«Бедная Лиза, — думал он, — теперь отнимают у тебя и доброе имя, бесславят тебя, взводя нелепые клеветы. Что мне делать? — спрашивал он сам себя. — Не лучше ли передать ей об обидных сплетнях? По крайней мере она остережется; но каким образом сказать? Этот предмет так щекотлив! Она никогда
не говорит со мною о Бахтиарове. Я передам ей только разговор с теткою», — решил Павел и приехал к сестре.
Неточные совпадения
— Счастье твое, мать моя! А
со мной — так он
не больно говорлив. О чем это с тобою-то
говорил?
«Выброси», —
говорила мать, но Костя
не выпускал и
со слезами на глазах продолжал управляться с горячим куском.
— Но он
не хочет жить
со мной, — перервала Юлия, — едет в деревню.
Поговорите ему: что он, с ума, что ли, сошел, что благородные люди так
не делают, что это подло, что он меня может ненавидеть, но все-таки пусть живет
со мной, по крайней мере для людей, — я ему
не помешаю ни в чем.
— Какое, матушка! Я сейчас от них, — возразила Феоктиста Саввишна, — Юлия Владимировна
со слезами просила меня пересказать вам. «Вы знаете,
говорит, как я люблю и уважаю сестрицу; я бы сама,
говорит, сейчас к ней поехала, да
не могу — очень расстроена. Попросите, чтобы она
поговорила брату
не делать этого. Ну, уж коли ему так хочется ехать в деревню, можно ехать вместе».
— Было, Феоктиста Саввишна, — отвечала
со вздохом Перепетуя Петровна, — и порядочно было, особенно под конец; в семейных неприятностях закатит за галстук, да и пойдет,
говорят, ее писать — такая и этакая, все отпоет: мало ли что ему, может быть, известно было, чего мы и
не знаем. От этого,
говорят, она его и оставила.
— Я прошу тебя, я умоляю тебя, — вдруг совсем другим, искренним и нежным тоном сказала она, взяв его зa руку, — никогда
не говори со мной об этом!
«Так никто
не говорил со мной». Мелькнуло в памяти пестрое лицо Дуняши, ее неуловимые глаза, — но нельзя же ставить Дуняшу рядом с этой женщиной! Он чувствовал себя обязанным сказать Марине какие-то особенные, тоже очень искренние слова, но не находил достойных. А она, снова положив локти на стол, опираясь подбородком о тыл красивых кистей рук, говорила уже деловито, хотя и мягко:
— После, после, Вера, ради Бога! Теперь
не говори со мной — думай что-нибудь про себя. Меня здесь нет…
И стала я на нее, матушка, под самый конец даже ужасаться: ничего-то она
не говорит со мной, сидит по целым часам у окна, смотрит на крышу дома напротив да вдруг крикнет: „Хоть бы белье стирать, хоть бы землю копать!“ — только одно слово какое-нибудь этакое и крикнет, топнет ногою.
Неточные совпадения
Хлестаков. Я, признаюсь, рад, что вы одного мнения
со мною. Меня, конечно, назовут странным, но уж у меня такой характер. (Глядя в глаза ему,
говорит про себя.)А попрошу-ка я у этого почтмейстера взаймы! (Вслух.)Какой странный
со мною случай: в дороге совершенно издержался.
Не можете ли вы мне дать триста рублей взаймы?
Наконец, однако, сели обедать, но так как
со времени стрельчихи Домашки бригадир стал запивать, то и тут напился до безобразия. Стал
говорить неподобные речи и, указывая на"деревянного дела пушечку", угрожал всех своих амфитрионов [Амфитрио́н — гостеприимный хозяин, распорядитель пира.] перепалить. Тогда за хозяев вступился денщик, Василий Черноступ, который хотя тоже был пьян, но
не гораздо.
После помазания больному стало вдруг гораздо лучше. Он
не кашлял ни разу в продолжение часа, улыбался, целовал руку Кити,
со слезами благодаря ее, и
говорил, что ему хорошо, нигде
не больно и что он чувствует аппетит и силу. Он даже сам поднялся, когда ему принесли суп, и попросил еще котлету. Как ни безнадежен он был, как ни очевидно было при взгляде на него, что он
не может выздороветь, Левин и Кити находились этот час в одном и том же счастливом и робком, как бы
не ошибиться, возбуждении.
Он приписывал это своему достоинству,
не зная того, что Метров, переговорив
со всеми своими близкими, особенно охотно
говорил об этом предмете с каждым новым человеком, да и вообще охотно
говорил со всеми о занимавшем его, неясном еще ему самому предмете.
— Да нет, Маша, Константин Дмитрич
говорит, что он
не может верить, — сказала Кити, краснея за Левина, и Левин понял это и, еще более раздражившись, хотел отвечать, но Вронский
со своею открытою веселою улыбкой сейчас же пришел на помощь разговору, угрожавшему сделаться неприятным.