Неточные совпадения
Он был взяточник в душе, по теории, ухитрялся брать взятки, за неимением дел и просителей, с сослуживцев, с приятелей,
Бог знает как и за
что — заставлял, где и кого только мог, то хитростью, то назойливостью, угощать себя, требовал от всех незаслуженного уважения, был придирчив. Его никогда
не смущал стыд за поношенное платье, но он
не чужд был тревоги, если в перспективе дня
не было у него громадного обеда, с приличным количеством вина и водки.
—
Что ж, хоть бы и уйти? — заметил Захар. — Отчего же и
не отлучиться на целый день? Ведь нездорово сидеть дома. Вон вы какие нехорошие стали! Прежде вы были как огурчик, а теперь, как сидите,
Бог знает на
что похожи. Походили бы по улицам, посмотрели бы на народ или на другое
что…
— Вы совсем другой! — жалобно сказал Захар, все
не понимавший,
что хочет сказать барин. —
Бог знает,
что это напустило такое на вас…
— Оттреплет этакий барин! — говорил Захар. — Такая добрая душа; да это золото — а
не барин, дай
Бог ему здоровья! Я у него как в царствии небесном: ни нужды никакой
не знаю, отроду дураком
не назвал; живу в добре, в покое, ем с его стола, уйду, куда хочу, — вот
что!.. А в деревне у меня особый дом, особый огород, отсыпной хлеб; мужики все в пояс мне! Я и управляющий и можедом! А вы-то с своим…
— Как ты иногда резко отзываешься о людях, Андрей, так
Бог тебя
знает. А ведь это хороший человек: только
что не в голландских рубашках ходит…
— Как вчера с сухарями… — вдруг вырвалось у ней, и она сама покраснела и
Бог знает что дала бы, чтоб
не сказать этого. — Простите — виновата!.. — сказала она.
Он
не спал всю ночь: грустный, задумчивый проходил он взад и вперед по комнате; на заре ушел из дома, ходил по Неве, по улицам,
Бог знает,
что чувствуя, о
чем думая…
— Поверьте мне, это было невольно… я
не мог удержаться… — заговорил он, понемногу вооружаясь смелостью. — Если б гром загремел тогда, камень упал бы надо мной, я бы все-таки сказал. Этого никакими силами удержать было нельзя… Ради
Бога,
не подумайте, чтоб я хотел… Я сам через минуту
Бог знает что дал бы, чтоб воротить неосторожное слово…
Многое,
что не досказано, к
чему можно бы подойти с лукавым вопросом, было между ними решено без слов, без объяснений,
Бог знает как, но воротиться к тому уже нельзя.
—
Что ты слушаешь меня? Я
Бог знает что говорю, а ты веришь! Я
не то и сказать-то хотел совсем…
— Мы было хотели, да братец
не велят, — живо перебила она и уж совсем смело взглянула на Обломова, — «
Бог знает,
что у него там в столах да в шкапах… — сказали они, — после пропадет — к нам привяжутся…» — Она остановилась и усмехнулась.
— Как можно говорить,
чего нет? — договаривала Анисья, уходя. — А
что Никита сказал, так для дураков закон
не писан. Мне самой и в голову-то
не придет; день-деньской маешься, маешься — до того ли?
Бог знает,
что это! Вот образ-то на стене… — И вслед за этим говорящий нос исчез за дверь, но говор еще слышался с минуту за дверью.
—
Знаю,
знаю, мой невинный ангел, но это
не я говорю, это скажут люди, свет, и никогда
не простят тебе этого. Пойми, ради
Бога,
чего я хочу. Я хочу, чтоб ты и в глазах света была чиста и безукоризненна, какова ты в самом деле…
— А
не боялся,
что я
не спала ночь,
Бог знает что передумала и чуть
не слегла в постель? — сказала она, поводя по нем испытующим взглядом.
— Если б я
не знала тебя, — в раздумье говорила она, — я
Бог знает что могла бы подумать. Боялся тревожить меня толками лакеев, а
не боялся мне сделать тревогу! Я перестаю понимать тебя.
— Погоди, дай еще подумать. Да, тут нечего уничтожить, тут закон. Так и быть, кум, скажу, и то потому,
что ты нужен; без тебя неловко. А то, видит
Бог,
не сказал бы;
не такое дело, чтоб другая душа
знала.
—
Не знаю, клянусь
Богом,
не знаю! Но если вы… если изменится как-нибудь моя настоящая жизнь,
что со мной будет? — уныло, почти про себя прибавила она.
— Ах, нет,
Бог с тобой! — оправдывался Обломов, приходя в себя. — Я
не испугался, но удивился;
не знаю, почему это поразило меня. Давно ли? Счастлива ли? скажи, ради
Бога. Я чувствую,
что ты снял с меня большую тяжесть! Хотя ты уверял меня,
что она простила, но
знаешь… я
не был покоен! Все грызло меня что-то… Милый Андрей, как я благодарен тебе!
— Правда, правда! — перебил Обломов. —
Бог знает,
что я мелю… Кто ж, кто этот счастливец? Я и
не спрошу.
— Да выпей, Андрей, право, выпей: славная водка! Ольга Сергевна тебе этакой
не сделает! — говорил он нетвердо. — Она споет Casta diva, а водки сделать
не умеет так! И пирога такого с цыплятами и грибами
не сделает! Так пекли только, бывало, в Обломовке да вот здесь! И
что еще хорошо, так это то,
что не повар: тот
Бог знает какими руками заправляет пирог, а Агафья Матвевна — сама опрятность!
— Отчего?
Что с тобой? — начал было Штольц. — Ты
знаешь меня: я давно задал себе эту задачу и
не отступлюсь. До сих пор меня отвлекали разные дела, а теперь я свободен. Ты должен жить с нами, вблизи нас: мы с Ольгой так решили, так и будет. Слава
Богу,
что я застал тебя таким же, а
не хуже. Я
не надеялся… Едем же!.. Я готов силой увезти тебя! Надо жить иначе, ты понимаешь как…
Она поняла,
что проиграла и просияла ее жизнь,
что Бог вложил в ее жизнь душу и вынул опять;
что засветилось в ней солнце и померкло навсегда… Навсегда, правда; но зато навсегда осмыслилась и жизнь ее: теперь уж она
знала, зачем она жила и
что жила
не напрасно.
Неточные совпадения
Да объяви всем, чтоб
знали:
что вот, дискать, какую честь
бог послал городничему, —
что выдает дочь свою
не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого,
что и на свете еще
не было,
что может все сделать, все, все, все!
Анна Андреевна. Пустяки, совершенные пустяки! Я никогда
не была червонная дама. (Поспешно уходит вместе с Марьей Антоновной и говорит за сценою.)Этакое вдруг вообразится! червонная дама!
Бог знает что такое!
Почтмейстер. Сам
не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда
не чувствовал.
Не могу,
не могу! слышу,
что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй,
не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
Сначала он принял было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился и говорил,
что и в гостинице все нехорошо, и к нему
не поедет, и
что он
не хочет сидеть за него в тюрьме; но потом, как
узнал невинность Антона Антоновича и как покороче разговорился с ним, тотчас переменил мысли, и, слава
богу, все пошло хорошо.
Городничий. Ну, а
что из того,
что вы берете взятки борзыми щенками? Зато вы в
бога не веруете; вы в церковь никогда
не ходите; а я, по крайней мере, в вере тверд и каждое воскресенье бываю в церкви. А вы… О, я
знаю вас: вы если начнете говорить о сотворении мира, просто волосы дыбом поднимаются.