Неточные совпадения
Любопытствовал посмотреть нового Кронштату плана
и с удовольствием предусматривал красоту намереваемого строения;
словом, второй день пребывания моего кончился весело
и приятно.
— Вам покажется мудрено, — говорил сопутник мой, обращая ко мне свое
слово, — чтобы человек неслужащий
и в положении, мною описанном, мог подвергнуть себя суду уголовному.
— При всяком моем изречении все предстоящие восклицали радостно,
и плескание рук не токмо сопровождало мое
слово, но даже предупреждало мысль.
Нас учат философии, проходим мы логику, метафизику, ифику, богословию, но, по
словам Кутейкина в «Недоросле», дойдем до конца философского учения
и возвратимся вспять.
Давно ли то было, как Вольтер кричал против суеверия до безголосицы; давно ли Фридрих неутолимой его был враг не токмо
словом своим
и деяниями, но, что для него страшнее, державным своим примером.
— Такими-то
словами мнили сотоварищи мои оскорбить меня
и ненавистным сделать всему обществу.
Против того
и другого устремил он свое
слово.
Наместник не говорил мне ни
слова; изредка подымал на меня поникшие взоры, где господствовала ярость бессилия
и мести злоба.
Письмо было от моего приятеля. Охотник до всяких новостей, он обещал меня в отсутствии снабжать оными
и сдержал
слово. Между тем к кибитке моей подделали новую ось, которая, по счастию, была в запасе. Едучи, я читал...
Смотря иногда на большого моего сына
и размышляя, что он скоро войдет в службу или, другими сказать
словами, что птичка вылетит из клетки, у меня волосы дыбом становятся.
— Воссядите
и внемлите моему
слову, еже пребывати во внутренности душ ваших долженствует.
А хотя она меня
и не бьет, но одно ее
слово мне тяжелее всяких побоев.
Блаженство гражданское в различных видах представиться может. Блаженно государство, говорят, если в нем царствует тишина
и устройство. Блаженно кажется, когда нивы в нем не пустеют
и во градех гордые воздымаются здания. Блаженно, называют его, когда далеко простирает власть оружия своего
и властвует оно вне себя не токмо силою своею, но
и словом своим над мнением других. Но все сии блаженства можно назвать внешними, мгновенными, преходящими, частными
и мысленными.
Словом, сей дворянин некто всех крестьян, жен их
и детей заставил во все дни года работать на себя.
Кто возмущает
словом (да назовем так в угодность власти все твердые размышления, на истине основанные, власти противные), есть такой же безумец, как
и хулу глаголяй на бога.
Если же называть его станет именованиями смрадными
и бранными
словами поносить, как то на рынках употребительно, то сие есть личность, но язвительная
и недозволенная.
Скажем нечто о благонравии
и сколько
слова ему вредят.
Действие более развратит, нежели
слово,
и пример паче всего.
Некоторые глупые, дерзновенные
и невежды попускаются переводить на общий язык таковые книги. Многие ученые люди, читая переводы сии, признаются, что ради великой несвойственности
и худого употребления
слов они непонятнее подлинников. Что же скажем о сочинениях, до других наук касающихся, в которые часто вмешивают ложное, надписывают ложными названиями
и тем паче славнейшим писателям приписывают свои вымыслы, чем более находится покупщиков.
Понеже начало сего искусства в славном нашем граде Майнце, скажем истинным
словом, божественно явилося
и ныне в оном исправленно
и обогащенно пребывает, то справедливо, чтобы мы в защиту нашу приняли важность сего искусства.
Вторая — «Собрание речений
и слов философов», переведенное лордом Риверсом.] книгопечатания в Англии учреждена ценсура.
Тако сила, кичася своими мышцами, осмеяна была
и не ужасна; тако свирепства пенящиеся челюсти праздны оставалися,
и слово твердое ускользало от них непоглощенно.
Совсем другого рода
слова внял слух мой в близстоящей толпе. Среди оной я увидел человека лет тридцати, посредственного роста, стоящего бодро
и весело на окрест стоящих взирающего.
— Не пятак ли? — сказал он, обращая речь свою неопределенно, как
и всякое свое
слово.
Слово твое, живущее присно
и вовеки в творениях твоих,
слово российского племени, тобою в языке нашем обновленное, прелетит во устах народных за необозримый горизонт столетий.
Пускай стихии, свирепствуя сложенно, разверзнут земную хлябь
и поглотят великолепный сей град, откуда громкое твое пение раздавалося во все концы обширныя России; пускай яростный некий завоеватель истребит даже имя любезного твоего отечества; но доколе
слово российское ударять будет слух, ты жив будешь
и не умрешь.
Где ты, о! возлюбленный мой! где ты? Прииди беседовати со мною о великом муже. Прииди, да соплетем венец насадителю российского
слова. Пускай другие, раболепствуя власти, превозносят хвалою силу
и могущество. Мы воспоем песнь заслуге к обществу.
Подстрекаем науки алчбою, Ломоносов оставляет родительский дом; течет в престольный град, приходит в обитель иноческих мусс
и вмещается в число юношей, посвятивших себя учению свободных наук
и слову божию.
Восхотел их извлечь из самого
слова, не забывая, однако же, что обычай первой всегда подает в сочетании
слов пример,
и речения, из правила исходящие, обычаем становятся правильными.
Для изображения же сношения вещей между собою
и для сокращения их в речи служат другие части
слова.
Но первые суть необходимы
и называться могут главными частями
слова, а прочие служебными.
Заслуги твои о российском
слове суть многообразны;
и ты почитаешися в малопритяжательном сем своем труде яко первым основателем истинных правил языка нашего
и яко разыскателем естественного расположения всяческого
слова.
Удивляяся толико отменным в
слове мужам
и раздробляя их речи, хладнокровные критики думали, что можно начертать правила остроумию
и воображению, думали, что путь к прелестям проложить можно томными предписаниями.
Но если тщетной его был труд в преподавании правил тому, что более чувствовать должно, нежели твердить, — Ломоносов надежнейшие любящим российское
слово оставил примеры в своих творениях. В них сосавшие уста сладости Цицероновы
и Демосфеновы растворяются на велеречие. В них на каждой строке, на каждом препинании, на каждом слоге, почто не могу сказать при каждой букве, слышен стройный
и согласный звон столь редкого, столь мало подражаемого, столь свойственного ему благогласия речи.
Но позавидует не могущий вослед тебе идти писатель оды, позавидует прелестной картине народного спокойствия
и тишины, сей сильной ограды градов
и сел, царств
и царей утешения; позавидует бесчисленным красотам твоего
слова;
и если удастся когда-либо достигнуть непрерывного твоего в стихах благогласия, но доселе не удалося еще никому.
Цветы, собранные им в Афинах
и в Риме
и столь удачно в
словах его пресажденные, сила выражения Демосфенова, сладкоречие Цицероново, бесплодно употребленные, повержены еще во мраке будущего.
И кто? он же, пресытившися обильным велеречием похвальных твоих
слов, возгремит не твоим хотя слогом, но будет твой воспитанник.
Задолго до Ломоносова находим в России красноречивых пастырей церкви, которые, возвещая
слово божие пастве своей, ее учили
и сами
словом своим славилися.
И так, отдавая справедливость великому мужу, поставляя имя Ломоносова в достойную его лучезарность, мы не ищем здесь вменить ему
и то в достоинство, чего он не сделал или на что не действовал; или только, распложая неистовое
слово, вождаемся исступлением
и пристрастием.
И мы не почтем Ломоносова для того, что не разумел правил позорищного стихотворения
и томился в эпопее, что чужд был в стихах чувствительности, что не всегда проницателен в суждениях
и что в самых одах своих вмещал иногда более
слов, нежели мыслей.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не хочу после… Мне только одно
слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе
и сейчас! Вот тебе ничего
и не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь,
и давай пред зеркалом жеманиться:
и с той стороны,
и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Ляпкин-Тяпкин, судья, человек, прочитавший пять или шесть книг,
и потому несколько вольнодумен. Охотник большой на догадки,
и потому каждому
слову своему дает вес. Представляющий его должен всегда сохранять в лице своем значительную мину. Говорит басом с продолговатой растяжкой, хрипом
и сапом — как старинные часы, которые прежде шипят, а потом уже бьют.
Городничий (с неудовольствием).А, не до
слов теперь! Знаете ли, что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да
и давай тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы тебе…
И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит,
и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
Хлестаков, молодой человек лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат
и, как говорят, без царя в голове, — один из тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит
и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста,
и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия
и простоты, тем более он выиграет. Одет по моде.
Осклабился, товарищам // Сказал победным голосом: // «Мотайте-ка на ус!» // Пошло, толпой подхвачено, // О крепи
слово верное // Трепаться: «Нет змеи — // Не будет
и змеенышей!» // Клим Яковлев Игнатия // Опять ругнул: «Дурак же ты!» // Чуть-чуть не подрались!