Неточные совпадения
Говорят, будто Баттенберг прослезился, когда ему доложили: «Карета готова!» Еще бы! Все лучше быть каким ни на есть державцем, нежели играть на бильярде в берлинских кофейнях. Притом же, на первых порах, его беспокоит вопрос:
что скажут свои? папенька с маменькой, тетеньки, дяденьки, братцы и сестрицы? как-то встретят его прочие Баттенберги и Орлеаны? Наконец, ему ведь
придется отвыкать говорить: «Болгария — любезное отечество наше!» Нет у него теперь отечества, нет и не будет!
Народ собрался разнокалиберный, работа идет вяло. Поп сам в первой косе идет, но прихожане не торопятся, смотрят на солнышко и часа через полтора уже намекают,
что обедать пора. Уж обнесли однажды по стакану водки и по ломтю хлеба с солью —
приходится по другому обнести, лишь бы отдалить час обеда. Но работа даже и после этого идет всё вялее и вялее; некоторые и косы побросали.
Основа, на которой зиждется его существование, до того тонка,
что малейший неосторожный шаг неминуемо повлечет за собой нужду. Сыновья у него с детских лет в разброде, да и не воротятся домой, потому
что по окончании курса пристроятся на стороне. Только дочери дома; их и рад бы сбыть, да с бесприданницами
придется еще подождать.
Покуда в доме идет содом, он осматривает свои владения. Осведомляется, где в последний раз сеяли озимь (пашня уж два года сряду пустует), и нанимает топографа, чтобы снял полевую землю на план и разбил на шесть участков, по числу полей. Оказывается,
что в каждом поле
придется по двадцати десятин, и он спешит посеять овес с клевером на том месте, где было старое озимое.
— Это же самое мне вчера графиня Крымцева говорила, И всех вас, добрых и преданных,
приходится успокоивать! Разумеется, я так и сделал. — Графиня! — сказал я ей, — поверьте,
что, когда наступит момент, мы будем готовы! И
что же, ты думаешь, она мне на это ответила:"А у меня между тем хлеб в поле не убран!"Я так и развел руками!
—
Что правда, то правда. Хоть и горько, а
приходится согласиться.
— Как из-за
чего? Жизнь-то не достается даром. Вот и теперь мы здесь роскошествуем, а уходя все-таки сорок пять копеек
придется отдать. Здесь сорок пять, в другом месте сорок пять, а в третьем и целый рубль… надо же добыть!
— Покуда — ничего. В департаменте даже говорят,
что меня столоначальником сделают. Полторы тысячи — ведь это куш. Правда,
что тогда от частной службы отказаться
придется, потому
что и на дому казенной работы по вечерам довольно будет, но что-нибудь легонькое все-таки и посторонним трудом можно будет заработать, рубликов хоть на триста. Квартиру наймем; ты только вечером на уроки станешь ходить, а по утрам дома будешь сидеть; хозяйство свое заведем — живут же другие!
— Ах, боюсь я — особенно этот бухгалтер…
Придется опять просить, кланяться, хлопотать, а время между тем летит. Один день пройдет — нет работы, другой — нет работы, и каждый день урезывай себя, рассчитывай, как прожить дольше… Устанешь хуже,
чем на работе. Ах, боюсь!
В тот же день, за обедом, один из жильцов, студент третьего курса, объяснил Чудинову,
что так как он поступает в юридический факультет, то за лекции ему
придется уплатить за полугодие около тридцати рублей, да обмундирование будет стоить, с форменной фуражкой и шпагой, по малой мере, семьдесят рублей. Объявления в газетах тоже потребуют изрядных денег.
— Вас мне совестно; всё вы около меня, а у вас и без того дела по горло, — продолжает он, — вот отец к себе зовет… Я и сам вижу,
что нужно ехать, да как быть? Ежели ждать — опять последние деньги уйдут. Поскорее бы… как-нибудь… Главное, от железной дороги полтораста верст на телеге
придется трястись. Не выдержишь.
Это он-то довилялся! Он, который всегда, всем сердцем… куда прочие, туда и он! Но делать нечего,
приходится выслушивать. Такой уж настал черед… «ихний»! Вчера была оттепель, а сегодня — мороз. И лошадей на зимние подковы в гололедицу подковывают, не то
что людей! Но, главное, оправданий никаких не допускается. Он обязан был стоять на страже, обязан предвидеть — и всё тут. А впрочем, ведь оно и точно, если по правде сказать: был за ним грешок, был!
На другой день Ольга Васильевна повторила свою просьбу, но она уже видела,
что ей
придется напоминать об одном и том же каждый день и
что добровольно никто о Мироне не подумает.
Приходилось по-прежнему бесцельно бродить по комнатам, прислушиваться к бою маятника и скучать, скучать без конца. Изредка она каталась в санях, и это немного оживляло ее; но дорога была так изрыта ухабами,
что беспрерывное нырянье в значительной степени отравляло прогулку. Впрочем, она настолько уж опустилась,
что ее и не тянуло из дому. Все равно, везде одно и то же, и везде она одна.
В продолжение целой зимы она прожила в чаду беспрерывной сутолоки, не имея возможности придти в себя, дать себе отчет в своем положении. О будущем она, конечно, не думала: ее будущее составляли те ежемесячные пятнадцать рублей, которые не давали ей погибнуть с голода. Но
что такое с нею делается? Предвидела ли она, даже в самые скорбные минуты своего тусклого существования,
что ей
придется влачить жизнь, которую нельзя было сравнить ни с
чем иным, кроме хронического остолбенения?
Чем же отвечает на эту бесшабашность общее течение жизни? Отворачивается ли оно от нее или идет ей навстречу? На этот вопрос я не могу дать вполне определенного ответа. Думаю, однако ж,
что современная жизнь настолько заражена тлением всякого рода крох,
что одно лишнее зловоние не составляет счета. Мелочи до такой степени переполнили ее и перепутались между собою,
что критическое отношение к ним сделалось трудным.
Приходится принимать их — только и всего.
Притом же и адвокатов развелось множество, и всякому хотелось что-нибудь заполучить. Носились даже слухи,
что скоро нечего будет «жрать». Вопрос: честно или нечестно? — звучал как-то дико,
приходилось брать всякие дела, ссылаясь на Шедестанжа и Жюля Фавра, которые-де тоже всякие дела берут. Характер адвокатуры настолько изменился,
что в основание судоговорения всецело лег кодекс, вооруженный давностями, апелляционными и кассационными сроками и прочею волокитою.
Он сумел так устроить,
что особа сама вызвала его на разговор и совершенно правильно заключила,
что если бы не молодой чиновник особых поручений, то ему, мужу совета,
пришлось бы очень скучно за чопорным губернаторским обедом.
—
Что ж, делать нечего;
приходится взять.
Приходилось и самому протягивать руку, но покуда горе настолько еще укрепляло его нравственные силы,
что мысль о милостыне пугала его.
Хотя существование трещины делалось более и более несомненным, но я уверял себя,
что она засела не в убеждениях самого Валерушки, а в той атмосфере, в которой ему, волей-неволей,
приходилось вращаться.
Конечно, в людях, среди которых мне
приходится жить, есть многое,
что мне не по сердцу, но, вероятно, и во мне есть кой-что,
что не нравится другим.
Жаль только,
что с сестрой
приходится видеться редко, но тут уж ничего не поделаешь.
Приходилось слушать неумные речи, намеки, укоры,
приходилось сознавать,
что, в сущности, господином положения остается все-таки «нос», а вожак состоит при нем лишь в роли приспешника, чуть не лакея.