Неточные совпадения
Стал он и поворовывать; отец жалованье получит — первым делом
в кабак, целовальника с наступающим первым числом поздравить. Воротится домой пьянее вина, повалится на лавку, да так и дрыхнет;
а Порфирка между тем подкрадется, все карманы обшарит, да
в чулан,
в тряпочку и схоронит. Парашка потом к мужу пристает: куда деньги девал?
а он только
глазами хлопает. Известное дело — пьяный человек! что от него узнаешь? либо пропил, либо потерял.
По двадцатому году сам исправник его Порфирием Петровичем звать начал,
а приказные — не то чтоб шлепками кормить,
а и посмотреть-то ему
в глаза прямо не смеют.
Очевидно, что такие сафические мысли [20] могут осаждать голову только
в крайних и не терпящих отлагательства «случаях». Княжна плачет, но мало-помалу источник слез иссякает; на сцену выступает вся желчь, накопившаяся на дне ее тридцатилетнего сердца; ночь проводится без сна, среди волнений, порожденных злобой и отчаяньем… На другой день зеркало имеет честь докладывать ее сиятельству, что их личико желто, как выжатый лимон,
а глаза покрыты подозрительною влагой…
И
в самом деле, как бы ни была грязна и жалка эта жизнь, на которую слепому случаю угодно было осудить вас, все же она жизнь,
а в вас самих есть такое нестерпимое желание жить, что вы с закрытыми
глазами бросаетесь
в грязный омут — единственную сферу, где вам представляется возможность истратить как попало избыток жизни, бьющий ключом
в вашем организме.
В соседней комнате карточные столы уже заняты,
а в передней раздаются первые звуки вальса. Я спешу к княжне Анне Львовне, которая
в это время как-то робко озирается, как будто ища кого-то
в толпе. Я подозреваю, что
глаза ее жаждут встретить чистенького чиновника Техоцкого, [См. «Княжна Анна Львовна». (Прим. Салтыкова-Щедрина.)] и, уважая тревожное состояние ее сердца, почтительно останавливаюсь поодаль,
в ожидании, покуда ей самой угодно будет заметить меня.
—
А мы так вот тутошние, — говорит она, шамкая губами, — верст за сто отселева живем… Человек я старый, никому не нужный, ни поробить, ни
в избе посмотреть… Глазами-то плохо уж вижу; намеднись, чу, робенка — правнучка мне-то — чуть
в корыте не утопила… Вот и отпустили к угоднику…
Я даже с гордостью сознаюсь, что когда на театре автор выводит на первый план русского мужичка и рекомендует ему отхватать вприсядку или же, собрав на сцену достаточное число опрятно одетых девиц
в телогреях, заставляет их оглашать воздух звуками русской песни, я чувствую, что
в сердце моем делается внезапный прилив,
а глаза застилаются туманом, хотя, конечно,
в камаринской нет ничего унылого.
— Намеднись вот проезжал у нас барин: тихий такой… Ехал-то он на почтовых, да коней-то и не случилось,
а сидеть ему неохота. Туда-сюда — вольных… Только и заломил я с него за станцию-то пять серебра, так он ажио
глаза вытаращил, однако, подумамши, четыре серебра без гривенника за двадцать верст дал… Ну, приехали мы на другую станцию, ан и там кони
в разгоне… Пытали мы
в ту пору промеж себя смеяться!..
Бобров.
А вот что-с. Пришел я сегодня
в присутствие с бумагами,
а там Змеищев рассказывает, как вы вчера у него были,
а у самого даже слюнки текут, как об вас говорит. Белая, говорит, полная,
а сам, знаете, и руками разводит, хочет внушить это, какие вы полненькие.
А Федор Гарасимыч сидит против них, да не то чтоб смеяться,
а ровно колышется весь, и
глаза у него так и светятся, да маленькие такие, словно щелочки или вот у молодой свинки.
Да
в глазах-то у него, прости господи, видно, черти уж скачут: только едет он один-от,
а впереди ему Ванька-кучер показывается; вот он и покрикивает: «пошел, Ванька», «молчать, Ванька подлец»…
И отчего все эти воспоминания так ясно, так отчетливо воскресают передо мной, отчего сердцу делается от них жутко,
а глаза покрываются какою-то пеленой? Ужели я еще недостаточно убил
в себе всякое чувство жизни, что оно так назойливо напоминает о себе, и напоминает
в такое именно время, когда одно представление о нем может поселить
в сердце отчаяние, близкое к мысли о самоубийстве!
—
А что, видно, нам с тобой этого уж мало? — сказал он, заметив мою улыбку, — полезай, полезай и выше; это похвально… Я назвал место исправника по неопытности своей, потому что
в моих
глазах нет уж этого человека выше… Я, брат, деревенщина, отношений ваших не знаю, я Цинциннат…
— Гм… — отвечал Лузгин и несколько раз прошелся по комнате,
а потом машинально остановился перед Кречетовым и посмотрел ему
в глаза.
— Уж я ему несколько раз повторял, — продолжал он встревоженным голосом, — чтоб был осторожнее,
в особенности насчет мордасов,
а он все свое:"Во-первых, говорит, у мужичка
в сиденье истома и геморрой, если не тово…
а во-вторых, говорит, я уж двадцать лет именьями управляю, и без этого дело не обходилось, и вам учить меня нечего!.."Право, так ведь и говорит
в глаза! Такая грубая шельма!
—
А ведь мизерный-то какой! Я раз, знаете, собственными
глазами из окна видел, как он там распоряжаться изволил… Привели к нему мужика чуть не
в сажень ростом; так он достать-то его не может, так даже подпрыгивает от злости…"Нагибайся!" — кричит. Насилу его уняли!..
Рогожкин подмигнул мне
глазом, как будто хотел сказать:"Знаем мы это спокойствие совести!"Но за всем тем
в этом подмигивании выражалось не осуждение,
а, напротив того, безгранично нежное сочувствие к подвигам Горехвастова.
А пройдет, так и
в глазах словно светлее сделается…
— Мне не то обидно, — говорил он почти шепотом, — что меня ушлют — мир везде велик, стало быть, и здесь и
в другом месте, везде жить можно —
а то вот, что всяк тебя убийцей зовет, всяк пальцем на тебя указывает! Другой, сударь, сызмальства вор, всю жизнь по чужим карманам лазил,
а и тот норовит
в глаза тебе наплевать: я, дескать, только вор,
а ты убийца!..
— Видел. Года два назад масло у них покупал, так всего туточка насмотрелся. На моих
глазах это было: облютела она на эту самую на Оринушку… Ну, точно, баба, она ни
в какую работу не подходящая, по той причине, что убогая — раз, да и разумом бог изобидел — два,
а все же християнский живот, не скотина же… Так она таскала-таскала ее за косы, инно жалость меня взяла.
И, главное, ведь вот что обидно: они тебя, можно сказать, жизни лишают,
а ты, вишь, и
глазом моргнуть не моги — ни-ни, смотри весело, чтоб у тебя и улыбочка на губах была, и приветливость
в глазах играла, и закуска на столе стояла: неровно господину частному выпить пожелается. Вошел он.
То будто кажется, что вдруг черти тебя за язык ловят, то будто сам Ведекос на тебя смотрит и говорит тебе:"И приидут вси людие со тщанием…"
В глазах у него свет и тьма, из гортани адом пышет,
а на главе корона змеиная.
Старец Асаф, к которому я пристал, подлинно чудный человек был.
В то время, как я
в лесах поселился, ему было, почитай, более ста лет,
а на вид и шестидесяти никто бы не сказал: такой он был крепкий, словоохотный, разумный старик. Лицом он был чист и румян; волосы на голове имел мягкие, белые, словно снег, и не больно длинные;
глаза голубые, взор ласковый, веселый,
а губы самые приятные.
Когда ему сообщают что-нибудь по делу,
в особенности же секретное, то он всем корпусом подается вперед, причем мнет губами,
а глазами разбегается во все стороны, как дикий зверь, почуявший носом добычу.
— Это что за человек? — спросил я хозяйку. Мавра Кузьмовна желала улыбаться, но губы ее только судорожно двигались и никак не складывались
в улыбку; она постоянно заглядывала мне
в глаза, как бы усиливаясь уловить мою мысль,
а своим собственным
глазам старалась придать выражение беспечности и даже наивной веселости.
— Куда, чай, узнать? — отозвалась Варвара с горечью, — мы люди темные, подначальные, поколь
в глазах, дотоль нас и знают…
А вспомните, может, матушка, как вы меня
в холодном чулане без пищи держивали, за косы таскивали… али вам не
в диковину такие-то дела, али много за вами этого водилось, что и на памяти ничего не удержалось?..
Идет, бывало, мимо самых окошек,
а сам
в землю глядит, даже на окошко-то
глаза поднять не смеет.
— Точно так-с, моя красавица! и ему тоже бонжур сказали,
а в скором времени скажем: мусьё алё призо! [пожалуйте, сударь,
в тюрьму! (искаж. франц.)] — отвечал Маслобойников, притопывая ногой и как-то подло и масляно подмигивая мне одним
глазом, —
а что, Мавра Кузьмовна, напрасно, видно, беспокоиться изволили, что Андрюшка у вас жить будет; этаким большим людям,
в нашей глухой стороне, по нашим проселкам, не жительство: перед ними большая дорога, сибирская. Эй, Андрюшка! поди, поди сюда, любезный!
С другой стороны, случалось мне нередко достигать и таких результатов, что, разговаривая и убеждая, зарапортуешься до того, что начнешь уверять обвиненного, что я тут ничего, что я тут так, что я совсем не виноват
в том, что мне,
а не другому поручили следствие, что я, собственно говоря, его друг,
а не гонитель, что если… и остановишься только
в то время, когда увидишь вытаращенные на тебя
глаза преступника, нисколько не сомневающегося, что следователь или хитрейшая бестия
в подлунной, или окончательно спятил с ума.
Да и смотрит сам мне
в глаза,
а я сижу — чего уж! ни жив ни мертв.