Неточные совпадения
К сожалению, я
не могу сегодня представить его на ваш
суд, потому что недостает несколько штрихов.
У всех на лице написано: я по
суду не изобличен, а потому надеюсь еще послужить!
В селе проживает поповский сын и открыто проповедует безначалие. По правилам централизации, надлежит в сем случае поступить так: начать следствие, потом представить оное на рассмотрение, потом, буде найдены будут достаточные поводы для суждения, то нарядить
суд. Затем,
суд немедленно оправдывает бунтовщика, и поповский сын, как ни в чем
не бывало, продолжает распространять свой яд!
Не было ни
судов, ни палат, ни присутствий — словом сказать, ничего, чем красна современная русская жизнь. Была пустыня, в которой реяли децентрализованные квартальные надзиратели из знающих обстоятельства помещиков.
Конечно, быть может, на
суде, когда наступит приличная обстоятельствам минута — я от всего сердца желаю, чтобы эта минута
не наступила никогда! — я тоже буду вынужден квалифицировать известные действия известного «друга» присвоенным им в законе именем; но теперь, когда мы говорим с вами, как порядочный человек с порядочным человеком, когда мы находимся в такой обстановке, в которой ничто
не говорит о преступлении, когда, наконец, надежда на соглашение еще
не покинула меня…
— Pardon!.. Я констатирую, что выражение"украл"никогда
не было мною употреблено. Конечно, быть может, в
суде… печальная обязанность… но здесь, в этой комнате, я сказал только: несколько времени тому назад, в Петербурге, в Гороховой улице, в chambres garnies…
— Да, брат, везде прогресс!
не прежнее нынче время! Поди-ка ты нынче в половые — кто на тебя как на деятеля взглянет! Нет! нынче вот земство,
суды, свобода книгопечатания… вон оно куда пошло!
Пора наконец убедиться, что наше время —
не время широких задач и что тот, кто, подобно автору почтенного рассуждения:"Русский романс: Чижик! чижик! где ты был? — перед
судом здравой критики", сумел прийти к разрешению своей скромной задачи — тот сделал гораздо более, нежели все совокупно взятые утописты-мечтатели, которые постановкой"широких"задач самонадеянно волнуют мир,
не удовлетворяя оного".
Посмотришь кругом — публика ведет себя
не только благонравно, но даже тоскливо, а между тем так и кажется, что вот-вот кто-нибудь закричит"караул", или пролетит мимо развязный кавалер и выдернет из-под тебя стул, или, наконец, просто налетит бряцающий ташкентец и предложит вопрос:"А позвольте, милостивый государь, узнать, на каком основании вы осмеливаетесь обладать столь наводящей уныние физиономией?"А там сейчас протокол, а назавтра заседание у мирового судьи, а там апелляция в съезд мировых судей, жалоба в кассационный департамент, опять
суд, опять жалоба, — и пошла писать.
В течение полугода я испытал все разнообразие петербургской жизни: я был в воронинских банях, слушал Шнейдершу, Патти, Бланш Вилэн, ходил в заседания
суда, посетил всевозможные трактиры, бывал на публицистических и других раутах, присутствовал при защите педагогических рефератов, видел в"Птичках певчих"Монахова и в"Fanny Lear"Паску, заседал в Публичной библиотеке и осмотрел монументы столицы, побывал во всех клубах, а в Артистическом был даже свидетелем скандала; словом сказать, только в парламенте
не был, но и то
не потому, чтобы
не желал там быть, а потому, что его нет.
Оказалось, что вместо статистического конгресса я чуть было
не сделался членом опаснейшего тайного общества, имевшего целию ниспровержение общественного порядка, и что только по особенной божьей милости я явился пред лицом
суда не в качестве главного обвиняемого, а лишь в качестве пособника и попустителя.
— Вероятно, его переведут теперь в Изюм, но ежели и изюмский
суд откажет мне в удовлетворении, тогда надобно будет опять подавать на кассацию и просить о переводе дела в Сумы… Но я
не отступлю!
Нас было тут пять человек,
не лишенных божьей искры, — и никому даже в голову
не пришло спросить, кто этот молодой человек, от кого он прислан, в силу чего призывают нас к ответу, почему, наконец, он
не принимает так называемых мер к пресечению способов уклонения от
суда и следствия, а самым патриархальным образом объявляет, что заедет за нами вечером в карете, до тех же пор мы обязываемся его ждать!
— Ну-с, господа! — сказал лжепрезус, — мы исполнили свой долг, вы свой. Но мы
не забываем, что вы такие же люди, как и мы. Скажу более: вы наши гости, и мы обязаны позаботиться, чтоб вам было
не совсем скучно. Теперь, за куском сочного ростбифа и за стаканом доброго вина, мы можем вполне беззаботно предаться беседе о тех самых проектах, за которые вы находитесь под
судом. Человек! ужинать! и вдоволь шампанского!
"Напишу статью, — думал я, — Менандр тиснет, а при нынешней свободе книгопечатания, чего доброго, она даже и пройдет. Тогда сейчас оттиск в карман — и в
суд. Вы меня обвиняете в пропаганде оспопрививания — вот мои убеждения по этому предмету! они напечатаны! я
не скрываю их!"
Чтобы подобная постановка возымела надлежащую силу, необходимо, чтобы последовательно несколько составов присяжных заседателей
не усомнилось в ее правильности и ответило на предложенные вопросы с тою же простосердечною ясностью, с какою ответил состав присяжных, решавших дело на первом
суде.
— Слышала я, сестрица, что нынче над ними начальники в
судах поставлены. Прежде
не было, а теперь есть. Наш-то так-таки прямо и объявил: трудно, говорит, нынче, сударыня! Уж на что, говорит, я бесстрашен: и бурю, и слякоть, и холод, и жар — все стерплю! А начальства боюсь!
Присяжные выйдут в свою комнату, произнесут: наплевать! — и возвратятся в залу заседаний
суда с приговором, признающим действия Прокопа
не только удовлетворительными, но и должными.
Члены верхотурского
суда, дабы
не подать повода к неосновательным обвинениям в пристрастии,
не решились представиться явно, но устроили секретную процессию, которая церемониальным маршем прошла мимо окон занимаемого Прокопом нумера. Причем подсудимый вышел на балкон и одарял проходящих мелкою монетой.
Но в
суде случилось нечто чересчур уж необыкновенное, нечто такое, что даже и во сне
не всегда допускается…