навстречу идет Конон и докладывает, что подано кушать. Он
так же бодр,
как был в незапамятные времена, и с
такою же регулярностью продолжает делать свое лакейское дело.
Ермолай был
такой же бессознательно развращенный человек,
как и большинство дворовых мужчин; стало быть, другого и ждать от него было нельзя. В Малиновце он появлялся редко, когда его работа требовалась по дому, а большую часть года ходил по оброку в Москве. Скука деревенской жизни была до того невыносима для московского лодыря, что потребность развлечения возникала сама собой. И он отыскивал эти развлечения, где мог, не справляясь,
какие последствия может привести за собой удовлетворение его прихоти.
—
Как же в
такую погоду веять!
Представлялось, что результат должен прийти сейчас
же, немедленно; а
так как он не приходил по желанию, то неудача сопровождалась потоком ничего не стоящих ругательств, и охота к производству опытов столь
же легко пропадала,
как и приходила.
Но
так как новости были запоздалые, то обыкновенно при этом прибавляли: «Теперь уж, поди, нога зажила!» — и переходили к другому, столь
же запоздалому известию.
Как бы ни были мало развиты люди, все
же они не деревянные, и общее бедствие способно пробудить в них
такие струны, которые при обычном течении дел совсем перестают звучать.
— Ну,
так как же, друг, нам с кубышкой твоей быть!
Так без пользы у тебя деньги лежат, а я бы тебе хороший процент дал.
— Все-таки…
как же возможно!
—
Как же это, сударь,
так?
—
Как же так? чай, условие писать будем?
— Шутишь. Я, брат, и сам с усам.
Какая же мне выгода задаром лес отдавать, коли я и
так могу денег тебе не платить?
— И на старуху бывает поруха. Вот про меня говорят, что я простыня, а я, между прочим, умного-то человека в лучшем виде обвел.
Так как же, Сашенька, — по рукам?