Буллу свою начинает он жалобою на диавола, который куколь сеет во пшенице, и говорит: «Узнав, что посредством сказанного искусства многие книги и сочинения, в разных частях света, наипаче в Кельне, Майнце, Триере, Магдебурге напечатанные, содержат
в себе разные заблуждения, учения пагубные, христианскому закону враждебные, и ныне еще в некоторых местах печатаются, желая без отлагательства предварить сей ненавистной язве, всем и каждому сказанного искусства печатникам и к ним принадлежащим и всем, кто в печатном деле обращается в помянутых областях, под наказанием проклятия и денежныя пени, определяемой и взыскиваемой почтенными братиями нашими, Кельнским, Майнцким, Триерским и Магдебургским архиепископами или их наместниками в областях, их, в пользу апостольской камеры, апостольскою властию наистрожайше запрещаем, чтобы не дерзали книг, сочинений или писаний печатать или отдавать в печать без доклада вышесказанным архиепископам или наместникам и без их особливого и точного безденежно испрошенного дозволения; их же совесть обременяем, да прежде, нежели дадут таковое дозволение, назначенное к печатанию прилежно рассмотрят или чрез ученых и православных велят рассмотреть и да прилежно пекутся, чтобы не было печатано противного вере православной, безбожное и соблазн производящего».
Неточные совпадения
Но если, говорил я сам
себе, я найду кого-либо, кто намерение мое одобрит, кто ради благой цели не опорочит неудачное изображение мысли; кто состраждет со мною над бедствиями собратии своей, кто
в шествии моем меня подкрепит, — не сугубый ли плод произойдет от подъятого мною труда?..
Я зрел
себя в пространной долине, потерявшей от солнечного зноя всю приятность и пестроту зелености; не было тут источника на прохлаждение, не было древесныя сени на умерение зноя.
Я, нижайший ваш слуга, быв регистратором при разрядном архиве, имел случай употребить место мое
себе в пользу.
Вообрази
себя, мой друг, на краю гроба, не почувствуешь ли корчащий мраз, лиющийся
в твоих жилах и завременно жизнь пресекающий.
Возможно ли, говорил я сам
себе, чтоб
в наш век,
в Европе, подле столицы,
в глазах великого государя совершалося такое бесчеловечие!
[Агличане приняли
в свое покровительство ушедшего к ним
в Калкуту чиновника бенгальского, подвергшего
себя казни своим мздоимством.
— Вам покажется мудрено, — говорил сопутник мой, обращая ко мне свое слово, — чтобы человек неслужащий и
в положении, мною описанном, мог подвергнуть
себя суду уголовному.
Возможно ли, говорил я сам
себе, чтобы
в толь мягкосердое правление, каково ныне у нас, толикие производилися жестокости?
Их призови
себе в друзей.
Но обрати теперь взоры свои на
себя и на предстоящих тебе, воззри на исполнение твоих велений, и если душа твоя не содрогнется от ужаса при взоре таковом, то отыду от тебя, и чертог твой загладится навсегда
в памяти моей.
Я зрел пред
собою единого знаменитого по словесам военачальника, коего я отличными почтил знаками моего благоволения; я зрел ныне ясно, что все его отличное достоинство состояло
в том только, что он пособием был
в насыщении сладострастия своего начальника; и на оказание мужества не было ему даже случая, ибо он издали не видал неприятеля.
Лекарство со мною хотя всегда ездило
в запасе, но, по пословице: на всякого мудреца довольно простоты, — против бреду я
себя не предостерег, и оттого голова моя, приехав на почтовый стан, была хуже болвана.
Новогородцы запретили у
себя обращение чеканной монеты, введенной татарами
в обращение. —
Восходя на гору, я вообразил
себя преселенного
в древность и пришедшего, да познаю от державного божества грядущее и обрящу спокойствие моей нерешимости.
Он
себя почел высшего чина, крестьян почитал скотами, данными ему (едва не думал ли он, что власть его над ними от бога проистекает), да употребляет их
в работу по произволению.
Они у прежнего помещика были на оброке, он их посадил на пашню; отнял у них всю землю, скотину всю у них купил по цене, какую сам определил, заставил работать всю неделю на
себя, а дабы они не умирали с голоду, то кормил их на господском дворе, и то по одному разу
в день, а иным давал из милости месячину.
Он их
в суд за то не отдал, но скрыл их у
себя, объявя правительству, что они бежали; говоря, что ему прибыли не будет, если крестьянина его высекут кнутом и сошлют
в работу за злодеяние.
В деревне его была крестьянская девка, недурна
собою, сговоренная за молодого крестьянина той же деревни.
Она понравилась середнему сыну асессора, который употребил все возможное, чтобы ее привлечь к
себе в любовь; но крестьянка верна пребывала
в данном жениху ее обещании, что хотя редко
в крестьянстве случается, но возможно.
Взял с
собой обоих своих братьев и, вызвав невесту чрез постороннего мальчика на двор, потащил ее
в клеть, зажав ей рот.
Если нынешнего века скосырь, привлекший должное на
себя презрение, восхочет оное на мне отомстить и, встретясь со мною
в уединенном месте, вынув шпагу, сделает на меня нападение, да лишит меня жизни или, по крайней мере, да уязвит меня, — виновен ли я буду, если, извлекши мой меч на защищение мое, я избавлю общество от тревожащего спокойствие его члена?
Земледелие умрет, орудия его сокрушатся, нива запустеет и бесплодным порастет злаком; поселяне, не имея над
собою власти, скитаться будут
в лености, тунеядстве и разыдутся.
Для сего намерения позвал меня к
себе поутру
в случившийся тогда праздник.
Какия же ради вины обуздывает он свои хотения? почто поставляет над
собою власть? почто, беспределен
в исполнении своея воли, послушания чертою оную ограничивает?
Сим способом нажив
себе несколько тысяч, она с честию изъялась из презрительного общества сводень и начала
в рост отдавать деньги, своим и чужим бесстыдством нажитые.
Пред ним стояли два юноши, возраста почти равного, единым годом во времени рождения, но не
в шествии разума и сердца они разнствовали между
собою.
Я получил мать вашу
себе в супруги.
Но ныне спокоен остаюся, отлучая вас от
себя; разум прям, сердце ваше крепко, и я живу
в нем.
Если почувствуешь отвращение к яствам и болезнь постучится у дверей, воспряни тогда от одра твоего, на нем же лелеешь чувства твои, приведи уснувшие члены твои
в действие упражнением и почувствуешь мгновенное сил обновление; воздержи
себя от пищи, нужной во здравии, и глад сделает пищу твою сладкою, огорчавшую от сытости.
Не дерзай никогда исполнять обычая
в предосуждение закона. Закон, каков ни худ, есть связь общества. И если бы сам государь велел тебе нарушить закон, не повинуйся ему, ибо он заблуждает
себе и обществу во вред. Да уничтожит закон, яко же нарушение оного повелевает, тогда повинуйся, ибо
в России государь есть источник законов.
В заблуждении вашем,
в забвении самих
себя, возлюбите добро.
Надлежало уже гроб опускать
в могилу, но тот, которого я издали зрел терзающего на
себе власы, повергся на гроб и, ухватясь за оной весьма крепко, не дозволял оной опускать
в землю.
Согрешил предо мною, навлекши
себе безвременную старость и дряхлость
в юношеских еще летах.
Сие производят, совлекши с
себя одежды, возжигают
в нем любострастный огнь, и он препровождает тут ночь, теряя деньги, здравие и драгоценное на путешествие время.
Поглядитесь
в сие зеркало; кто из вас
себя в нем узнает, то брани меня без всякого милосердия.
Зверский обычай порабощать
себе подобного человека, возродившийся
в знойных полосах Ассии, обычай, диким народам приличный, обычай, знаменующий сердце окаменелое и души отсутствие совершенное, простерся на лице земли быстротечно, широко и далеко.
Представим
себе мысленно мужей, пришедших
в пустыню для сооружения общества.
Блаженство гражданское
в различных видах представиться может. Блаженно государство, говорят, если
в нем царствует тишина и устройство. Блаженно кажется, когда нивы
в нем не пустеют и во градех гордые воздымаются здания. Блаженно, называют его, когда далеко простирает власть оружия своего и властвует оно вне
себя не токмо силою своею, но и словом своим над мнением других. Но все сии блаженства можно назвать внешними, мгновенными, преходящими, частными и мысленными.
Крутой вихрь твоего полета, преносяся чрез твою область, затаскивает
в вертение свое жителей ее и, влача силу государства во своем стремлении, за
собою оставляет пустыню и мертвое пространство.
Ибо воспомянул, что
в России многие земледелатели не для
себя работают; и так изобилие земли во многих краях России доказывает отягченный жребий ее жителей.
— Вообрази
себе, — говорил мне некогда мой друг, — что кофе, налитый
в твоей чашке, и сахар, распущенный
в оном, лишали покоя тебе подобного человека, что они были причиною превосходящих его силы трудов, причиною его слез, стенаний, казни и поругания; дерзай, жестокосердой, усладить гортань твою. — Вид прещения, сопутствовавший сему изречению, поколебнул меня до внутренности. Рука моя задрожала, и кофе пролился.
Некто, не нашед
в службе, как то по просторечию называют, счастия или не желая оного
в ней снискать, удалился из столицы, приобрел небольшую деревню, например во сто или
в двести душ, определил
себя искать прибытка
в земледелии.
Не сам он
себя определял
в сохе, но вознамерился наидействительнейшим образом всевозможное сделать употребление естественных сил своих крестьян, прилагая оные к обработыванию земли.
Таковым урядникам производилася также приличная и соразмерная их состоянию одежда. Обувь для зимы, то есть лапти, делали они сами; онучи получали от господина своего; а летом ходили босы. Следственно, у таковых узников не было ни коровы, ни лошади, ни овцы, ни барана. Дозволение держать их господин у них не отымал, но способы к тому. Кто был позажиточнее, кто был умереннее
в пище, тот держал несколько птиц, которых господин иногда бирал
себе, платя за них цену по своей воле.
Явной муж, творяй правду и твердый
в правилах своих, допустит о
себе глагол всякий.
Кто
себя в печати найдет обиженным, тому да дастся суд по форме.
Не он ли
в безумии своем предал смерти, на неизгладимое вовеки
себе поношение, вочеловеченную истину — Сократа?
На конце книги под заглавием: «Знай сам
себя», печатанной
в 1480 году, присоединено следующее: «Мы, Матфей Жирардо, божиим милосердием патриарх Венецианский, первенствующий
в Далматии, по прочтении вышеписанных господ, свидетельствующих о вышеписанном творении, и по таковому же оного заключению и присоединенному доверению так же свидетельствуем, что книга сия православна и богобоязлива».
Мы видели книги, до священных должностей и обрядов исповедания нашего касающиеся, переведенные с латинского на немецкий язык и неблагопристойно для святого закона
в руках простого народа обращающиеся; что ж сказать наконец о предписаниях святых правил и законоположений; хотя они людьми искусными
в законоучении, людьми мудрейшими и красноречивейшими писаны разумно и тщательно, но наука сама по
себе толико затруднительна, что красноречивейшего и ученейшего человека едва на оную достаточна целая жизнь.
Если кто сие наше попечительное постановление презрит или против такового нашего указа подаст совет, помощь или благоприятство своим лицом или посторонним, — тем самым подвергает
себя осуждению на проклятие, да сверх того лишен быть имеет тех книг и заплатит сто золотых гульденов пени
в казну нашу. И сего решения никто без особого повеления да нарушить не дерзает. Дано
в замке С. Мартына, во граде нашем Майнце, с приложением печати нашей. Месяца януария,
в четвертый день 1486 года».
Неточные совпадения
Хлестаков (придвигаясь).Да ведь это вам кажется только, что близко; а вы вообразите
себе, что далеко. Как бы я был счастлив, сударыня, если б мог прижать вас
в свои объятия.
Почтмейстер. Да из собственного его письма. Приносят ко мне на почту письмо. Взглянул на адрес — вижу: «
в Почтамтскую улицу». Я так и обомлел. «Ну, — думаю
себе, — верно, нашел беспорядки по почтовой части и уведомляет начальство». Взял да и распечатал.
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек
в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми
себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право, как дитя какое-нибудь трехлетнее. Не похоже, не похоже, совершенно не похоже на то, чтобы ей было восемнадцать лет. Я не знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь вести
себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты будешь знать, что такое хорошие правила и солидность
в поступках.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и
в то же время говорит про
себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и
в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но
в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)