Неточные совпадения
Именно так было поступлено и со мной, больным, почти умирающим. Вместо того, чтобы везти меня за границу, куда, впрочем, я и сам не чаял доехать, повезли меня в Финляндию. Дача —
на берегу озера, которое во время ветра невыносимо гудит, а в прочее время разливает окрест приятную сырость. Домик маленький, но веселенький, мебель сносная, но о зеркале и в помине
нет. Поэтому утром я наливаю в рукомойник воды и причесываюсь над ним. Простору довольно, и большой сад для прогулок.
Я не имею сведений, как идет дело в глубине Финляндии, проникли ли и туда обрусители, но, начиная от Териок и Выборга, верст
на двадцать по побережью Финского залива,
нет того ничтожного озера, кругом которого не засели бы русские землевладельцы.
И находятся еще антики, которые уверяют, что весь этот хлам история запишет
на свои скрижали… Хороши будут скрижали!
Нет, время такой истории уж прошло. Я уверен, что даже современные болгары скоро забудут о Баттенберговых проказах и вспомнят о них лишь тогда, когда его во второй раз увезут: «Ба! — скажут они, — да ведь это уж, кажется, во второй раз! Как бы опять его к нам не привезли!»
Они получили паспорта и «ушли» — вот все, что известно; а удастся ли им, вне родного гнезда, разрешить поставленный покойным Решетниковым вопрос: «Где лучше?» —
на это все прошлое достаточно ясно отвечает:
нет, не удастся.
Точно то же и тут. Выкормил-выпоил старый Кузьма своих коршунов и полез
на печку умирать. Сколько уж лет он мрет, и всё окончания этому умиранию
нет. Кости да кожа, ноги мозжат, всего знобит, спину до ран пролежал, и когда-то когда влезет к нему
на печь молодуха и обрядит его.
Говорят, будто Баттенберг прослезился, когда ему доложили: «Карета готова!» Еще бы! Все лучше быть каким ни
на есть державцем, нежели играть
на бильярде в берлинских кофейнях. Притом же,
на первых порах, его беспокоит вопрос: что скажут свои? папенька с маменькой, тетеньки, дяденьки, братцы и сестрицы? как-то встретят его прочие Баттенберги и Орлеаны? Наконец, ему ведь придется отвыкать говорить: «Болгария — любезное отечество наше!»
Нет у него теперь отечества,
нет и не будет!
Каждые два года приезжал к набору флигель-адъютант, и тоже утирал слезы и подавал отчет. И отчеты не об одном наборе, но и обо всем виденном и слышанном, об управлении вообще. Существует ли в губернии правда или
нет ее, и что нужно сделать, чтоб она существовала не
на бумаге только, но и
на деле. И опять запросы, опять отписки…
В особенности
на Западе (во Франции, в Англии) попытки отдалить момент общественного разложения ведутся очень деятельно. Предпринимаются обеспечивающие меры; устраиваются компромиссы и соглашения; раздаются призывы к самопожертвованию, к уступкам, к удовлетворению наиболее вопиющих нужд; наконец, имеются наготове войска. Словом сказать, в усилиях огородиться или устроить хотя временно примирение с «диким» человеком недостатка
нет. Весь вопрос — будут ли эти усилия иметь успех?
Соберется в год рублей сотни, полторы — и те надо с причетниками поделить; очистится ли,
нет ли после дележа
на его пай сотня рублей?
Ежели
нет такого старика, то и эта забота падает
на долю священника, мешая его полевым работам, потому что пчела капризна: как раз не усмотришь — и новый рой
на глазах улетел.
— Добро! ступай-ка скотине корм задавать. Ужо
на картах погадаем, прибавят ли тебе жалованья или
нет.
Усадьба некрасивая, в захолустье; дом — похожий
на крохотную казарму; службы ветшают; о «заведениях», парке, реке и в помине
нет.
— Воды только
на один постав и хватает, да и для одного-то помольцев
нет, — говорит мельник. — Какая это мельница! Только горе с ней!
— Мы и сами в ту пору дивились, — сообщает, в свою очередь, староста (из местных мужичков), которого он
на время своего отсутствия, по случаю совершения купчей и первых закупок, оставил присмотреть за усадьбой. — Видите — в поле еще снег не тронулся, в лес проезду
нет, а вы осматривать приехали. Старый-то барин садовнику Петре цалковый-рупь посулил, чтоб вас в лес провез по меже: и направо и налево — все, дескать, его лес!
— Нечего годить; скоро мы совсем без молока будем. Двадцать коров
на дворе, а для дома недостает. Давеча Володя сливок просит, послала
на скотную —
нет сливок; принесли молока, да и то жидкого.
—
Нет, это коровы такие… Одна корова два года ялова ходит, чайную чашечку в день доит; коров с семь перестарки, остальные — запущены. Всех надо
на мясо продать, все стадо возобновить, да и скотницу прогнать. И быка другого необходимо купить — теперешнего коровы не любят.
Даже пойла хорошего
нет, потому что единственный в усадьбе пруд с незапамятных времен не чищен ("Вот осенью вычищу — сколько я из него наилку
на десятины вывезу!" — мечтает барин).
— Чего думать! Целый день с утра до вечера точно в огне горим. И в слякоть и в жару — никогда покоя не знаем. Посмотри,
на что я похожа стала!
на что ты сам похож! А доходов все
нет. Рожь сам-двенадцать, в молоке хоть купайся, все в полном ходу — хоть
на выставку, а в результате… триста рублей!
Земли у него немного, десятин пятьсот с небольшим. Из них сто под пашней в трех полях (он держится отцовских порядков), около полутораста под лесом, слишком двести под пустошами да около пятидесяти под лугом; болотце есть, острец в нем хорошо растет, а кругом по мокрому месту, травка мяконькая. Но
нет той пяди, из которой он не извлекал бы пользу, кроме леса, который он, до поры до времени, бережет. И, благодарение создателю, живет, — не роскошествует, но и
на недостатки не жалуется.
И полеводство свое он расположил с расчетом. Когда у крестьян земля под паром, у него, через дорогу, овес посеян. Видит скотина —
на пару ей взять нечего, а тут же, чуть не под самым рылом, целое море зелени. Нет-нет, да и забредет в господские овсы, а ее оттуда кнутьями, да с хозяина — штраф. Потравила скотина
на гривенник, а штрафу — рубль."Хоть все поле стравите — мне же лучше! — ухмыляется Конон Лукич, — ни градобитиев бояться не нужно, ни бабам за жнитво платить!"
И что же! несмотря
на прозрение, барина сейчас же начала угнетать тоска:"Куда я теперь денусь? Все был Иван Фомич — и вдруг его
нет! все у него
на руках было; все он знал, и подать и принять; знал привычки каждого гостя, чем кому угодить, — когда все это опять наладится?"И долго тосковал барин, долго пересчитывал оставшуюся после Ивана Фомича посуду, белье, вспоминал о каких-то исчезнувших пиджаках, галстухах, жилетах; но наконец махнул рукой и зажил по-старому.
Нет, он лучше здесь подождет,
на глазах у однокашников — это хоть и медленнее, но вернее.
Франция — это только отвод, — говорил он, — с Францией он
на Бельгии помирится или выбросит ей кусок Лотарингии — не Эльзас,
нет! — а главным образом взоры его устремлены
на Россию, — это узел его политики, — вот увидите!"По его мнению, будь наше время несколько менее тревожно, и деятельность Бисмарка имела бы менее тревожный характер; он просто представлял бы собой повторение твердого, спокойного и строго-логического Гизо.
— Понемножку. Но скучаю, что настоящего дела
нет. Впрочем,
на днях записку составить поручили; я в два дня кончил и подал свой труд, да что-то молчат. Должно быть, дело-то не очень нужное; так, для пробы пера, дали, чтоб испытать, способен ли я.
В полдень Люберцев уже
на службе, серьезный и сосредоточенный. Покуда у него
нет определенной должности; но швейцар Никита, который тридцать лет стоит с булавой в департаментских сенях, уже угадал его и выражается прямо, что Евгений Филиппыч из молодых да ранний.
— Ах, боюсь я — особенно этот бухгалтер… Придется опять просить, кланяться, хлопотать, а время между тем летит. Один день пройдет —
нет работы, другой —
нет работы, и каждый день урезывай себя, рассчитывай, как прожить дольше… Устанешь хуже, чем
на работе. Ах, боюсь!
— Кандидатов слишком довольно.
На каждое место десять — двадцать человек, друг у дружки так и рвут. И чем больше нужды, тем труднее: нынче и к месту-то пристроиться легче тому, у кого особенной нужды
нет. Доверия больше, коли человек не жмется, вольной ногой в квартиру к нанимателю входит. Одёжа нужна хорошая, вид откровенный. А коли этого
нет, так хошь сто лет грани мостовую — ничего не получишь.
Нет, ежели у кого родители есть — самое святое дело под крылышком у них смирно сидеть.
"Есть свидетельство
на мещанские промыслы?"–"
Нет свидетельства!"
Как бы то ни было, но удовольствию живчика
нет пределов. Диффамационный период уже считает за собой не один десяток лет (отчего бы и по этому случаю не отпраздновать юбилея?), а живчик в подробности помнит всякий малейший казус, ознаменовавший его существование. Тогда-то изобличили Марью Петровну, тогда-то — Ивана Семеныча; тогда-то к диффаматору ворвались в квартиру, и он, в виду домашних пенатов, подвергнут был исправительному наказанию; тогда-то диффаматора огорошили
на улице палкой.
—
Нет; вы сами
на себе это чувство испытываете, а ежели еще не испытываете, то скоро, поверьте мне, оно наполнит все ваше существо. Зачем? почему? — вот единственные вопросы, которые представляются уму. Всю жизнь нести иго зависимости, с утра до вечера ходить около крох, слышать разговор о крохах, сознавать себя подавленным мыслью о крохах…
—
Нет ли
на селе девочек, которые пожелали бы учиться? Немного: четыре-пять девочек…
В полной и
на этот раз уже добровольно принятой бездеятельности она бродила по комнатам, не находя для себя удовлетворения даже в чтении. В ушах ее раздавались слова:"
Нет, вы не бедная, вы — моя!"Она чувствовала прикосновение его руки к ее талии; поцелуй его горел
на ее губах. И вдруг все пропало… куда? почему?
Она никогда не думала о том, красива она или
нет. В действительности, она не могла назваться красивою, но молодость и свежесть восполняли то, чего не давали черты лица. Сам волостной писарь заглядывался
на нее; но так как он был женат, то открыто объявлять о своем пламени не решался и от времени до времени присылал стихи, в которых довольно недвусмысленно излагал свои вожделения. Дрозд тоже однажды мимоходом намекнул...
У него есть
на месте доверенное лицо, которое будет сообщать ему о местных делах и нуждах; наконец, нет-нет, да вдруг ему вздумается:"Не съездить ли заглянуть, что-то в нашем захолустье творится?"И съездит.
Придет знакомец и скажет, что в данную минуту
нет никакой надежды
на сочувствие общественного мнения; придет другой знакомец и скажет, что теперь самое время провозглашать истину в науке, истину в литературе, истину в искусстве и что общество только того и ждет, чтобы проникнуться истинами.
Практика, установившаяся
на Западе и не отказывающаяся ни от эмпиреев, ни от низменностей, положила конец колебаниям Перебоева. Он сказал себе:"Ежели так поступают
на Западе, где адвокатура имеет за собой исторический опыт, ежели там общее не мешает частному, то тем более подобный образ действий может быть применен к нам. У западных адвокатов золотой век недалеко впереди виднеется, а они и его не боятся; а у нас и этой узды, слава богу,
нет. С богом! — только и всего".
Нет, надо построже… по крайней мере, чтобы половину
на стол, остальное — заруки.
—
Нет, уж позвольте мне, господин адвокат, по порядку, потому что я собьюсь. И вот муж мой выдал Аггею Семенычу вексель, потому что хоть мы люди свои, а деньги все-таки счет любят. И вот, накануне самого Покрова, приходит срок. Является Аггей Семеныч и говорит:"Деньги!"А у мужа
на ту пору не случилось. И вот он говорит:"Покажите, братец, вексель"… Ну, Аггей Семеныч, по-родственному:"Извольте, братец!"И уж как это у них случилось, только муж мой этот самый вексель проглотил…
— Прохор! — кричит он, —
на будущее время, ежели барыни шляться будут, говори, что дома
нет. Ах, юродивые!
— Я не радикал, — гордо говорил Краснов, — я либерал-с. У меня ни одной пяди песку
нет; я наделяю крестьян настоящей, заправской землей, и потому
на выкуп не согласен-с.
— Покуда определенных фактов в виду еще
нет, но есть разговор — это уже само по себе представляет очень существенный признак. О вашем губернаторе никто не говорит, что он мечтает о новой эре… почему? А потому просто, что этого
нет на деле и быть не может. А об земстве по всей России такой слух идет, хотя, разумеется, большую часть этих слухов следует отнести
на долю болтливости.
— Вы думаете, Франция даром войска
на восточной границе стягивает? — говорит он, —
нет, теперь уж все ее приготовления подробно известны!
— Вы думаете, что Германия даром войска
на западной границе стягивает?
Нет, батюшка, напрасно она полагает, что в наше время можно втихомолку войско в пятьсот тысяч человек в один пункт бросить!
Однако и с ним бывают прорухи.
На днях встречаю я его
на Морской; идет, понуривши голову, и, к величайшему удивлению… молчит! А это большая в нем редкость, потому что он так полон разговора, что ежели
нет встречного знакомого, то он сам себе сообщает новости.
— И этому я еще в учениках научился. Принесешь, бывало, мастерам полштоф, первым делом:"Цопнем, Гришка!"И хоть отказывайся, хоть
нет, разожмут зубы и вольют, сколько им
на потеху надобно. А со временем и сам своей охотой начал потихоньку цопать. Цопал-цопал, да и дошел до сих мест, что и пересилить себя не могу.
— А что же со мной закон сделает, коли от меня только клочья останутся? Мочи моей, сударь,
нет; казнят меня
на каждом шагу — пожалуй, ежели в пьяном виде, так и взаправду спрыгнешь… Да вот что я давно собираюсь спросить вас: большое это господам удовольствие доставляет, ежели они, например, бьют?..
— Стало быть, и с причиной бить нельзя? Ну, ладно, это я у себя в трубе помелом запишу. А то, призывает меня намеднись:"Ты, говорит, у купца Бархатникова жилетку украл?" —
Нет, говорю, я отроду не воровал."Ах! так ты еще запираться!"И начал он меня чесать. Причесывал-причесывал, инда слезы у меня градом полились. Только,
на мое счастье, в это самое время старший городовой человека привел:"Вот он — вор, говорит, и жилетку в кабаке сбыть хотел…"Так вот каким нашего брата судом судят!
—
Нет, мне неловко. Я ведь бываю у городничего, в карты иногда вместе играем… Да и вообще…
На"писателей"-то, знаете, не очень дружелюбно посматривают, а я здесь человек приезжий. Кончу дело и уеду отсюда.
— И добро бы я не знал,
на какие деньги они пьют! — продолжал волноваться Гришка, — есть у старика деньги, есть! Еще когда мы крепостными были, он припрятывал. Бывало, нарвет фруктов, да ночью и снесет к соседям, у кого ранжерей своих
нет. Кто гривенничек, кто двугривенничек пожертвует… Разве я не помню! Помню я, даже очень помню, как он гривенники обирал, и когда-нибудь все
на свежую воду выведу! Ах, сделай милость! Сами пьют, а мне не только не поднесут, даже в собственную мою квартиру не пущают!
— Помилуйте! где я эстолько денег возьму? Постоял-постоял этот самый чиновник:"Так не берете?" — говорит. — Денег у меня и в заводе столько
нет. — "Ну, так я приступлю…"Взял, что
на глаза попалось: кирпич истыканный, ниток клубок, иголок пачку, положил все в ящик под верстаком, продел через стол веревку, допечатал и уехал."Вы, говорит, до завтра подумайте, а ежели и завтра свидетельство не возьмете, то я протокол составлю, и тогда уж вдвойне заплатите!"Вот, сударь, коммерция у меня какова!