Неточные совпадения
И в самом деле, из этого города даже дороги дальше никуда нет,
как будто здесь конец миру. Куда ни взглянете вы окрест — лес, луга да степь; степь, лес и луга; где-где вьется прихотливым извивом проселок, и бойко проскачет по нем телега, запряженная маленькою резвою лошадкой, и опять все затихнет, все потонет в общем однообразии…
Пойдут ребята опять на сход, потолкуют-потолкуют, да и разойдутся по домам, а часика через два, смотришь, сотский и несет тебе за подожданье по гривне с души, а
как в волости-то душ тысячи четыре, так и выйдет рублев четыреста, а
где и больше… Ну, и едешь домой веселее.
Как подходишь,
где всему происшествию быть следует, так не то чтоб прямо, а бочком да ползком пробирешься, и сердце-то у тебя словно упадет, и в роту сушить станет.
Алексей Дмитрич. Позвольте, однако ж, я все-таки не могу понять,
где тут вдова и в
какой мере описываемые вами происшествия, или,
как вы называете их, бесчинства, касаются вашего лица, и почему вы… нет, воля ваша, я этого просто понять не в состоянии!
— Ре-ко-мен-да-цшо! А зачем, смею вас спросить, мне рекомендация?
Какая рекомендация? Моя рекомендация вот
где! — закричал он, ударя себя по лбу. — Да, здесь она, в житейской моей опытности! Приеду в Крутогорск, явлюсь к начальству, объясню, что мне нужно… ну-с, и дело в шляпе… А то еще рекомендация!.. Эй, водки и спать! — прибавил он совершенно неожиданно.
И в самом деле,
как бы ни была грязна и жалка эта жизнь, на которую слепому случаю угодно было осудить вас, все же она жизнь, а в вас самих есть такое нестерпимое желание жить, что вы с закрытыми глазами бросаетесь в грязный омут — единственную сферу,
где вам представляется возможность истратить
как попало избыток жизни, бьющий ключом в вашем организме.
Разговаривая с ней за ужином, я вижу,
как этот взор беспрестанно косит во все стороны, и в то время, когда, среди самой любезной фразы, голос ее внезапно обрывается и принимает тоны надорванной струны, я заранее уж знаю, что кто-нибудь из приглашенных взял два куска жаркого вместо одного, или что лакеи на один из столов,
где должно стоять кагорское, ценою не свыше сорока копеек, поставил шато-лафит в рубль серебром.
— Вы не знаете,
где он живет? — спрашивает Марья Ивановна,
как будто ошибкой обращаясь к княжне, — ах, pardon, princesse, [простите, княжна (франц.).] я хотела спросить мсьё Щедрина… вы не знаете, мсьё Щедрин,
где живет господин Техоцкий?
Давно ли русский мужичок, cet ours mal léche, [этот сиволапый (франц.).] являлся на театральный помост за тем только, чтоб сказать слово «кормилец», «шея лебединая, брови соболиные», чтобы прокричать заветную фразу, вроде «идем!», «бежим!», или же отплясать где-то у воды [34] полуиспанский танец — и вот теперь он
как ни в чем не бывало семенит ногами и кувыркается на самой авансцене и оглашает воздух неистовыми криками своей песни!
—
Где меня грабить! я весь тут
как есть! — отвечал старик и вздохнул.
— А
где же теперь твои сыновья? — спросил я, зная наперед, что старик ни о чем так охотно не говорит,
как о своих семейных делах.
Ну, а сами знаете,
где же благородному человеку наличных взять? благородный человек является
как есть, с открытою душой…
Проходя службу два года и три месяца в Белобородовском гусарском полку в чине корнета уволен из оного по домашним обстоятельствам и смерти единственной родительницы в чине подпоручика и скитаясь после того
как птица небесная
где день
где ночь возымел желание отдохнуть в трудах служебных…
И ведь все-то он этак! Там ошибка
какая ни на есть выдет: справка неполна, или законов нет приличных — ругают тебя, ругают, — кажется, и жизни не рад; а он туда же, в отделение из присутствия выдет да тоже начнет тебе надоедать: «Вот, говорит, всё-то вы меня под неприятности подводите». Даже тошно смотреть на него. А станешь ему, с досады, говорить: что же, мол, вы сами-то, Яков Астафьич, не смотрите? — «Да
где уж мне! — говорит, — я, говорит, человек старый, слабый!» Вот и поди с ним!
«Вы, говорит, ваше превосходительство, в карты лапти изволите плесть;
где ж это видано, чтоб с короля козырять, когда у меня туз один!» А он только ежится да приговаривает: «А почем же я знал!» А что тут «почем знал», когда всякому видимо,
как Порфирий Петрович с самого начала покрякивал в знак одиночества…
Гирбасов. Уж известно,
какие у ней чувства; у меня эти чувства-то вот
где сидят (показывает на затылок). Что ни девять месяцев — смотришь, ан и пищит в углу благословение божие, словно уж предопределение али поветрие
какое. Хочешь не хочешь, а не отвертишься.
Где же ключ ко всему этому?
где,
как не в том, что этот юноша — покорный юноша?
Где-то вы, друзья и товарищи моей молодости? Ведете ли,
как и я, безрадостную скитальческую жизнь или же утонули в отличиях, погрязли в почестях и с улыбкой самодовольствия посматриваете на бедных тружеников, робко проходящих мимо вас с понуренными головами? Многие ли из вас бодро выдержали пытку жизни, не смирились перед гнетущею силою обстоятельств, не прониклись духом праздности, уныния и любоначалия?
Помню я и долгие зимние вечера, и наши дружеские, скромные беседы [46], заходившие далеко за полночь.
Как легко жилось в это время,
какая глубокая вера в будущее,
какое единодушие надежд и мысли оживляло всех нас! Помню я и тебя, многолюбимый и незабвенный друг и учитель наш!
Где ты теперь?
какая железная рука сковала твои уста, из которых лились на нас слова любви и упования?
Говор и шум умолкали и в девичьей, и в детской, и везде,
где в течение дня было так суетливо и людно; все
как будто сосредоточивалось и углублялось в себя; все ждало грядущего праздника…
—
Как же! этого добра
где не водится! только, надо быть, тятенька ей скоро конец сделает… больно уж он ноне зашибаться зачал — это, пожалуй, и не ладно уж будет!
Тут же присутствует и спившийся с кругу приказный Трофим Николаич, видавший когда-то лучшие дни, потому что был он и исправником, и заседателем, и опять исправником, и просто вольнонаемным писцом в земском суде, покуда наконец произойдя через все медные трубы, не устроил себе постоянного присутствия в кабаке,
где, за шкалик «пенного», настрочить может о чем угодно, куда угодно и
какую угодно просьбицу захмелевшему мужичку.
Когда я производил это следствие, муж в ногах у меня валялся, прося пощадить жену; вся семья стояла за нее; повальный обыск также ее одобрил. Но
каким же образом объяснить это преступление? Помешательством ума? Не
где же тот авторитет, на который я мог бы опереться?
Я очень желал бы, чтоб вы покороче сошлись с нашим милейшим Иваном Демьянычем, чтобы вы лично удостоверились,
как он кротко пьет водку,
как благодушно с вами беседует,
как он не знает, чем угостить,
где усадить вас…
Впрочем, он малый добрый и привязанный, а на Горехвастова смотрит
как на высшее существо и охотно исполняет его маленькие поручения, как-то: набивает и закуривает ему трубку, распоряжается насчет питейного и съедобного и сопутствует ему везде,
где только может.
— А
где! чай, в карточки поигрывают, водочку попивают, — отозвался желчный господин, — их сделали только свидетелями:
как же можно такую знатную особу, господина секретаря, в острог посадить… Антихристы вы! — присовокупил он, глухо кашляя.
— Но здесь, здесь именно и открылась миру гнусность злодея, надменностию своею нас гнетущего и нахальством обуревающего… Получив мое извещение и имея на меня,
как исконный враг рода человеческого, злобу, он, не помедлив даже мало, повелел псом своим повлещи меня в тюрьму, доколе не представлю ясных доказательств вымышленного якобы мною злоумышления…
где и до днесь пребывание имею…
Пришла она в избу, уселась в угол и знай зубами стучит да себе под нос чего-то бормочет, а чего бормочет, и господь ее ведает. Ноженьки у ней словно вот изорваны, все в крове, а лопотинка так и сказать страсти! —
где лоскуток,
где два! и
как она это совсем не измерзла — подивились мы тутотка с бабой. Василиса же у меня, сам знаешь, бабонька милосердая; смотрит на нее, на убогую, да только убивается.
— А снеси,
как сказывал, на гумно! На лбу-то у ней не написано,
где она спала-ночевала! Заблудилась, да и вся недолга…
Где и в
каких он делах не бывал, этого я вам и объяснить не умею: довольно сказать, что у комедиянтов подсказчиком был… изволите знать, что по городам комедиянты бывают.
— А вот, — говорит, — с Зюздина. [Бывшая Зюздинская, ныне Порубовская, волость находится в Глазовском уезде Вятской губернии, неподалеку от описываемого здесь места действия, которое составляет
как бы угол,
где сходятся границы трех обширнейших в Русском царстве губерний: Вологодской, Вятской и Пермской. (Прим. Салтыкова-Щедрина.)]
Только к центру, там,
где находится и базарная площадь, город становится
как будто люднее и принимает физиономию торгового села. Тут уже попадаются изредка каменные дома местных купцов, лари, на которых симметрически расположены калачи и баранки, тут же снуют приказные, поспешающие в присутствие или обратно, и, меланхолически прислонясь где-нибудь у ворот, тупо посматривают на базарную площадь туземные мещане, в нагольных тулупах, заложив одну руку за пазуху, а другую засунув в боковой карман.
Так вот, сударь,
как заслышишь, бывало, что Петр Михайлыч приехал, так от страху даже вся издрожишься, зароешься где-нибудь в сено, да и лежишь там, доколе он не выедет совсем из скита.
Чтобы она напредь того была беременна, того я не знаю, и
где она теперь находится, также не умею сказать, потому что с тех пор,
как скиты разогнали, никаких известий оттуда не имею.
Еду я и думаю, что на этой станции у смотрителя жена, должно быть, хорошенькая. Почему я это думаю — не могу объяснить и сам, но что он женат и что жена у него хорошенькая, это так для меня несомненно,
как будто бы я видел ее где-то своими глазами. А смотритель непременно должен быть почтенный старик, у которого жена не столько жена, сколько род дочери, взятой для украшения его одинокого существования…
Какая-то странная, бесконечная процессия открывается передо мною, и дикая, нестройная музыка поражает мои уши. Я вглядываюсь пристальнее в лица, участвующие в процессии… ба! да, кажется, я имел удовольствие где-то видеть их, где-то жить с ними! кажется, всё это примадонны и солисты крутогорские!