Неточные совпадения
— Отстрадал, наконец, четыре года. Вот, думаю, теперь вышел кандидатом, дорога всюду открыта… Но… чтоб успевать в жизни, видно, надобно
не кандидатство, а искательство и подличанье, на которое, к несчастью, я
не способен. Моих же товарищей, идиотов почти, послали и за границу и понаделили
бог знает чем, потому
что они забегали к профессорам с заднего крыльца и целовали ручки у их супруг, немецких кухарок; а мне выпало на долю это смотрительство, в котором я окончательно должен погрязнуть и задохнуться.
— Ты спроси, князь, — отвечала она полушепотом, — как я еще жива. Столько перенести, столько страдать, сколько я страдала это время, — я и
не знаю!.. Пять лет прожить в этом городишке, где я человеческого лица
не вижу; и теперь еще эта болезнь… ни дня, ни ночи нет покоя… вечные капризы… вечные жалобы… и, наконец, эта отвратительная скупость — ей-богу, невыносимо, так
что приходят иногда такие минуты,
что я готова
бог знает на
что решиться.
Когда все расселись по мягким низеньким креслам, князь опять навел разговор на литературу, в котором, между прочим, высказал свое удивление,
что, бывая в последние годы в Петербурге, он никого
не встречал из нынешних лучших литераторов в порядочном обществе; где они живут? С кем знакомы? —
бог знает, тогда как это сближение писателей с большим светом, по его мнению, было бы необходимо.
Мало ли мы видим, — продолжал он, —
что в самых верхних слоях общества живут люди ничем
не значительные,
бог знает, какого сословия и даже звания, а русский литератор, поверьте, всегда там займет приличное ему место.
—
Не знаем. Стращает давно, а нет еще… Что-то
бог даст! Строгий, говорят, человек, — отвечал судья, гладя рукой шляпу.
— Много говорят, много… Я
что? Конечно, моя изба с краю, ничего
не знаю, а
что, почитавший Петра Михайлыча за его добрую душу, жалко, ей-богу, жалко!..
Чувства радости произвели в добродушной голове старика бессмыслицу,
не лучше той, которую он,
бог знает почему и для
чего, припомнил.
— Неужели ты думаешь,
что если б я
не ставил его
бог знает как высоко, моего умницу, так я бы стал говорить?
— Да, — произнес он, — много сделал он добра, да много и зла; он погубил было философию, так
что она едва вынырнула на плечах Гегеля из того омута, и то еще
не совсем; а прочие знания,
бог знает, куда и пошли. Все это бросилось в детали, подробности; общее пропало совершенно из глаз, и сольется ли когда-нибудь все это во что-нибудь целое, и к
чему все это поведет… Удивительно!
— Я
знаю чему! — подхватила Настенька. — И тебя за это, Жак, накажет
бог. Ты вот теперь постоянно недоволен жизнью и несчастлив, а после будет с тобой еще хуже — поверь ты мне!.. За меня тоже
бог тебя накажет, потому
что, пока я
не встречалась с тобой, я все-таки была на что-нибудь похожа; а тут эти сомнения, насмешки… и
что пользы? Как отец же Серафим говорит: «Сердце черствеет, ум
не просвещается. Только на краеугольном камне веры, страха и любви к
богу можем мы строить наше душевное здание».
— Ну, скажите, пожалуйста,
что он говорит? — воскликнула она, всплеснув руками. — Тебя, наконец,
бог за меня накажет, Жак! Я вот прямо вам говорю, Михайло Сергеич; вы ему приятель; поговорите ему… Я
не знаю,
что последнее время с ним сделалось: он мучит меня… эти насмешки… презрение… неуважение ко мне… Он, кажется, только того и хочет, чтоб я умерла. Я молюсь, наконец,
богу: господи! Научи меня, как мне себя держать с ним! Вы сами теперь слышали… в какую минуту, когда я потеряла отца, и
что он говорит!
— Слава
богу, после генерала осталось добра много: достало бы на лапти
не одному этакому беспардонному князю, а и десятку таких; конечно,
что удивлялись,
зная, сколь госпожа наша на деньгу женщина крепкая, твердая, а для него ничего
не жалела.
«По почерку вы
узнаете, кто это пишет. Через несколько дней вы можете увидеть меня на вашей сцене — и,
бога ради,
не обнаружьте ни словом, ни взглядом,
что вы меня
знаете; иначе я
не выдержу себя; но если хотите меня видеть, то приезжайте послезавтра в какой-то ваш глухой переулок, где я остановлюсь в доме Коркина. О, как я хочу сказать вам многое, многое!.. Ваша…»
Знаем тоже его
не сегодня; может, своими глазами видали, сколько все действия этого человека на интересе основаны: за какие-нибудь тысячи две-три он мало
что ваше там незаконное свидетельство, а все бы дело вам отдал — берите только да жгите, а мы-де начнем новое, — бывали этакие случаи, по смертоубийствам даже, где уж точно
что кровь иногда вопиет на небо; а вы, слава
богу, еще
не душу человеческую загубили!
— Слава
богу, хорошо теперь стало, — отвечал содержатель, потирая руки, — одних декораций, ваше превосходительство, сделано мною пять новых; стены тоже побелил, механику наверху поправил; а то было, того и гляди
что убьет кого-нибудь из артистов.
Не могу, как другие антрепренеры, кое-как заниматься театром. Приехал сюда — так
не то
что на сцене, в зале было хуже,
чем в мусорной яме. В одну неделю просадил тысячи две серебром.
Не знаю, поддержит ли публика, а теперь тяжело: дай
бог концы с концами свести.
Куда стремился Калинович — мы
знаем, и, глядя на него, нельзя было
не подумать,
что богу еще ведомо, чья любовь стремительней: мальчика ли неопытного, бегущего с лихорадкой во всем теле, с пылающим лицом и с поэтически разбросанными кудрями на тайное свидание, или человека с солидно выстриженной и поседелой уже головой, который десятки лет прожил без всякой уж любви в мелких служебных хлопотах и дрязгах, в ненавистных для души поклонах, в угнетении и наказании подчиненных, — человека, который по опыту жизни
узнал и оценил всю чарующую прелесть этих тайных свиданий, этого сродства душ, столь осмеянного практическими людьми, которые, однако, платят иногда сотни тысяч, чтоб воскресить хоть фальшивую тень этого сердечного сродства с какой-нибудь
не совсем свежей, немецкого или испанского происхождения, m-lle Миной.
— С женой нас
бог будет судить, кто больше виноват: она или я. Во всяком случае, я
знаю,
что в настоящее время меня готовы были бы отравить, если б только
не боялись законов.
—
Бог ведь
знает, господа, как, и про
что, и за
что у нас человека возвышают. Больше всего, чай, надо полагать,
что письмами от Хованского он очень хорошую себе рекомендацию делает, а тут тоже говорят,
что и через супругу держится. Она там сродственница другой барыне, а та тоже по министерии-то у них фавер большой имеет. Прах их
знает! Болтали многое… Я другого, пожалуй, и
не разобрал, а много болтали.
Неточные совпадения
Да объяви всем, чтоб
знали:
что вот, дискать, какую честь
бог послал городничему, —
что выдает дочь свою
не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого,
что и на свете еще
не было,
что может все сделать, все, все, все!
Анна Андреевна. Пустяки, совершенные пустяки! Я никогда
не была червонная дама. (Поспешно уходит вместе с Марьей Антоновной и говорит за сценою.)Этакое вдруг вообразится! червонная дама!
Бог знает что такое!
Почтмейстер. Сам
не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда
не чувствовал.
Не могу,
не могу! слышу,
что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй,
не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
Сначала он принял было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился и говорил,
что и в гостинице все нехорошо, и к нему
не поедет, и
что он
не хочет сидеть за него в тюрьме; но потом, как
узнал невинность Антона Антоновича и как покороче разговорился с ним, тотчас переменил мысли, и, слава
богу, все пошло хорошо.
Городничий. Ну, а
что из того,
что вы берете взятки борзыми щенками? Зато вы в
бога не веруете; вы в церковь никогда
не ходите; а я, по крайней мере, в вере тверд и каждое воскресенье бываю в церкви. А вы… О, я
знаю вас: вы если начнете говорить о сотворении мира, просто волосы дыбом поднимаются.