Неточные совпадения
Вильгельмина Федоровна.
А если так, то плюнь на все!.. Пусть тебе дадут,
что следует по закону, и уедем за границу! Я лучше по миру, с сумой готова идти,
чем видеть,
что муж мой под начальством у мальчишки, который прежде за счастие считал, когда я позволю ему поцеловать мою руку или налью чашку чаю.
«Но где же, спрошу, статья закона, прямо воспрещающая газетным репортерам быть чиновниками, потому
что в отношении наших подчиненных мы можем действовать только на основании существующих узаконений;
если же, скажу, вы желаете употребить какую-нибудь произвольную меру, то я не знаю, во-первых, в
чем она может состоять,
а во-вторых, пусть уж она будет без меня!» Тогда я и посмотрю,
что он вам сделает.
Владимир Иваныч(восклицая во весь голос). Никогда!.. Никогда!.. Как это вы, умный молодой человек, и не понимаете того!..
Если бы он действительно имел глупость вытеснить вас, так вы об этом можете напечатать во всех газетах, потому
что это явное пристрастие и проведение в службе личных антипатий, и поверьте вы мне-с: господин Андашевский не только не станет вас преследовать теперь,
а, напротив, он будет возвышать вас…
Вильгельмина Федоровна.
А потом,
если насчет женитьбы Алексей Николаич станет запираться, то вы потребуйте от него, чтобы он на вас женился; это будет самым верным доказательством, тем больше,
что он должен же когда-нибудь это сделать!
Марья Сергеевна. Всю руку мне изломал! Я не знаю, как у меня достало силы не выпустить ключей!.. Ломает мне руку,
а сам все шепчет: «Я тебя убью, убью,
если ты не отдашь мне записки!..» И я теперь в самом деле боюсь,
что он убьет меня.
Владимир Иваныч.
Если вы его уж так боитесь, так уезжайте куда-нибудь на время из Петербурга,
а записочку эту передайте мне с письмом от себя, в котором опишите все,
что мне теперь говорили, и просите меня, чтобы я эту записку и самое письмо представил графу, как единственному в этом случае защитнику вашему.
В этом случае надобно вспомнить об Европе и об ее общественном мнении: не дальше, как прошлым летом, я, бывши в Эмсе на водах, читал в одной сатирической немецкой газетке,
что в России государственных людей чеканят, как талеры:
если мальчика отдали в пажеский корпус, то он непременно дойдет до каких-нибудь высших должностей по военной части,
а если в училище правоведения или лицей, то до высших должностей по гражданской части!..
Все это, может быть, очень зло, но, к счастию для нас, не совсем справедливо,
а между тем
что же бы заговорили подобные газеты о России,
если бы еще устроился порядок, которого желают друзья madame Бобриной?
Князь Янтарный. Очень помню-с! Но я объясняю вам, собственно, затем,
что Вуланд слыл трудолюбивым дельцом, и
если теперь будут выходить какие-нибудь упущения, то прямо скажут,
что Янтарный запустил это;
а между тем, чтобы привести дела хоть в сколько-нибудь человеческий порядок, я должен употреблять громадный труд!.. Гигантский труд!
Мямлин(глубокомысленно). Идет-с, по-моему!.. Там, как вам угодно, но, как я понимаю, господин Шуберский этот хоть и плакал-с передо мной, но он человек наглый!.. Дерзкий!.. Как видит,
что слезами ничего не взял, так сейчас же поднял нос!.. «
Если, говорит, меня заставят оставить службу, так я все,
что мне рассказывал Вуланд, напечатаю,
а если же оставят, так наоборот… напишу статью, опровергающую все прежние об этом статьи».
Граф(смеясь ему прямо в лицо). Вот
что вы встретили!..
А что,
если я вам скажу,
что вы это говорите неправду!..
Ольга Петровна. Да, потому оно и мое! Адвокаты прямо говорят,
что если опекун растратил состояние малолетней, так он должен возвратить его ей,
а иначе его посадят в тюрьму.
Слушая то Софью Васильевну, то Колосова, Нехлюдов видел, во-первых, что ни Софье Васильевне ни Колосову нет никакого дела ни до драмы ни друг до друга,
а что если они говорят, то только для удовлетворения физиологической потребности после еды пошевелить мускулами языка и горла; во-вторых, то, что Колосов, выпив водки, вина, ликера, был немного пьян, не так пьян, как бывают пьяны редко пьющие мужики, но так, как бывают пьяны люди, сделавшие себе из вина привычку.
Лесовский призвал Огарева, Кетчера, Сатина, Вадима, И. Оболенского и прочих и обвинил их за сношения с государственными преступниками. На замечание Огарева, что он ни к кому не писал,
а что если кто к нему писал, то за это он отвечать не может, к тому же до него никакого письма и не доходило, Лесовский отвечал:
— Нисколько, нимало, многоуважаемый и лучезарнейший князь, нимало! — восторженно вскричал Лебедев, прикладывая руку к сердцу, — а, напротив, именно и тотчас постиг, что ни положением в свете, ни развитием ума и сердца, ни накоплением богатств, ни прежним поведением моим, ниже познаниями, — ничем вашей почтенной и высоко предстоящей надеждам моим доверенности не заслуживаю;
а что если и могу служить вам, то как раб и наемщик, не иначе… я не сержусь, а грущу-с.
Неточные совпадения
Хлестаков (придвигаясь).Да ведь это вам кажется только,
что близко;
а вы вообразите себе,
что далеко. Как бы я был счастлив, сударыня,
если б мог прижать вас в свои объятия.
Аммос Федорович.
А черт его знает,
что оно значит! Еще хорошо,
если только мошенник,
а может быть, и того еще хуже.
Городничий (с неудовольствием).
А, не до слов теперь! Знаете ли,
что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери?
Что?
а?
что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за это? Да
если б знали, так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
Городничий (робея).Извините, я, право, не виноват. На рынке у меня говядина всегда хорошая. Привозят холмогорские купцы, люди трезвые и поведения хорошего. Я уж не знаю, откуда он берет такую.
А если что не так, то… Позвольте мне предложить вам переехать со мною на другую квартиру.
Купцы. Ей-ей!
А попробуй прекословить, наведет к тебе в дом целый полк на постой.
А если что, велит запереть двери. «Я тебя, — говорит, — не буду, — говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это, говорит, запрещено законом,
а вот ты у меня, любезный, поешь селедки!»