Неточные совпадения
Его подваривали, подправляли
и только уже совсем негодное решались отдать в застольную, где после такой подачки несколько
дней сряду «валялись животами».
Между прочим,
и по моему поводу, на вопрос матушки, что у нее родится, сын или дочь, он запел петухом
и сказал: «Петушок, петушок, востёр ноготок!» А когда его спросили, скоро ли совершатся роды, то он начал черпать ложечкой мед —
дело было за чаем, который он пил с медом, потому что сахар скоромный —
и, остановившись на седьмой ложке, молвил: «Вот теперь в самый раз!» «Так по его
и случилось: как раз на седьмой
день маменька распросталась», — рассказывала мне впоследствии Ульяна Ивановна.
— Зажирела в няньках, ишь мясищи-то нагуляла! — говорила она
и, не откладывая
дела в долгий ящик, определяла няньку в прачки, в ткачихи или засаживала за пяльцы
и пряжу.
Сижу, ничего не знаю, а там: «Быть по сему» —
и дело с концом.
Хотя в нашем доме было достаточно комнат, больших, светлых
и с обильным содержанием воздуха, но это были комнаты парадные; дети же постоянно теснились:
днем — в небольшой классной комнате, а ночью — в общей детской, тоже маленькой, с низким потолком
и в зимнее время вдобавок жарко натопленной.
Детские комнаты, как я уже сейчас упомянул, были переполнены насекомыми
и нередко оставались по нескольку
дней неметенными, потому что ничей глаз туда не заглядывал; одежда на детях была плохая
и чаще всего перешивалась из разного старья или переходила от старших к младшим; белье переменялось редко.
Приедет нечаянный гость — бегут на погреб
и несут оттуда какое-нибудь заливное или легко разогреваемое: вот, дескать, мы каждый
день так едим!
В течение целого
дня они почти никогда не видались; отец сидел безвыходно в своем кабинете
и перечитывал старые газеты; мать в своей спальне писала деловые письма, считала деньги, совещалась с должностными людьми
и т. д.
От времени до времени выпадали
дни, когда воюющие стороны встречались мирно,
и свара уступала место обыкновенному разговору.
— Малиновец-то ведь золотое
дно, даром что в нем только триста шестьдесят одна душа! — претендовал брат Степан, самый постылый из всех, — в прошлом году одного хлеба на десять тысяч продали, да пустоша в кортому отдавали, да масло, да яйца, да тальки. Лесу-то сколько, лесу! Там онадаст или не даст, а тут свое, законное.Нельзя из родового законной части не выделить. Вон Заболотье —
и велика Федора, да дура — что в нем!
— Дожидайся! — огорчался Гриша, слушая эти похвальбы,
и даже принимался плакать с досады, как будто у него
и в самом
деле отнимали Бубново.
Наступавший затем Светлый праздник был едва ли не единственным
днем, когда лица рабов
и рабынь расцветали
и крепостное право как бы упразднялось.
Рабочий
день начался, но работа покуда идет вяло. До тех пор, пока не заслышится грозный барынин голос, у некоторых девушек слипаются глаза, другие ведут праздные разговоры.
И иглы
и коклюшки двигаются медленно.
Хотя время еще раннее, но в рабочей комнате солнечные лучи уже начинают исподволь нагревать воздух. Впереди предвидится жаркий
и душный
день. Беседа идет о том, какое барыня сделает распоряжение. Хорошо, ежели пошлют в лес за грибами или за ягодами, или нарядят в сад ягоды обирать; но беда, ежели на целый
день за пяльцы да за коклюшки засадят — хоть умирай от жары
и духоты.
Девичий гомон мгновенно стихает; головы наклоняются к работе; иглы проворно мелькают, коклюшки стучат. В дверях показывается заспанная фигура барыни, нечесаной, немытой, в засаленной блузе. Она зевает
и крестит рот; иногда так постоит
и уйдет, но в иной
день заглянет
и в работы. В последнем случае редко проходит, чтобы не раздалось, для начала
дня, двух-трех пощечин. В особенности достается подросткам, которые еще учатся
и очень часто портят работу.
— Третьего
дня они две котлетки
и скушали.
— Позвольте, сударыня, вам посоветовать. На погребе уж пять
дней жареная телячья нога, на случай приезда гостей, лежит, так вот ее бы сегодня подать. А заяц
и повисеть может.
— Как запашок! на льду стоит всего пятый
день,
и уж запашок! Льду, что ли, у тебя нет? — строго обращается барыня к ключнице.
— Что ж мне докладывать — это старостино
дело! Я
и то ему говорила: доложи, говорю, барыне. А он: что зря барыне докладывать! Стало быть, обеспокоить вас поопасился.
Аудиенция кончена. Деловой
день в самом разгаре, весь дом приходит в обычный порядок. Василий Порфирыч роздал детям по микроскопическому кусочку просфоры, напился чаю
и засел в кабинет. Дети зубрят уроки. Анна Павловна тоже удалилась в спальню, забыв, что голова у нее осталась нечесаною.
У нее
день очищается
днем,
и независимо от громадной памяти, сохраняющей всякую мелочь, на всякое распоряжение имеется оправдательный документ.
Вообще Могильцев не столько руководит ее в
делах, сколько выслушивает ее внушения, облекает их в законную форму
и указывает, где, кому
и в каком размере следует вручить взятку. В последнем отношении она слепо ему повинуется, сознавая, что в тяжебных
делах лучше переложить, чем недоложить.
На этот раз
дел оказывается достаточно, так как имеются в виду «оказии»
и в Москву,
и в одну из вотчин.
Наконец все нужные
дела прикончены. Анна Павловна припоминает, что она еще что-то хотела сделать, да не сделала,
и наконец догадывается, что до сих пор сидит нечесаная. Но в эту минуту за дверьми раздается голос садовника...
А кроме того, сколько еще других
дел —
и везде она поспевай, все к ней за приказаниями бегут!
Но нынешний
день уж такой выдался, что, видно, ей
и отдохнуть не придется.
Но провожатые, озлобленные, что у них пропала, благодаря беглецу, лучшая часть
дня для сенокоса, не убеждаются его воплями
и продолжают награждать его тумаками.
— «Так вы не беспокойтесь; коли ваше
дело правое, мы его в вашу пользу
и решим.
А он в ответ: «Да уж потерпите; это у него характер такой!.. не может без того, чтоб спервоначалу не измучить, а потом вдруг возьмет да в одночасье
и решит ваше
дело».
— Сегодня у нас счастливый
день выдался, — аттестует Марья Андреевна, — даже Степан Васильич —
и тот хорошо уроки отвечал.
Дети тем временем, сгруппировавшись около гувернантки, степенно
и чинно бредут по поселку. Поселок пустынен, рабочий
день еще не кончился; за молодыми барами издали следует толпа деревенских ребятишек.
Да
и днем посматривайте: пожалуй, великановские заметят да
и опять на нашу березу перенесут.
— Ничего, сударыня,
день работали,
и ночку поработаем! С устатку-то любехонько!
Докладывают, что ужин готов. Ужин представляет собой повторение обеда, за исключением пирожного, которое не подается. Анна Павловна зорко следит за каждым блюдом
и замечает, сколько уцелело кусков. К великому ее удовольствию, телятины хватит на весь завтрашний
день, щец тоже порядочно осталось, но с галантиром придется проститься. Ну, да ведь
и то сказать — третий
день галантир да галантир! можно
и полоточком полакомиться, покуда не испортились.
Рабочий
день кончился. Дети целуют у родителей ручки
и проворно взбегают на мезонин в детскую. Но в девичьей еще слышно движение. Девушки, словно заколдованные, сидят в темноте
и не ложатся спать, покуда голос Анны Павловны не снимет с них чары.
— Вот так оказия! А впрочем,
и то сказать, целый
день туда да сюда… Поневоле замотаешься! Как бы
и завтра не забыть! Напомни.
Так проходит летний
день в господской усадьбе. Зимой, под влиянием внешних условий, картина видоизменяется, но, в сущности, крепостная страда не облегчается, а, напротив, даже усиливается. Краски сгущаются, мрак
и духота доходят до крайних пределов.
Несколько
дней сряду я ходил по опустелым комнатам, где прежде ютились братья
и сестры,
и заглядывал во все углы.
Считаю, впрочем, не лишним оговориться. Болтать по-французски
и по-немецки я выучился довольно рано, около старших братьев
и сестер,
и, помнится, гувернантки, в
дни именин
и рождений родителей, заставляли меня говорить поздравительные стихи; одни из этих стихов
и теперь сохранились в моей памяти. Вот они...
Весь этот
день я был радостен
и горд. Не сидел, по обыкновению, притаившись в углу, а бегал по комнатам
и громко выкрикивал: «Мря, нря, цря, чря!» За обедом матушка давала мне лакомые куски, отец погладил по голове, а тетеньки-сестрицы, гостившие в то время у нас, подарили целую тарелку с яблоками, турецкими рожками
и пряниками. Обыкновенно они делывали это только в
дни именин.
Но когда она вспомнила, что при таком обороте
дела ей придется платить за меня в течение девяти лет по шестисот рублей ассигнациями в год, то испугалась. Высчитавши, что платежи эти составят, в общей сложности, круглую сумму в пять тысяч четыреста рублей, она гневно щелкнула счетами
и даже с негодованием отодвинула их от себя.
Рябовский священник приехал. Довольно долго он совещался с матушкой,
и результатом этого совещания было следующее: три раза в неделю он будет наезжать к нам (Рябово отстояло от нас в шести верстах)
и посвящать мне по два часа. Плата за ученье была условлена в таком размере: деньгами восемь рублей в месяц, да два пуда муки, да в
дни уроков обедать за господским столом.
В конце урока он задавал две-три странички из Ветхого завета, два-три параграфа из краткой русской грамматики
и, по приезде через
день, «спрашивал» заданное.
— Что помещики! помещики-помещики, а какой в них прок? Твоя маменька
и богатая, а много ли она на попа расщедрится. За всенощную двугривенный, а не то
и весь пятиалтынный. А поп между тем отягощается, часа полтора на ногах стоит. Придет усталый с работы, — целый
день либо пахал, либо косил, а тут опять полтора часа стой да пой! Нет, я от своих помещиков подальше. Первое
дело, прибыток от них пустой, а во-вторых, он же тебя жеребцом или шалыганом обозвать норовит.
Пускай каждый новый
день удостоверяет его, что колдовству нет конца; пускай вериги рабства с каждым часом все глубже
и глубже впиваются в его изможденное тело, — он верит, что злосчастие его не бессрочно
и что наступит минута, когда Правда осняет его, наравне с другими алчущими
и жаждущими.
Все это очень кстати случилось как раз во время великого поста,
и хотя великопостные
дни, в смысле крепостной страды
и заведенных порядков, ничем не отличались в нашем доме от обыкновенных
дней, кроме того, что господа кушали «грибное», но все-таки как будто становилось посмирнее.
Ради говельщиков-крестьян (господа
и вся дворня говели на страстной неделе, а отец с тетками, сверх того, на первой
и на четвертой), в церкви каждый
день совершались службы, а это, в свою очередь, тоже напоминало ежели не о покаянии, то о сдержанности.
Умами снова овладела «злоба
дня», общество снова погружалось в бессодержательную суматоху; мрак сгущался
и бессрочно одолевал робкие лучи света, на мгновение озарившие жизнь.
Дети ничего не знают о качествах экспериментов, которые над ними совершаются, — такова общая формула детского существования. Они не выработали ничего своего,что могло бы дать отпор попыткам извратить их природу. Колея, по которой им предстоит идти, проложена произвольно
и всего чаще представляет собой
дело случая.
Для убежденной
и верующей мысли представление о человечестве является отнюдь не отдаленным
и индифферентным, как об этом гласит недальновидная «злоба
дня».