Неточные совпадения
Что же касается до провинций,
то, по моему мнению, масса ропщущих и вопиющих должна быть в них еще компактнее,
хотя причины, обусловливающие недовольство, имеют здесь совершенно иной характер.
— Ваши превосходительства! позвольте вам доложить! Я сам был много в этом отношении виноват и даже готов за вину свою пострадать,
хотя, конечно, не до бесчувствия… Долгое время я думал, что любовь к отечеству выше даже любви к начальственным предписаниям; но с
тех пор как прочитал брошюры г. Цитовича 33,
то вполне убедился, что это совсем не любовь к отечеству, а фанатизм, и, разумеется, поспешил исправиться от своих заблуждений.
— Если же мы станем фордыбачить, да не
захотим по расписанию жить,
то нас за это — в кутузку!
— Я нимало не шучу, и ежели
хочешь,
то могу теперь же познакомить тебя с одним из таких мальчиков.
Всю жизнь он слыл фатюем, фетишом, фалалеем; теперь он во что бы
то ни стало
хочет доказать, что по природе он совсем не фатюй, и ежели являлся таковым в своем отечестве,
то или потому только, что его «заела среда», или потому, что это было согласно с видами начальства.
Допустим, пожалуй, что подобные случаи не невозможны, но ведь дело не в
том, возможна ли
та или другая случайность, а в
том, нужно ли эту случайность обобщать? нужно ли крутить руки к лопаткам всякому проходящему? нужно ли заставлять его беседовать с незнакомцем,
хотя бы он назывался становым приставом?
Я не
хочу, конечно, сказать этим, чтоб университеты, музеи и
тому подобные образовательные учреждения играли ничтожную роль в политической и общественной жизни страны, — напротив! но для
того, чтоб влияние этих учреждений оказалось действительно плодотворным, необходимо, чтоб между ними и обществом существовала живая связь, чтоб университеты, например, были светочами и вестниками жизни, а не комментаторами официально признанных формул, которые и сами по себе настолько крепки, что, право, не нуждаются в подтверждении и провозглашении с высоты профессорских кафедр.
Нужно полагать, что это было очень серьезное орудие государственной Немезиды, потому что оно отпускалось в количестве, не превышавшем 41-го удара,
хотя опытный палач, как в
то время удостоверяли, мог с трех ударов заколотить человека насмерть.
А
то не
хотите ли в Фавориту 18, десять раз в Фавориту, двадцать раз в Фавориту!
— И нельзя одобрить.
Хотя, с одной стороны, конечно… однако,
тем не менее… Лучше не ездить.
Что было дальше — я не помню. Кажется, я
хотел еще что-то спросить, но, к счастию, не спросил, а оглянулся кругом. Вижу: с одной стороны высится Мальберг, с другой — Бедерлей, а я… стою в дыре и рассуждаю с бесшабашными советниками об «увенчании здания», о
том, что людей нет, мыслей нет, а есть только устав о кантонистах, да и
тот еще надо в архиве отыскивать… И так мне вдруг сделалось совестно, так совестно, что я круто оборвал разговор, воскликнув...
Мысль эта, сама по себе похвальная, не имела, однако ж, успеха благодаря
тому, что никто из провозвестников"нового слова"не дал себе труда объяснить,
хотя приблизительно, в чем состоит его содержание.
Как бы
то ни было, но он был, видимо, взволнован,
хотя, подавая мне руку, ни одним мускулом не обнаружил, что это стоит ему усилий.
Ежели вы
хотите, чтоб я откровенно выразил мое мнение,
то скажу вам: да, Россия виновата.
Тем не менее для меня не лишено, важности
то обстоятельство, что в течение почти тридцатипятилетней литературной деятельности я ни разу не сидел в кутузке. Говорят, будто в древности такие случаи бывали, но в позднейшие времена было многое, даже, можно сказать, все было, а кутузки не было. Как
хотите, а нельзя не быть за это признательным. Но не придется ли познакомиться с кутузкой теперь, когда литературу ожидает покровительство судов? — вот в чем вопрос.
— А дальше опять:"Понеже желтенькие бумажки,
хотя и по сущей справедливости из рублей в полтинники переименованы, но дабы предотвратить происходящий от сего для казны и частных лиц ущерб, —
того ради Постановили:употребить всяческое тщание, дабы оные полтинники вновь до стоимости рубля довести"… А потом и еще «понеже», и еще, и еще; до
тех пор, пока в самом деле что-нибудь путное выйдет.
Именно всеми, потому что
хотя тут было множество людей самых противоположных воззрений, но, наверно, не было таких, которые отнеслись бы к событию с
тем жвачным равнодушием, которое впоследствии (и даже, благодаря принятым мероприятиям, очень скоро) сделалось как бы нормальною окраской русской интеллигенции.
— Mais le"pripevaioutchi" — e'est justemont се gue j'ai voulu dire! La"katorga"et le"pripevaioutchi"… [Но «припеваючи» — это именно
то, что я
хотел сказать! «Каторга» и «припеваючи»…]
Сделать одну великую, две средних и одну малую революцию, и за всем
тем не быть обеспеченным от обязанности кричать (или, говоря официальным языком, pousser des cris d'allegresse: vive Henri Cinq! [испускать ликующие крики: да здравствует Генрих Пятый!] как
хотите, а это хоть кого заставит биться лбом об стену.
Нет, тысячу раз был прав граф ТвэрдоонтС (см. предыдущую главу), утверждая, что покуда он не ворошил вопроса о неизобилии, до
тех пор,
хотя и не было прямого изобилия, но было"приспособление"к изобилию. А как только он тронул этот вопрос, так тотчас же отовсюду и наползло неизобилие. Точно
то же самое повторяется и в деле телесных озлоблений. Только чуть-чуть поворошите эту материю, а потом уж и не расстанетесь с ней.
Теперь сопоставьте-ка эти наблюдения с известиями о саранче, колорадском жучке, гессенской мухе и пр., и скажите по совести: куда мы идем? уж не
того ли
хотим добиться, чтоб и на крестьянских дворах ничем не пахло?
Орлеаны плодовиты и многочисленны, не лишены предприимчивости, и
хотя достаточно бессовестны, но не в
том смысле, какой потребен для уловления вселенной; и в довершение благополучия во цвете лет погиб Монтихин отпрыск.
Даже Бисмарк — и
тот относится к ней без озлобления,
хотя и не без любопытства.
Альфред идет на бульвар, забывши, что он
хотел купить почтовой бумаги; вместо
того он вспомнил, что у него нет перчаток, и идет к перчаточнице.
— Не иначе, что так. У нас робенок, и
тот понимает: несть власть аще…14 а француз этого не знает! А может, и они слышат, как в церквах про это читают, да мимо ушей пропущают! Чудаки! Федор Сергеич! давно
хотел я тебя спросить: как на твоем языке «король» прозывается?
Воротившись из экскурсии домой, он как-то пришипился и ни о чем больше не
хотел говорить, кроме как об королях. Вздыхал, чесал поясницу, повторял:"ему же дань — дань!","звезда бо от звезды","сущие же власти"15 и т. д. И в заключение предложил вопрос: мазанные ли были французские короли, или немазанные, и когда получил ответ, что мазанные,
то сказал...
И охота была Старосмыслову"периоды"сочинять! Добро бы философию преподавал, или занимал бы кафедру элоквенции, [красноречия] а
то — на-тко! старший учитель латинского языка! да что выдумал! Уж это самое последнее дело, если б и туда эта язва засела! Возлюбленнейшие чада народного просвещения — и
те сбрендили! Сидел бы себе да в Корнелие Непоте копался — так нет, подавай ему Тацита! А
хочешь Тацита —
хоти и Пинегу… предатель!
Ясно, что он Капочке поправиться
хотел, думал, что за"периоды"она еще больше любить станет. А
того не сообразил, милый человек, что бывают такие строгие времена, когда ни любить нельзя, ни любимым быть не полагается, а надо встать, уставившись лбом, и закоченеть.
Или возьмем другой пример
того же порядка. Многие публицисты пишут: ежели-де на песчаном морском бреге случай просыпал коробку с иголками,
то нужно-де эти иголки все до одной разыскать,
хотя бы для этого пришлось взбудоражить весь берег…
Свинья. А по-моему, так и без
того у нас свободы по горло. Вот я безотлучно в хлеву живу — и горюшка мало! Что мне!
Хочу — рылом в корыто уткнусь,
хочу — в навозе кувыркаюсь… какой еще свободы нужно! (Авторитетно.)Изменники вы, как я на вас погляжу… ась?
— Идеал,
хотите вы сказать? Сомневаюсь. В сущности, разговаривать не только не обременительно, но даже приятно. Постоянное молчание приводит к угрюмости, а угрюмость — к пьянству. Напротив
того, человек, имеющий привычку пользоваться даром слова, очень скоро забывает об водке и употребляет лишь такие напитки, которые способствуют общительности. Русские очень талантливы, но они почти совсем не разговаривают. Вот когда они начнут разговаривать…
Признано было, что внук не должен отвечать за поступки деда,
хотя бы
то был Марат.
— Главная ваша язва в
том состоит, что вы никогда не представляете себе ясно, чего вы
хотите.
Наконец подали водку и зразы; и
то, и другое мы мгновенно проглотили и вновь замолчали. Я даже удивился: точно все слова у меня пропали. Наверное, я
хотел что-то сказать, об чем-то спросить и вдруг все забыл. Но наконец один из стариков возгласил...
Но, сверх
того, большинство из нас ещё помнит золотые времена, когда по всей Руси, из края в край, раздавалось: эй, Иван, платок носовой! Эй, Прохор, трубку! — и
хотя, в течение последних двадцати лет, можно бы, кажется, уж сродниться с мыслью, что сапоги приходится надевать самолично, а все-таки эта перспектива приводит нас в смущение и порождает в наших сердцах ропот. Единственный ропот, который, не будучи предусмотрен в регламентах, пользуется привилегией: роптать дозволяется.
Он опять остановился, но на этот раз уже не для
того, чтоб выждать от меня ответа, а для
того, чтобы дать, так сказать, вылежаться фигуре вопрошения, которую он так искусно пустил в ход. Он даже губы сложил сердечком, словно сам себе подсвистать
хотел.
А что, если мой недавний собеседник возьмет да вынырнет? — думалось мне. Ведь он меня тогда с кашей съест! Что я такое? много ли нужно, чтоб превратить мое бытие в небытие?
Хотя, с другой стороны, на какую потребу мне бытие? вот так бытие! Так не лучше ли сразу погрузиться в небытие, нежели остаться при бытии, с
тем чтоб смотреть в окошко да улыбаться прохожим?
Склоняясь на сторону"подтягиванья", Удав и Дыба
тем не менее не отрицали, что можно от времени до времени и"поотпустить". Проезжий Марат не только ничего подобного не допускает, но просто не понимает, о чем тут речь. Да он и вообще ни о чем понятия не имеет: ни о пределах власти, ни о предмете ее, ни о сложности механизма, приводящего ее в действие. Он бьет в одну точку, преследует одну цель и знать не
хочет, что это однопредметное преследование может произвести общую чахлость и омертвение.