Постоянный костюм капитана был форменный военный вицмундир. Курил он, и курил очень много, крепкий турецкий табак, который вместе с пенковой коротенькой трубочкой носил всегда с собой в бисерном кисете. Кисет этот вышила ему Настенька и, по желанию его, изобразила на одной стороне казака, убивающего турка, а на другой — крепость Варну. Каждодневно, за полчаса да прихода Петра Михайлыча, капитан являлся, раскланивался с Настенькой, целовал у ней ручку и
спрашивал о ее здоровье, а потом садился и молчал.
Неточные совпадения
Частые посещения молодого смотрителя к Годневым, конечно, были замечены в городе и, как водится, перетолкованы. Первая об этом пустила ноту приказничиха, которая совершенно переменила мнение
о своем постояльце — и произошло это вследствие того, что она принялась было делать к нему каждодневные набеги, с целью получить приличное угощение; но, к удивлению ее, Калинович не только не угощал ее, но даже не сажал и очень холодно
спрашивал: «Что вам угодно?»
Невдолге после описанных мною сцен Калиновичу принесли с почты объявление
о страховом письме и
о посылке на его имя. Всегда спокойный и ровный во всех своих поступках, он пришел на этот раз в сильное волнение: тотчас же пошел скорыми шагами на почту и начал что есть силы звонить в колокольчик. Почтмейстер отворил, по обыкновению, двери сам; но, увидев молодого смотрителя, очень сухо
спросил своим мрачным голосом...
—
О чем вы говорите? —
спросила опять старуха.
—
Спросить я вас хочу, мой милейший Яков Васильич, — снова продолжал князь, —
о том, действительно ли справедливы слухи, что вы женитесь на mademoiselle Годневой?
—
О, помилуйте! Это наша обязанность, — подхватил редактор, быстро опуская на ковер глаза, и потом, как бы желая переменить предмет разговора,
спросил: — Вы ведь, однако, через Москву ехали?
— Я доставляю, — продолжал тот, — проходит месяц… другой, третий… Я, конечно, беспокоюсь
о судьбе моего произведения… езжу,
спрашиваю… Мне сначала ничего не отвечали, потом стали сухо принимать, так что я вынужден был написать письмо, в котором просил решительного ответа. Мне на это отвечают, что «Ермак» мой может быть напечатан, но только с значительными сокращениями и пропусками.
— Ошибки такого рода, — отвечал, не изменяя тона, Забоков, — я теперь удален от должности, предан суду. Дело мое, по обсуждении в уголовной палате, поступило на решение правительствующего сената, и вдруг теперь министерство делает распоряжение
о производстве нового обо мне исследования и подвергает меня казематному заключению… На каком это основании сделано? — позвольте вас
спросить.
— Готов доклад
о графе? —
спросил он, выходя.
Она
о чем-то
спросила тащившего из всех сил свою бочку водовоза.
—
О чем вы хлопочете, ваше сиятельство? —
спросил Калинович.
—
О вице-губернаторе с его превосходительством изволили говорить? —
спросил он.
— Не слыхали ли вы чего-нибудь
о баронессе Мейнау? —
спрашивает она.
Там
спрашивают, на каком основании князь арестован и теперь производится
о нем следствие без депутата со стороны дворянства.
Ни у кого не
спрашивая о ней, неохотно и притворно-равнодушно отвечая на вопросы своих друзей о том, как идет его книга, не спрашивая даже у книгопродавцев, как покупается она, Сергей Иванович зорко, с напряженным вниманием следил за тем первым впечатлением, какое произведет его книга в обществе и в литературе.
Они очень интересовались здоровьем Марины,
спрашивали о ней таинственно и влюбленно и смотрели на Самгина глазами людей, которые понимают, что он тоже все знает и понимает.
Неточные совпадения
Скотинин. Да с ним на роду вот что случилось. Верхом на борзом иноходце разбежался он хмельной в каменны ворота. Мужик был рослый, ворота низки, забыл наклониться. Как хватит себя лбом
о притолоку, индо пригнуло дядю к похвям потылицею, и бодрый конь вынес его из ворот к крыльцу навзничь. Я хотел бы знать, есть ли на свете ученый лоб, который бы от такого тумака не развалился; а дядя, вечная ему память, протрезвясь,
спросил только, целы ли ворота?
Правдин. Мой друг! Не
спрашивай о том, что столько ей прискорбно… Ты узнаешь от меня, какие грубости…
Митрофан (тихо матери). Да я не возьму в толк,
о чем
спрашивают.
—
О чем ты, старушка, плачешь? —
спросил бригадир, ласково трепля ее по плечу.
— Не
о том вас
спрашивают, мужняя ли я жена или вдова, а
о том, признаете ли вы меня градоначальницею? — пуще ярилась Ираидка.