Неточные совпадения
В груди у меня словно оборвалось что-то. Не смея,
с одной стороны, предполагать, чтобы господин вице-губернатор отважился, без достаточного основания, обзывать дураком того, кого он еще накануне
честил вашим превосходительством, а
с другой стороны, зная, что он любил иногда пошутить (терпеть не могу этих шуток, в которых нельзя понять, шутка ли это или испытание!), я принял его слова со свойственною мне осмотрительностью.
А потому выбор людей для произношения тостов и спичей всегда сопрягается
с затруднениями очень серьезными, и обязанность эта представляется такою повинностью, наряд на которую
почти равносилен наряду на барщину.
В согласность
с ним настраивается и подначальный люд. Несутся сердца, задаются пиры и банкеты в
честь виновника торжества; языки без всякого опасения предаются благодетельной гласности; произносятся спичи и тосты; указываются новые невредные источники народного благосостояния, процветания и развития; выражаются ожидания, упования и надежды, которые, при помощи шампанского, из области упований crescendo [Разрастаясь (ит.).] переходят в твердую и непоколебимую уверенность.
Передавали друг другу рассказы о корнетше Отлетаевой, которая однажды в своего помпадура апельсином на званом обеде пустила и даже не извинилась потом, и, сравнивая этот порывистый образ действия
с благосклонно-мягкими,
почти неслышными движениями Надежды Петровны, все в один голос вопияли...
— Господин Штановский! я имел
честь заметить вам, что ваша речь впереди! Господа! Я уверен, что имея такого опытного и достойного руководителя, как Садок Сосфенович (пожатие руки вице-губернатору), вы ничего не придумаете лучшего, как следовать его советам! Ну-с, а теперь поговорим собственно о делах. В каком, например, положении у вас недоимки?
Она устраивает спектакли и лотереи в пользу детей бедных мелкопоместных, хлопочет о стипендиях в местной гимназии и в то же время успевает бросать обворожающие взгляды на молодых семиозерских аристократов и не прочь пококетничать
с старым графом Козельским, который уже три трехлетия сряду безуспешно добивается
чести быть представителем «интересов земства» и, как достоверно известно, не отказывается от этого домогательства и теперь.
Сам граф был ветхий старикашка,
почти совершенно выживший из ума, но,
с помощью парика, вставных зубов и корсета, казался еще молодцом; он очень мило сюсюкал, называл семиозерских красавиц «belle dame» и любил играть маркизов на домашних спектаклях.
Затем, хотя в продолжение дальнейших перемен он и успевал придать своему лицу спокойное выражение, но
с первым же тостом эта напускная твердость исчезала, глаза вновь наполнялись слезами, а голос, отвечавший на напутственные пожелания, звучал бесконечной тоскою,
почти напоминавшею предсмертную агонию.
Таким образом мы жили, и, надо сказать правду, не видя ниоткуда притеснений, даже возгордились. Стали в глаза говорить друг другу комплименты, называть друг друга «гражданами», уверять, что другой такой губернии днем
с огнем поискать, устроивать по подписке обеды в
честь чьего-нибудь пятилетия или десятилетия, а иногда и просто в ознаменование беспримерного дотоле увеличения дохода
с питий или бездоимочного поступления выкупных платежей.
На что я
с первой же
почтой ответил: «Мы все удивляемся экспрессии твоего циркуляра: это своего рода chef d’oeuvre.
Ей было
почти страшно, когда она в первый раз шла
с предводителем во второй паре в польском (в первой паре шел он
с предводительшей).
— Знаю, сударыня! знаю, за кого молитесь! — говорит она
с выражением добродушного себе на уме и
почти бегом бежит сообщить на ухо отцу протоиерею имя раба Божия Феодора.
— Ну, не хочешь, как хочешь. А то закусил бы ин! Это все у тебя от думы. Брось! пущай другие думают! Эку сухоту себе нашел: завидно, что другие делами занимаются — зачем не к нему все дела приписаны! Ну, да уж прощай, прощай! Вижу, что сердишься! Увидишься
с сатаной — плюнь ему от меня в глаза! Только вряд ли увидишь ты его. Потому, живем мы здесь в благочестии и во всяком благом поспешении, властям предержащим повинуемся, старших
почитаем — неповадно ему у нас!
Феденька вышел от Пустынника опечаленный,
почти раздраженный. Это была первая его неудача на поприще борьбы. Он думал окружить свое вступление в борьбу всевозможною помпой — и вдруг, нет главного украшения помпы, нет Пустынника! Пустынник,
с своей стороны, вышел на балкон и долго следил глазами за удаляющимся экипажем Феденьки. Седые волосы его развевались по ветру, и лицо казалось как бы закутанным в облако. Он тоже был раздражен и чувствовал, что нелепое объяснение
с Феденькой расстроило весь его день.
И прохожие, видя, что их «просят
честью»,
с удовольствием бросали дела и устремлялись в храмы.
— Я, вашество, сам на себе испытал такой случай, — говорил Тарас. — Были у меня в имении скотские падежи
почти ежегодно. Только я, знаете, сначала тоже мудровал: и ветеринаров приглашал, и знахарям чертову пропасть денег просадил, и попа в Егорьев день по полю катал — все, знаете, чтоб польза была. Хоть ты что хочешь! Наконец я решился-с. Бросил все, пересек скотниц и положил праздновать ильинскую пятницу. И что ж, сударь!
С тех пор как отрезало. Везде кругом скотина как мухи мрет, а меня Бог милует!
Сначала квартальным было трудно воздерживаться от заезжаний, ибо они были убеждены, что заезжание представляет своего рода упрощение форм и обрядов делопроизводства; но так как они были легковерны (исключительно, впрочем, в сношениях
с начальством), то ему не стоило
почти никакого труда уверить их, что «незаезжание» составляет форму делопроизводства еще более упрощенную, нежели даже «заезжание».
Деятельность эту они сравнивают
с бесцельным мельканием в пустом пространстве, — мельканием, которое на первый взгляд может показаться смешным, но которое, при беспрестанном повторении, делается
почти обременительным…
Он
с чувством пожал мне руку и был так великодушен, что пригласил меня ужинать в café Anglais, где мы
почти до утра самым приятным образом провели время. В заключение он очень любезно предложил мне сопутствовать ему в его родные степи, где, по словам его, представлялась для меня очень выгодная карьера.
Неточные совпадения
Люлюков. Имею
честь поздравить, Анна Андреевна! (Подходит к ручке и потом, обратившись к зрителям, щелкает языком
с видом удальства.)Марья Антоновна! Имею
честь поздравить. (Подходит к ее ручке и обращается к зрителям
с тем же удальством.)
Бобчинский (перебивая).Марья Антоновна, имею
честь поздравить! Дай бог вам всякого богатства, червонцев и сынка-с этакого маленького, вон энтакого-с (показывает рукою), чтоб можно было на ладонку посадить, да-с! Все будет мальчишка кричать: уа! уа! уа!
Почтмейстер. Почему же?
почту за величайшее счастие. Вот-с, извольте. От души готов служить.
Артемий Филиппович. Имею
честь поздравить
с необыкновенным счастием. Я душевно обрадовался, когда услышал. (Подходит к ручке Анны Андреевны.)Анна Андреевна! (Подходя к ручке Марьи Антоновны.)Марья Антоновна!
Осип, слуга, таков, как обыкновенно бывают слуги несколько пожилых лет. Говорит сурьёзно, смотрит несколько вниз, резонер и любит себе самому читать нравоучения для своего барина. Голос его всегда
почти ровен, в разговоре
с барином принимает суровое, отрывистое и несколько даже грубое выражение. Он умнее своего барина и потому скорее догадывается, но не любит много говорить и молча плут. Костюм его — серый или синий поношенный сюртук.