Неточные совпадения
Не забудьте, что я ничего не ищу, кроме «благих начинаний», а так как едва ли сыщется в мире человек, в котором не притаилась бы
хотя маленькая соринка этого добра,
то понятно, какой перепутанный калейдоскоп должен представлять круг людей, в котором я обращаюсь.
Во-вторых, как это ни парадоксально на первый взгляд, но я могу сказать утвердительно, что все эти люди, в кругу которых я обращаюсь и которые взаимно видят друг в друге «политических врагов», — в сущности, совсем не враги, а просто бестолковые люди, которые не могут или не
хотят понять, что они болтают совершенно одно и
то же.
Сообразите только, возможное ли это дело! чтобы вопрос глубоко человеческий, вопрос, затрогивающий основные отношения человека к жизни и ее явлениям, мог
хотя на одну минуту оставаться для человека безынтересным, а
тем более мог бы помешать ему устроиваться на практике возможно выгодным для себя образом, — и вы сами, наверное, скажете, что это вздор!
Это чудища, которые лгут не потому, чтобы имели умысел вводить в заблуждение, а потому, что не
хотят знать ни свидетельства истории, ни свидетельства современности, которые ежели и видят факт,
то признают в нем не факт, а каприз человеческого своеволия.
Хотя он тоже не прочь от пытки, но у него нет
того устоя, который окружает пытку ореолом величия.
Последняя
хотя и может служить примирителем между человеком и жизнью, но лишь до
тех пор, покамест
тому благоприятствует спокойно сложившаяся внешняя обстановка.
Ужели же,
хотя в виду
того, что простец съедобен, — что он представляет собою лучшую anima vilis, [«гнусную душу»,
то есть подопытное животное (лат.)] на которой может осуществляться закон борьбы за существование, — ужели в виду хоть этих удобств найдется себялюбец из «крепких», настолько ограниченный, чтобы желать истребления «простеца» или его окончательного обессиления?
—
То есть, что же ты
хочешь этим сказать?
— Могу свидетельствовать, и не токмо сам, но и других достоверных свидетелей представить могу. Хоша бы из
тех же совращенных господином Парначевым крестьян. Потому, мужик
хотя и охотно склоняет свой слух к зловредным учениям и превратным толкованиям, однако он и не без раскаяния. Особливо ежели видит, что начальство требует от него чистосердечного сознания.
Но что еще оригинальнее: чиновникам министерства отчаяния присвояются двойные оклады жалованья против чиновников министерства оплодотворения на
том основании, что первые
хотя и бездействуют, но самое это бездействие имеет настолько укоризненный характер, что требует усиленного вознаграждения.
По усердию твоему, ты
хотел до конца твоего генерала прельстить; если же ты в
том не успел,
то, стало быть, богу не угодно было.
— То-то. В деревне ведь тоже пить-есть надо. Земля есть, да ее не укусишь. А в Петербурге все-таки что-нибудь добудешь. А ты не обидься, что я тебя спрошу: кончать, что ли, с вотчиной-то
хочешь?
Напрасно буду я заверять, что тут даже вопроса не может быть, — моего ответа не
захотят понять и даже не выслушают, а будут с настойчивостью, достойною лучшей участи, приставать:"Нет, ты не отлынивай! ты говори прямо: нужны ли армии или нет?"И если я, наконец, от всей души, от всего моего помышления возопию:"Нужны!"и, в подтверждение искренности моих слов, потребую шампанского, чтоб провозгласить тост за процветание армий и флотов,
то и тогда удостоюсь только иронической похвалы, вроде:"ну, брат, ловкий ты парень!"или:"знает кошка, чье мясо съела!"и т. д.
Оказывается, однако ж, что в мире ничто не делается спустя рукава и что если б я
захотел даже, в видах сокращения переписки, покончить самым безвыгодным для меня образом,
то и тут мне предстояло бесчисленное множество всякого рода формальностей.
Мне начинает казаться, что на меня со всех сторон устремлены подозрительные взоры, что в голове человека, с которым я имею дело, сама собою созревает мысль:"А ведь он меня
хочет надуть!"И кто же может поручиться, что и в моей голове не зреет
та же мысль? не думаю ли и я с своей стороны:"А ведь он меня
хочет надуть!"
И вдруг весь этот либерализм исчез! Исправник «подтягивает», частный пристав обыскивает и гогочет от внутреннего просветления. Все поверили, что земля под стеклянным колпаком висит, все уверовали в"чудеса кровопускания", да не только сами уверовали, но
хотят, чтоб и другие
тому же верили, чтобы ни в ком не осталось ни тени прежнего либерализма.
— Нет, как
хочешь, а нанять тройку и без всякой причины убить ямщика — тут есть своего рода дикая поэзия! я за себя не ручаюсь… может быть, и я сделал бы
то же самое!
И вот,
хотя отвлеченный грабеж, по-видимому, гораздо меньше режет глаза и слух, нежели грабеж, производимый в форме операции над живым материалом, но глаза Осипа Иваныча почему-то уже не смотрят так добродушно-ясно, как сматривали во время оно, когда он в"худой одёже"за гривенник доезжал до биржи; напротив
того, он старается их скосить вбок, особливо при встрече с старым знакомым.
В обществе «сквернословов» Осип Иваныч сам незаметно сделался сквернословом, и
хотя еще держится в этом отношении на реальной почве, но кто же может поручиться, что дальнейшая практика не сведет и его, в ближайшем будущем, на
ту почву мечтания, о которой он покуда отзывается с негодованием.
— Конечно, ежели рассудить,
то и за обедом, и за ужином мне завсегда лучший кусок! — продолжал он, несколько смягчаясь, — в этом онмне не отказывает! — Да ведь и
то сказать: отказывай, брат, или не отказывай, а я и сам возьму, что мне принадлежит! Не
хотите ли, — обратился он ко мне, едва ли не с затаенным намерением показать свою власть над «кусками», — покуда они там еще режутся, а мы предварительную! Икра, я вам скажу, какая! семга… царская!
— Вот он каков! — шепнул мне на ухо Зачатиевский, — даже не
хотел подождать, покуда я доложу! А осетрины-то в соку между
тем нет! да и стерлядь копченая…
Тем не менее на глазах генерала работа по возведению новой усадьбы шла настолько успешно, что он мог уже в июле перейти в новый,
хотя далеко еще не отделанный дом и сломать старый. Но в августе он должен был переселиться в губернский город, чтобы принять участие в работах комитета, и дело по устройству усадьбы замялось. Иону и Агнушку генерал взял с собой, а староста, на которого было возложено приведение в исполнение генеральских планов, на все заочные понуждения отвечал, что крестьяне к труду охладели.
Хотя же первые два слуха так и остались слухами, а последний осуществился лишь гораздо позднее,
тем не менее репутация Антошки установилась уже настолько прочно, что даже самому Дерунову не приходило в голову называть его по-прежнему Антошкою.
Тем не менее сначала это была борьба чисто платоническая. Генерал один на один беседовал в кабинете с воображаемым нигилистом, старался образумить его, доказывал опасность сего, и
хотя постоянно уклонялся от объяснения, что следует разуметь под словом сие,но по
тем огонькам, которые бегали при этом в его глазах, ясно было видно, что дело идет совсем не о неведомом каком-то нигилизме, а о совершившихся новшествах, которые, собственно, и составляли неизбывную обиду, подлежавшую генеральскому отмщению.
— Гм… это насчет
того, что ли, что ты купить его
хочешь?
Если б мне сказал это человек легкомысленный — я не поверил бы. Но Софрон Матвеич не только человек, вполне знакомый со всеми особенностями здешних обычаев и нравов, но и сам в некотором роде столп. Он консерватор, потому что у него есть кубышка, и в
то же время либерал, потому что ни под каким видом не
хочет допустить, чтоб эту кубышку могли у него отнять. Каких еще столпов надо!
Итак, всякий
хочет жить — вот общий закон. Если при этом встречаются на пути краеугольные камни,
то стараются умненько их обойти. Но с места их все-таки не сворачивают, потому что подобного рода камень может еще и службу сослужить. А именно: он может загородить дорогу другим и
тем значительно сократить размеры жизненной конкуренции. Стало быть: умелый пусть пользуется, неумелый — пусть колотится лбом о краеугольные камни. Вот и всё.
— Совсем не
те слова говорит, какие
хочет.
Хочет сказать, к примеру, сено, а говорит — телега. Иного и совсем не поймешь. Не знает даже, что у него под ногами: земля ли, крыша ли, река ли. Да вон, смотрите, через поле молодец бежит… ишь поспешает! Это сюда, в кабак.
— Необыкновенные нынче люди пошли, — отозвался другой депутат, — глаза у него словно сверла, язык суконный… что
захочет,
то на тебя и наплетет!
Хотя мы оба путешествовали по делам, от которых зависел только наш личный интерес, но в
то же время нас ни на минуту не покидала мысль, что, кроме личных интересов, у нашей жизни есть еще высшая цель, известная под названием"украшения столбцов".
Но я уже не слушал: я как-то безучастно осматривался кругом. В глазах у меня мелькали огни расставленных на столах свечей, застилаемые густым облаком дыма; в ушах раздавались слова: «пас»,"проберем","не признает собственности, семейства"… И в
то же время в голове как-то назойливее обыкновенного стучала излюбленная фраза:"с одной стороны, должно сознаться,
хотя, с другой стороны, — нельзя не признаться"…
Поэтому,
хотя он в настоящую минуту и не у дел, но считает карьеру свою далеко не оконченною, и когда проезжает мимо сената,
то всегда хоть одним глазком да посмотрит на него.
— Над женским стыдом, сударь! Если ты не
хочешь понимать этого,
то я могу тебе объяснить: над женскою стыдливостью! над целомудрием женского чувства! над этим милым неведением, се je ne sais quoi, cette saveur de l'innocence, [этим едва уловимым ароматом невинности (франц.)] которые душистым ореолом окружают женщину! Вот над чем поругание!
Лад же отвечает: «Се que femme veut, Dieu le veut» [Чего
хочет женщина,
то угодно богу (франц.)] — и ведет ее под сень дерев…
— Тебеньков! — приветствовал я его, — ужели из-за
того, что произошло вчера, из-за нескольких необдуманных с моей стороны выражений, ты
захочешь разорвать со мною!
Если вы
хотите, чтоб я имел возможность защитить вас,
то поберегите и меня! если не
хотите,
то скажите прямо — я удалюсь в отставку!» Разумеется, моя угроза действует.
— Они
хотят извратить характер женщины — excusez du peu! [подумать только! (франц.)] Представь себе, что они достигнут своей цели, что все женщины вдруг разбредутся по академиям, по университетам, по окружным судам… что тогда будет? OЫ sera le plaisir de la vie? [В чем будет радость жизни? (франц.)] Что станется с нами? с тобой, со мной, которые не можем существовать без
того, чтоб не баловатьженщину?
— Позволь, душа моя! Я понимаю твою мысль: если все
захотят иметь беспрепятственный вход к Бергу,
то понятно, что твои личные желания в этом смысле уже не найдут такого полного удовлетворения, какое они находят теперь. Но, признаюсь, меня страшит одно: а что, если они,
то есть печенеги… тоже начнут вдруг настаивать?
А если бы
захотели,
то и в академию бы ездили, и никто бы не имел ничего сказать против этого!
[чего
хочет женщина,
то угодно богу (франц.)]
Марья Петровна терпеть не могла, когда к ней лезли с нежностями, и даже целование руки считала
хотя необходимою, но все-таки скучною формальностью; напротив
того, Сенечка, казалось, только и спал и видел, как бы влепить мамаше безешку взасос, и шагу не мог ступить без
того, чтобы не сказать:"Вы, милая маменька", или:"Вы, добрый друг, моя дорогая маменька".
Как бы
то ни было, но квартира его была действительно отделана как игрушечка,
хотя Марья Петровна, по своей расчетливости, не слишком-то щедро давала детям денег на прожитие; сверх
того, княгиня почти публично называла его сынком, давала ему целовать свои ручки и без устали напоминала Митенькиным начальникам, что это перл современных молодых людей.
Подсказывала ей память, как он однажды батюшке потихоньку косу обстриг и как батюшка был от
того в великом смущении и
хотел даже доходить до епархиального начальства…
Митеньку она боялась, потому что знала, что уж если этот человек чего
захочет,
то не станет много разговаривать, не станет горячиться, а просто ехиднейшим образом подкопается подо все существование и изведет, измучит вконец, покуда не поставит на своем.
Ты, может быть, удивишься
тому, что все это до сих пор меня волнует; но вспомни же, кто меня любил, и пойми, что я не могу оставаться равнодушною…
хотя бы прошли еще годы, десятки лет, столетия!
Право, жизнь совсем не так сложна и запутанна, как ты
хочешь меня уверить. Но ежели бы даже она и была такова,
то существует очень простая манера уничтожить запутанности — это разрубить
тот узел, который мешает больше других. Не знаю, кто первый употребил в дело эту манеру, — кажется, князь Александр Иванович Македонский, — но знаю, что этим способом он разом привел армию и флоты в блистательнейшее положение.
Женщина, которая очень хорошо понимает, чего она
хочет и чего от нее
хотят, и которая проводит время в
том, что сама себя дразнит… фуй, мерзость!
P. S. Лиходеева опять залучила Федьку, дала ему полтинник и сказала, что на днях исправник уезжает в уезд"выбивать недоимки". Кроме
того, спросила: есть ли у меня шуба?.. уж не
хочет ли она подарить мне шубу своего покойного мужа… cette naivete! [что за простодушие! (франц.)] Каждый день она проводит час или полтора на балконе, и я без церемоний осматриваю ее в бинокль. Положительно она недурна, а сложена даже великолепно!"
— Нынче слободно! — излагает другой гость, — нынче батюшка царь всем волю дал! Нынче, коли ты
хочешь сидеть — сиди! И ты сиди, и мужик сиди — всем сидеть дозволено!
То есть, чтобы никому… чтобы ни-ни… сиди, значит, и оглядывайся… Вот как царь-батюшка повелел!
Как
хотите, а при подобной обстановке самое крепкое и испытанное чувство собственности, семейственности, государственности и проч. — и
то не устоит!