Но нередкий в справедливом негодовании своем скажет нам: тот, кто рачит о устройстве
твоих чертогов, тот, кто их нагревает, тот, кто огненную пряность полуденных растений сочетает с хладною вязкостию северных туков для услаждения расслабленного
твоего желудка и оцепенелого
твоего вкуса; тот, кто воспеняет в сосуде
твоем сладкий сок африканского винограда; тот, кто умащает окружие
твоей колесницы, кормит и напояет коней
твоих; тот, кто во имя
твое кровавую битву ведет со зверями дубравными и птицами небесными, — все сии тунеядцы, все сии лелеятели, как и многие другие, твоея надменности высятся надо мною: над источившим потоки кровей на ратном поле, над потерявшим нужнейшие члены тела моего, защищая грады
твои и чертоги, в них же сокрытая
твоя робость завесою величавости мужеством казалася; над провождающим дни веселий, юности и утех во сбережении малейшия полушки, да облегчится, елико то возможно, общее бремя налогов; над не рачившим о имении своем, трудяся деннонощно в снискании средств к достижению блаженств общественных; над попирающим родством, приязнь, союз сердца и крови, вещая правду на
суде во имя
твое, да возлюблен будеши.
Если здесь нет на тебя
суда, — но пред судиею, не ведающим лицеприятия, давшим некогда и тебе путеводителя благого, совесть, но коего развратный
твой рассудок давно изгнал из своего жилища, из сердца
твоего.