Неточные совпадения
Именно так было поступлено и со мной, больным, почти умирающим. Вместо
того, чтобы везти меня за границу, куда, впрочем, я и сам
не чаял доехать, повезли меня в Финляндию. Дача — на берегу озера, которое во время ветра невыносимо гудит,
а в прочее время разливает окрест приятную сырость. Домик маленький, но веселенький, мебель сносная, но о зеркале и в помине нет. Поэтому утром я наливаю в рукомойник воды и причесываюсь над ним. Простору довольно, и большой сад для прогулок.
За это, даже на
том недалеком финском побережье, где я живу, о русском языке между финнами и слыхом
не слыхать.
А новейшие русские колонизаторы выучили их только трем словам: «риби» (грибы), «ривенник» (гривенник) и «двуривенник».
Тем не менее в селе Новая-Кирка есть финны из толстосумов (торговцы), которые говорят по-русски довольно внятно.
Что все это означает, как
не фабрикацию испугов в умах и без
того взбудораженных простецов? Зачем это понадобилось? с какого права признано необходимым, чтобы Сербия, Болгария, Босния
не смели устроиваться по-своему,
а непременно при вмешательстве Австрии? С какой стати Германия берется помогать Австрии в этом деле? Почему допускается вопиющая несправедливость к выгоде сильного и в ущерб слабому? Зачем нужно держать в страхе соседей?
— Да завтрашнего дня. Все думается: что-то завтра будет!
Не то боязнь,
не то раздраженье чувствуешь… смутное что-то. Стараюсь вникнуть, но до сих пор еще
не разобрался. Точно находишься в обществе, в котором собравшиеся все разбрелись по углам и шушукаются,
а ты сидишь один у стола и пересматриваешь лежащие на нем и давно надоевшие альбомы… Вот это какое ощущение!
— То-то, что ничего
не известно. Будет —
не будет, будет —
не будет? — только на эту
тему и работает голова. Слышишь шепоты, далекое урчанье,
а ясного — ничего.
Дело в
том, что Баттенберговы проказы
не сами по себе важны,
а потому, что, несмотря на свое ничтожество, заслоняют
те горькие «мелочи», которые заправским образом отравляют жизнь.
Под шум всевозможных совещаний, концертов, тостов и других политических сюрпризов прекращается русловое течение жизни, и вся она уходит внутрь, но
не для работы самоусовершенствования,
а для
того, чтобы переполниться внутренними болями.
Все это я
не во сне видел,
а воочию. Я слышал, как провинция наполнялась криком, перекатывавшимся из края в край; я видел и улыбки, и нахмуренные брови; я ощущал их действие на самом себе. Я помню так называемые «столкновения», в которых один толкался,
а другой думал единственно о
том, как бы его
не затолкали вконец. Я
не только ничего
не преувеличиваю, но, скорее,
не нахожу настоящих красок.
— Природа! знаем мы эту природу!
Не природа,
а порода. Природу нужно смягчать, торжествовать над ней надо. Нет, знаете ли что? лучше нам подальше от этих лохматых! Пускай он идет с своей природой, куда пожелает.
А вы между
тем шепните ему, чтоб он держал ухо востро.
Целых пятнадцать
томов законов написано,
а все отыскать закона
не могут!
И было время, когда все эти ужасающие картины никого
не приводили в удивление, никого
не пугали. Это были «мелочи», обыкновенный жизненный обиход, и ничего больше;
а те, которых они возмущали, считались подрывателями основ, потрясателями законного порядка вещей.
— Шутка сказать! — восклицали они, — накануне самой „катастрофы“ и какое дело затеяли!
Не смеет, изволите видеть, помещик оградить себя от будущих возмутителей!
не смеет распорядиться своею собственностью! Слава богу, права-то еще
не отняли! что хочу,
то с своим Ванькой и делаю! Вот завтра, как нарушите права, — будет другой разговор,
а покуда аттанде-с!
Правда, что массы безмолвны, и мы знаем очень мало о
том внутреннем жизненном процессе, который совершается в них. Быть может, что продлившееся их ярмо совсем
не представлялось им мелочью; быть может, они выносили его далеко
не так безучастно и тупо, как это кажется по наружности… Прекрасно; но ежели это так,
то каким же образом они
не вымирали сейчас же, немедленно, как только сознание коснулось их? Одно сознание подобных мук должно убить,
а они жили.
Хиреет русская деревня, с каждым годом все больше и больше беднеет. О „добрых щах и браге“, когда-то воспетых Державиным, нет и в помине. Толокно да тюря; даже гречневая каша в редкость. Население растет,
а границы земельного надела остаются
те же. Отхожие промыслы, благодаря благосклонному участию Чумазого,
не представляют почти никакого подспорья.
И нельзя сказать, чтобы
не было делаемо усилий к ограждению масс от давления жизненных мелочей. Конечно,
не мелочей нравственного порядка, для признания которых еще и теперь
не наступило время,
а для мелочей материальных, для всех одинаково осязаемых и наглядных. И за
то спасибо.
И
не право оно, во-первых, потому, что в основании социологических изысканий лежит предусмотрительность, которая всегда была главным и существенным основанием развития человеческих обществ, и, во-вторых, потому, что ежели и справедливо, что утопии производили в массах известный переполох,
то причину этого нужно искать
не в открытом обсуждении идеалов будущего,
а скорее в стеснениях и преследованиях, которыми постоянно сопровождалось это обсуждение.
Скотину он тоже закармливает с осени. Осенью она и сена с сырцой поест, да и тело скорее нагуляет. Как нагуляет тело, она уж зимой
не много корму запросит,
а к весне, когда кормы у всех к концу подойдут, подкинешь ей соломенной резки — и на
том бог простит. Все-таки она до новой травы выдержит, с целыми ногами в поле выйдет.
Ленивый и захудалый мужичонко — и
тот не сходит с полосы,
а хозяйственный мужичок просто-напросто мрет на ней.
Но загадывать до весны далеко: как-нибудь изворачивались прежде, изворотимся и вперед. На
то он и слывет в околотке умным и хозяйственным мужиком. Рожь
не удается, овес уродится. Ежели совсем неурожайный год будет, он кого-нибудь из сыновей на фабрику пошлет,
а сам в извоз уедет или дрова пилить наймется. Нужда, конечно, будет, но ведь крестьянину нужду знать никогда
не лишнее.
Хорошо еще, что церковная земля лежит в сторонке,
а то не уберечься бы попу от потрав. Но и теперь в церковном лесу постоянно плешинки оказываются. Напрасно пономарь Филатыч встает ночью и крадется в лес, чтобы изловить порубщиков, напрасно разглядывает он следы телеги или саней, и нередко даже доходит до самого двора, куда привезен похищенный лес, — порубщик всегда сумеет отпереться, да и односельцы покроют его.
Миряне, если бы и собрались на помочь,
то не вспахали бы,
а только взболтали бы землю, каждый на свой образец.
Сенокос обыкновенно убирается помочью; но между этою помочью и
тою, которую устраивает хозяйственный мужичок, существует громадная разница. Мужичок приглашает таких же хозяйственных мужиков-соседей, как он сам; работа у них кипит, потому что они взаимно друг с другом чередуются. Нынешнее воскресенье у него помочь; в следующий праздничный день он сам идет на помочь к соседу. Священник обращается за помочью ко всему миру; все обещают,
а назавтра добрая половила
не явится.
Ежели поучения сочинять, так
не всякий на
то способность имеет,
а сверх
того, вон — их целая книга на всякие случаи готова.
Соседство ограниченное,
а ежели и есть,
то разнокалиберное, несимпатичное; материальные средства небольшие; однообразие, и в природе и в людях, изумительное: порадовать взоры
не на чем.
Начать с
того, что он купил имение ранней весной (никто в это время
не осматривает имений), когда поля еще покрыты снегом, дороги в лес завалены и дом стоит нетопленый; когда годовой запас зерна и сена подходит к концу,
а скот, по самому ходу вещей, тощ ("увидите, как за лето он отгуляется!").
— Мы и сами в
ту пору дивились, — сообщает, в свою очередь, староста (из местных мужичков), которого он на время своего отсутствия, по случаю совершения купчей и первых закупок, оставил присмотреть за усадьбой. — Видите — в поле еще снег
не тронулся, в лес проезду нет,
а вы осматривать приехали. Старый-то барин садовнику Петре цалковый-рупь посулил, чтоб вас в лес провез по меже: и направо и налево — все, дескать, его лес!
— Точно так. Мне, говорит, она
не к месту,
а между
тем за нее хорошие деньги дадут. Березняк здесь крупный, стеколистый; саженей сто швырка с десятины наберется.
Кормит он их сытно, хотя по-крестьянски,
то есть льет в кашу
не скоромное,
а постное масло и солонину дает с запашком.
Кроме
того: хотя все устроено капитально и прочно, но кто же может поручиться за будущее? Ведь
не вечны же, в самом деле, накаты; нельзя же думать, чтобы на крыше краска никогда
не выгорела… Вон в молочной на крышу-то понадеялись, старую оставили,
а она мохом уж поросла!
— Это — надежда моего скотного двора! это — столп, на котором зиждется все будущее моего молочного хозяйства! Четыре месяца
тому назад восемьдесят рублей за него заплатил,
а теперь и за полтораста
не отдам…
А в результате оказывалось чистой прибыли все-таки триста рублей. Хорошо, что еще помещение, в котором он ютился с семьей,
не попало в двойную бухгалтерию,
а то быть бы убытку рублей в семьсот — восемьсот.
Земли у него немного, десятин пятьсот с небольшим. Из них сто под пашней в трех полях (он держится отцовских порядков), около полутораста под лесом, слишком двести под пустошами да около пятидесяти под лугом; болотце есть, острец в нем хорошо растет,
а кругом по мокрому месту, травка мяконькая. Но нет
той пяди, из которой он
не извлекал бы пользу, кроме леса, который он, до поры до времени, бережет. И, благодарение создателю, живет, —
не роскошествует, но и на недостатки
не жалуется.
А ежели кто это забывает — значит,
тот и государству изменник, да и вообще… ну, просто, значит, ничего
не стоящий человек!
— Берите у меня пустота! — советует он мужичкам, — я с вас ни денег, ни сена
не возьму — на что мне! Вот лужок мой всем миром уберете — я и за
то благодарен буду! Вы это шутя на гулянках сделаете,
а мне — подспорье!
И мироед
не чужд природе. Разумеется,
не в смысле сельскохозяйственном,
а в
том, что и он производит свой чужеядный промысел на лоне природы, в вольном воздухе, в виду лугов, лесов и болот.
Он рассуждает так:"Я выбрался из нужды — стало быть, и другие имеют возможность выбраться;
а если они
не делают этого,
то это происходит оттого, что они
не умеют управлять собою.
Учить их некогда, да и незачем,
а надо просто-напросто есть их, хотя бы ради
того, чтобы личный их труд
не растрачивался на ветер,
а где-нибудь производил накопление.
— Вези лучше ко мне —
те же деньги, да и в город ездить
не нужно.
А коли искупить что в городе хотел, так и у меня в лавке товару довольно.
Он
не гонится за большими сельскохозяйственными предприятиями, ибо знает, что сила его
не тут,
а в
той неприступной крепости, которую он создал себе благодаря кабаку и торговым оборотам.
Но Сережа
не формализируется этим; он понимает, что находится здесь
не для
того, чтоб рвать цветы удовольствия,
а потому, что обязан исполнить свой «долг» (un devoir a remplir).
— Э! проживем как-нибудь. Может быть, и совсем момента
не изловим, и все-таки проживем. Ведь еще бабушка надвое сказала, что лучше. По крайней мере,
то, что есть, уж известно…
А тут пойдут ломки да переделки, одних вопросов
не оберешься… Вы думаете, нам сладки вопросы-то?
— Это же самое мне вчера графиня Крымцева говорила, И всех вас, добрых и преданных, приходится успокоивать! Разумеется, я так и сделал. — Графиня! — сказал я ей, — поверьте, что, когда наступит момент, мы будем готовы! И что же, ты думаешь, она мне на это ответила:"
А у меня между
тем хлеб в поле
не убран!"Я так и развел руками!
— Сентябрь уж на дворе,
а у нее хлеб еще в поле… понимаешь ли ты это? Приходится, однако же, мириться и
не с такими безобразиями, но зато… Ах, душа моя! у нас и без
того дела до зарезу, — печально продолжает он, —
не надо затруднять наш путь преждевременными сетованиями! Хоть вы-то, видящие нас в самом сердце дела, пожалейте нас! Успокойся же! всё в свое время придет, и когда наступит момент, мы
не пропустим его. Когда-нибудь мы с тобою переговорим об этом серьезно,
а теперь… скажи, куда ты отсюда?
Кстати, его взял под свое руководство Петр Николаич Лопаснин, который
не далее как три года
тому назад разыгрывал такую же роль, как и Сережа,
а теперь по целым годам проекты под сукном держит и все момента ждет.
А назавтра опять белый день, с новым повторением
тех же подробностей и
того же празднословия! И это
не надоедает… напротив! Встречаешься с этим днем, точно с старым другом, с которым всегда есть о чем поговорить, или как с насиженным местом, где знаешь наверное, куда идти, и где всякая мелочь говорит о каком-нибудь приятном воспоминании.
— Мы готовы, мы ждем только сигнала, — говорит он, — но прежде всего необходимо уловить благоприятный момент. Коль скоро момент будет благоприятен — и все совершится благоприятно;
а ежели мы начнем в неблагоприятный момент,
то и все остальное совершится неблагоприятно. Ведь вы этого
не желаете, господа?
Люберцев
не держит дома обеда,
а обедает или у своих (два раза в неделю), или в скромном отельчике за рубль серебром. Дома ему было бы приятнее обедать, но он
не хочет баловать себя и боится утратить хоть частичку
той выдержки, которую поставил целью всей своей жизни. Два раза в неделю — это, конечно, даже необходимо; в эти дни его нетерпеливо поджидает мать и заказывает его любимые блюда — совестно и огорчить отсутствием. За обедом он сообщает отцу о своих делах.
Однако бывают и противоречия,
не то чтобы очень радикальные,
а все-таки
не столь всецело отдающие индивидуума в жертву государству. Середка на половине. Но Люберцев
не формализируется противоречиями, ибо знает, что du choc des opinions jaillit la verite. [из столкновения мнений рождается истина (франц.)] Терпимость — это одно из достоинств, которым он особенно дорожит, но, конечно, в пределах. Сам он
не отступит ни на пядь, но выслушает всегда благосклонно.
Генечка решил в последнем смысле: и короче, да и вполне справедливо. Дело
не залежится,
а между
тем идея государственности будет соблюдена. Затем он составил свод мнений, включил справку о недостаточности средств казны и неприкосновенности калмыцкого капитала, разлиновал штаты, закруглил — и подал.
Потому что, ежели начать с
того, что главная забота государства заключается в
том… —
то это уж будет
не доклад,
а бред.