Неточные совпадения
— Какие бы они ни были люди, — возразил, в свою очередь, Петр Михайлыч, — а все-таки ему не следовало поднимать носа. Гордость есть двух родов: одна благородная —
это желание быть лучшим, желание совершенствоваться; такая гордость — принадлежность великих людей: она подкрепляет их в трудах, дает им силу поборать препятствия и достигать своей цели. А
эта гордость — поважничать
перед маленьким человеком — тьфу! Плевать я на нее хочу; зачем она?
Это гордость глупая, смешная.
—
Перед учителями важничает, а
перед другими, не успел приехать, бежит кланяться; он просто глуп после
этого!
Калинович слушал Петра Михайлыча полувнимательно, но зато очень пристально взглядывал на Настеньку, которая сидела с выражением скуки и досады в лице. Петр Михайлыч по крайней мере в миллионный раз рассказывал при ней о Мерзлякове и о своем желании побывать в Москве. Стараясь, впрочем, скрыть
это, она то начинала смотреть в окно, то опускала черные глаза на развернутые
перед ней «Отечественные записки» и, надобно сказать, в
эти минуты была прехорошенькая.
— Гоголя, по-моему, чересчур уж захвалили, — отвечал старик решительно. — Конечно, кто у него может
это отнять: превеселый писатель! Все
это у него выходит живо, точно видишь
перед собой, все
это от души смешно и в то же время правдоподобно; но…
Церковь была довольно большая; но величина ее казалась решительно громадною от слабого освещения: горели только лампадки да тонкие восковые свечи
перед местными иконами, которые, вследствие
этого, как бы выступали из иконостаса, и тем поразительнее было впечатление, что они ничего не говорили об искусстве, а напоминали мощи.
Перед лещом Петр Михайлыч, налив всем бокалы и произнеся торжественным тоном: «За здоровье нашего молодого, даровитого автора!» — выпил залпом. Настенька, сидевшая рядом с Калиновичем, взяла его руку, пожала и выпила тоже целый бокал. Капитан отпил половину, Палагея Евграфовна только прихлебнула. Петр Михайлыч заметил
это и заставил их докончить. Капитан дохлебнул молча и разом; Палагея Евграфовна с расстановкой, говоря: «Ой будет, голова заболит», но допила.
— Как, однако, князь, ты хорошо представляешь
этого Сольфини; я как будто вижу его
перед собою, — сказала Полина.
К счастью, в
этот день приехал князь, и она с ужасом
передала ему намерение старухи.
«Ну, не ожидал я, чтоб так легко
это устроилось», — подумал он и, желая представить свой отъезд как очень обыкновенный случай, принялся было быть веселым, но не мог: сидевшие
перед ним жертвы его эгоизма мучили и обличали его.
— Помолимся! — сказала Настенька, становясь на колени
перед могилой. — Стань и ты, — прибавила она Калиновичу. Но тот остался неподвижен. Целый ад был у него в душе; он желал в
эти минуты или себе смерти, или — чтоб умерла Настенька. Но испытание еще тем не кончилось: намолившись и наплакавшись, бедная девушка взяла его за руку и положила ее на гробницу.
Время между тем подходило к сумеркам, так что когда он подошел к Невскому, то был уже полнейший мрак: тут и там зажигались фонари, ехали, почти непрестанной вереницей, смутно видневшиеся экипажи, и мелькали
перед освещенными окнами магазинов люди, и вдруг посреди всего, бог весть откуда, раздались звуки шарманки. Калинович невольно приостановился, ему показалось, что
это плачет и стонет душа человеческая, заключенная среди мрака и снегов
этого могильного города.
— Возьмите вы, — продолжал редактор, одушевляясь и, видимо, желая убедить, — больше полустолетия
этот народ проводит
перед вами не историю, а разыгрывает какие-то исторические представления.
— Почему ж
перед смертью? — проговорила дама, возвратившись с дитятей на руках и садясь в некотором отдалении. Все мускулы лица ее при
этих словах как-то подернуло.
— Ну, когда хочешь, так и не
перед смертью, — сказал с грустной улыбкой Зыков. —
Это жена моя, а ей говорить о тебе нечего, знает уж, — прибавил он.
— Не знаю-с, какой
это нужен голос и рост; может быть, какой-нибудь фельдфебельский или тамбурмажорский; но если я вижу
перед собой человека, который в равносильном душевном настроении с Гамлетом, я смело заключаю, что
это великий человек и актер! — возразил уж с некоторою досадою Белавин и опустился в кресло.
— Pardon, comte [Извините, граф (франц.).], — заговорил он, быстро подходя и дружески здороваясь с молодым человеком. — Вот как занят делом — по горло! — прибавил он и показал рукой даже выше горла; но заявленные при
этом случае, тщательно вычищенные, длинные ногти сильно заставляли подозревать, что не делами, а украшением своего бренного и высохшего тела был занят
перед тем директор.
А коли
этого нет, так нынче вон молодых да здоровых начали присылать: так, где-нибудь в Троицкой улице, барыню заведет, да еще и не одну, а, как турецкий паша, двух либо трех, и коленопреклонствуй
перед ними вся губерния, — да!
— Очень рад с вами познакомиться, — говорил директор, протягивая к нему руку и устремляя уж глаза на развернутую
перед ним бумагу, и тем свидание
это кончилось.
Вдруг раздался сзади его голос: «Яков Васильич!» Калинович вздрогнул всем телом.
Это был голос князя Ивана, и через минуту и сам он стоял
перед ним, соскочив на тротуар с щегольского фаэтона.
У меня своих четверо ребят, и если б не зарабатывал копейки, где только можно, я бы давным-давно был банкрот; а
перед подобной логикой спасует всякая мораль, и как вы хотите, так меня и понимайте, но
это дело иначе ни для вас, ни для кого в мире не сделается! — заключил князь и, утомленный, опустился на задок кресла.
Когда приехала вдовицей в деревню, мелкой дробью рассыпался
перед ними
этот человек.
— Батюшка, Яков Васильич! — восклицал Григорий Васильев, опять прижимая руку к сердцу. — Может, я теперь виноватым останусь: но, как
перед образом Казанской божией матери, всеми сердцами нашими слезно молим вас: не казните вы нашу госпожу, а помилуйте, батюшка! Она не причастна ни в чем; только злой человек ее к тому руководствовал, а теперь она пристрастна к вам всей душой — так мы
это и понимаем.
Так укреплял себя герой мой житейской моралью; но таившееся в глубине души сознание ясно говорило ему, что все
это мелко и беспрестанно разбивается
перед правдой Белавина. Как бы то ни было, он решился заставить его взять деньги назад и распорядиться ими, как желает, если принял в
этом деле такое участие. С такого рода придуманной фразой он пошел отыскивать приятеля и нашел его уже сходящим с лестницы.
Перед ужином пробежал легкий говор, что он своему партнеру проиграл две тысячи серебром, и, в оправдание моего героя, я должен сказать, что в
этом случае он не столько старался о том, сколько в самом деле был рассеян: несносный образ насмешливо улыбавшегося Белавина, как привидение, стоял
перед ним.
При разговоре
этом правитель канцелярии обратился воем телом своим в слух, и когда предводитель
перед началом карточной партии остановился у стола, он подошел к нему.
При первом свидании было несколько странно видеть
этих двух старых товарищей: один был только что не генерал, сидел в великолепном кабинете, на сафьяне и коврах, в бархатном халате; другой почтительно стоял
перед ним в потертом вицмундире, в уродливых выростковых сапогах и с своим обычно печальным лицом, в тонких чертах которого все еще виднелось присутствие доброй и серьезной мысли.
— Нет, chere amie, я уговорю его, я, наконец, стану
перед ним на колени, буду умолять его… Я женщина: он поймет
это. Позволь только мне просить его и пусти меня к нему одну.
— Нет, можно: не говорите
этого, можно! — повторяла молодая женщина с раздирающей душу тоской и отчаянием. — Я вот стану
перед вами на колени, буду целовать ваши руки… — произнесла она и действительно склонилась
перед Калиновичем, так что он сам поспешил наклониться.
— Успокойтесь, Катерина Ивановна! — говорил он. — Успокойтесь! Даю вам честное слово, что дело
это я кончу на
этой же неделе и
передам его в судебное место, где гораздо больше будет средств облегчить участь подсудимого; наконец, уверяю вас, употреблю все мои связи… будем ходатайствовать о высочайшем милосердии. Поймите вы меня, что один только царь может спасти и помиловать вашего отца — клянусь вам!
Оне только и скажут на то: «Ах, говорит, дружок мой, Михеич, много, говорит, я в жизни моей перенесла горя и перестрадала, ничего я теперь не желаю»; и точно: кабы не
это, так уж действительно какому ни на есть господину хорошему нашей барышней заняться можно: не острамит, не оконфузит
перед публикой! — заключил Михеич с несколько лукавой улыбкой, и, точно капли кипящей смолы, падали все слова его на сердце Калиновича, так что он не в состоянии был более скрывать волновавших его чувствований.
— Хоть бы теперь насчет
этих доносов, — если он безыменный, так ему почти никакой веры не дают, а коли с подписью, так тоже очень ответствен, и тем паче, что вице-губернатор — машина большая, и обвинять его
перед правительством не городничего какого-нибудь.
Даже m-me Потвинова, которая, как известно, любит только молоденьких молодых людей, так что по
этой страсти она жила в Петербурге и брала к себе каждое воскресенье человек по пяти кадет, — и та при появлении столь молодого еще начальника губернии спустила будто невзначай с левого плеча мантилью и таким образом обнаружила полную шею, которою она, предпочтительно
перед всеми своими другими женскими достоинствами, гордилась.
Аплодисмент снова раздался. Вице-губернатор отвернулся и стал смотреть на губернаторскую ложу. Впечатление
этой сцены было таково, что конец действия публика уже слушала в каком-то утомлении от перенесенных ощущений. Антракт
перед четвертым действием тянулся довольно долго. Годнева просила не поднимать занавеса. Заметно утомленная, сидела она на скамейке Неизвестного.
Перед ней стоял Козленев с восторженным выражением в лице.
Автору, например, совершенно известно, что уездный судья Бобков, уже несколько лет имевший обыкновение пить
перед обедом по восьми и
перед ужином по десяти рюмок водки, целые два дня
перед тем не употреблял ни капли, чтоб не дохнуть каким-нибудь образом на начальника губернии
этим неприятно пахучим напитком.
Плоховатая пожарная команда под его грозными распоряжениями начала обнаруживать рьяную храбрость и молодечество, и в то время, как он, запыленный, закоптелый, в саже, облитый водою, стоял почти
перед самым пламенем, так что лошадь его беспрестанно фыркала и пятилась назад, — в
это самое время с обеда председателя казенной палаты, а потому порядком навеселе, приехал тоже на пожар статский советник Опенкин.