"Бредни"теперь все походя ругают, да ведь, по правде-то сказать, и похвалить их нельзя. Даже и вы, я полагаю, как с урядником разговариваете… ах, тетенька! Кабы не было у вас в ту пору этих прошивочек, давно бы я вас на путь истинный обратил. А я вот заглядывался, глазами косил, да и довел дело до того,
что пришлось вам в деревне спасаться! Бросьте, голубушка! Подумайте: раз бог спасет, в другой — спасет, а в третий, пожалуй, и не помилует.
Неточные совпадения
Тем не менее, как ни жаль расставаться с тем или другим излюбленным девизом, но если раз признано,
что он «надоел» или чересчур много хлопот стоит — делать нечего,
приходится зайцев зубами ловить. Главное дело, общая польза того требует, а перед идеей общей пользы должны умолкнуть все случайные соображения. Потому
что общая польза — это, с одной стороны… а впрочем,
что бишь такое общая польза, милая тетенька?
Знаю я, голубушка,
что общая польза неизбежно восторжествует и
что затем хочешь не хочешь, а все остальное
придется"бросить". Но покуда как будто еще совестно. А ну как в этом"благоразумном"поступке увидят измену и назовут за него ренегатом? С какими глазами покажусь я тогда своим друзьям — хоть бы вам, милая тетенька? Неужто ж на старости лет
придется новых друзей, новых тетенек искать? — тяжело ведь это, голубушка!
И все-таки рано или поздно, а
придется"бросить". Ибо жизненная машина так премудро устроена,
что если не"бросишь"motu proprio [по собственному побуждению (лат.)], то все равно обстоятельства тебя к одному знаменателю приведут. А в практическом отношении разве не одинаково, отчего ты кувыркаешься: оттого ли,
что душа в тебе играет, или оттого,
что кошки на сердце скребут? Говорят, будто в сих случаях самое лучшее — помереть. Но разве это разрешение?
И представьте себе, даже совсем забыл о том,
что мне еще
придется свой образ мыслей в надлежащем свете предъявить! Помилуйте! щи из кислой капусты, поросенок под хреном, жаркое, рябчики, пирог из яблоков, а на закуску: икра и балык — вот мой образ мыслей!
Представьте себе,
что вам
приходится жить в одной из клеточек этого эдема.
Сообразите одно: целую массу Дракиных, оголтелых, голодных, ни на
что не способных,
придется пропитать, обогреть и всем удоволить.
И вот теперь
приходится опять об нем вспоминать, потому
что провозглашатели"средостений"и"оздоровлений"почти силком ставят его на очередь. И вновь перед глазами моими, одна за другой, встают картины моей молодости, картины, в которых контингент действующих лиц в значительной мере наполнялся куроцапами. То было время крепостного права, когда мы с вами, молодые, здоровые и довольные, ходили рука в руку по аллеям парка и трепетно прислушивались к щелканью соловья…
Разумеется, первый вопрос, с которым
придется нам встретиться на этом поприще, будет следующий: живы ли мы, в силу
чего мы живы, и все ли вокруг нас благополучно?
— Чудак ты! да разве я для того в трактир ходил, чтоб правда воссияла? Положим, однако ж,
что у участкового мирового судьи правда и воссияет, — а
что, ежели Расплюев дело в мировой съезд перенесет? А ежели и там правда воссияет, а он возьмет да кассационную жалобу настрочит? Сколько времени судиться-то
придется?
"Ну, слава богу, теперь, кажется, потише!" — вот возглас, который от времени до времени (но и то, впрочем, не слишком уж часто)
приходится слышать в течение последних десяти — пятнадцати лет. Единственный возглас, с которым измученные люди соединяют смутную надежду на успокоение. Прекрасно. Допустим,
что с нас и таких перспектив довольно: допустим,
что мы уж и тогда должны почитать себя счастливыми, когда перед нами мелькает что-то вроде передышки… Но ведь все-таки это только передышка — где же самая жизнь?
Его даже не смущает мысль,
что в том,
чего, по его мнению, еще довольно останется,могут, в свою очередь, образоваться элементы, которые тоже, пожалуй, черпать
придется.
Как ни странным покажется переход от Ноздрева к литературе вообще, но, делать нечего,
приходится примириться с этим. Перо краснеет, возвещая,
что Ноздрев вторгся в литературу и, по-видимому, расположился внедриться в ней, но это осязательный факт, и никакое перо не в силах опровергнуть его.
Среди оживлений проснувшейся ябеды совсем забыли о"сведущем человеке", который притулился между кадетами и, по-видимому, настолько превратно проводил время,
что даже забыл,
что ему, рано или поздно,
придется отвечать.
Да и с одним ли уличным празднословием
приходится считаться возвышенной мысли? — о, если б только с одним! тогда дело мысли было бы выиграно, потому
что улица, как живой организм, все-таки имеет способность размягчаться и развиваться.
Перевоспитание же начал с объяснения, в
чем заключается истинное благородство души, но так как при этом беспрестанно
приходилось говорить об общем благе, которое он смешивал с"потрясением", то, признаюсь, мне стоило большого труда, чтобы хотя отчасти устранить это смешение.
— Потому и твержу,
что двадцать лет сряду все"хуже никогда не бывало". Не успеешь докончить восклицание — ан опять
приходится сызнова начинать. И сравнивать даже незачем: не бывало хуже — вот и все. И прежде, и после, и теперь — всегда!
Неточные совпадения
Осип. Любит он, по рассмотрению,
что как
придется. Больше всего любит, чтобы его приняли хорошо, угощение чтоб было хорошее.
Говорят,
что я им солоно
пришелся, а я, вот ей-богу, если и взял с иного, то, право, без всякой ненависти.
Бобчинский. Да если этак и государю
придется, то скажите и государю,
что вот, мол, ваше императорское величество, в таком-то городе живет Петр Иванович Бобчинскнй.
Но злаков на полях все не прибавлялось, ибо глуповцы от бездействия весело-буйственного перешли к бездействию мрачному. Напрасно они воздевали руки, напрасно облагали себя поклонами, давали обеты, постились, устраивали процессии — бог не внимал мольбам. Кто-то заикнулся было сказать,
что"как-никак, а
придется в поле с сохою выйти", но дерзкого едва не побили каменьями, и в ответ на его предложение утроили усердие.
Во время градоначальствования Фердыщенки Козырю посчастливилось еще больше благодаря влиянию ямщичихи Аленки, которая
приходилась ему внучатной сестрой. В начале 1766 года он угадал голод и стал заблаговременно скупать хлеб. По его наущению Фердыщенко поставил у всех застав полицейских, которые останавливали возы с хлебом и гнали их прямо на двор к скупщику. Там Козырь объявлял,
что платит за хлеб"по такции", и ежели между продавцами возникали сомнения, то недоумевающих отправлял в часть.