Неточные совпадения
Во все время, покуда кутит муж, Экзархатова убегала к соседям; но когда он приходил в себя, принималась его, как ржа железо, есть, и достаточно было ему сказать одно слово — она пустит в него чем ни попало, растреплет
на себе волосы, платье и побежит к Петру Михайлычу жаловаться, прямо ворвется в смотрительскую и
кричит...
— Остановитесь
на минуточку! —
кричал он.
— Батько, встань! Караул
на улице
кричат! — будила мещанка спавшего мертвым сном мужа.
— Девка, девка! Марфушка, Катюшка! —
кричала, приподнимаясь с своей постели, худая, как мертвец, с всклокоченною седою головою, старая барышня-девица, переехавшая в город, чтоб ближе быть к церкви. — Подите, посмотрите, разбойницы, что за шум
на улице?
— Я ничего не знаю, а требую только законного, и вы
на меня не извольте
кричать! — повторил с прежней дерзостью Медиокритский.
Несмотря
на это, Терка, сердитый оттого, что его тормошат целый день, — как ни
кричал и ни бранился Петр Михайлыч, — уперся
на своем и доставил их шагом.
Вскоре, однако, в соседних комнатах раздались радостные восклицания княжны, и
на террасу вбежал маленький князек, припрыгивая
на одной ноге, хлопая в ладони и
крича: «Ма тантенька приехала, ма тантенька приехала!..» — и под именем «ма тантеньки» оказалась Полина, которая шла за ним в сопровождении князя, княжны и m-r ле Грана.
— Княжна, князь просил вас не скакать! —
крикнул Калинович по-французски. Княжна не слыхала; он
крикнул еще; княжна остановилась и начала их поджидать. Гибкая, стройная и затянутая в синюю амазонку, с несколько нахлобученною шляпою и с разгоревшимся лицом, она была удивительно хороша, отразившись вместе с своей серой лошадкой
на зеленом фоне перелеска, и герой мой забыл в эту минуту все
на свете: и Полину, и Настеньку, и даже своего коня…
— Генточки, генточки! —
кричал дурак, хлопая в ладони и прыгая
на одной ноге.
— Как
на вас, баб, не
кричать… бабы вы!.. — шутил старик, дрожавший от удовольствия. — Поди, мать-голубка, пошли кого-нибудь попроворней за капитаном, чтоб он сейчас же здесь был!.. Ну, живо.
— Ничего! Сидите только, не рассыплю! — возразил извозчик и, опять
крикнув: «Ну, вислоухие!», понесся марш-марш. Купца, несмотря
на его тяжеловесность, тоже притряхивало, но ему, кажется, это было ничего и даже несколько приятно.
Кто бы за эту тонину согласился платить такими чересчур уж не тонкими страданьями, которые гложут теперь мое сердце!»
На последней мысли он
крикнул сердито...
Разносчик, идя по улице с лоханью
на голове и поворачиваясь во все стороны,
кричал: «Лососина, рыба живая!», а другой, шедший по тротуару, залился, как бы вперебой ему, звончайшим тенором: «Огурчики зеленые!» Все это было так знакомо и так противно, что Калинович от досады плюнул и чуть не попал
на шляпу проходившему мимо чиновнику.
Наконец, последняя и самая серьезная битва губернатора была с бывшим вице-губернатором, который вначале был очень удобен, как человек совершенно бессловесный, бездарный и выведенный в люди потому только, что женился
на побочной внуке какого-то вельможи, но тут вдруг, точно белены объевшись, начал, ни много ни мало, теснить откуп,
крича и похваляясь везде, что он уничтожит губернатора с его целовальниками, так что некоторые слабые умы поколебались и почти готовы были верить ему, а несколько человек неблагонамеренных протестантов как-то уж очень смело и весело подняли голову — но ненадолго.
— Что ты, ворона? Руки, что ль, не знаешь! —
крикнул вице-губернаторский кучер и, быстро продергивая, задел дрожки за переднее колесо и оборвал тяж. Инспекторский кучер, или в сущности больничный солдат, едва усидел
на козлах.
Взглянув сквозь очки
на страшную сцену разрушения, он тоже начал
кричать на частного пристава и приказывать команде действовать трубами не
на ту часть стены,
на которую она действовала.
Губернский архитектор, встретившись опять
на улице с Папушкиным, еще издали
кричал ему каким-то радостным голосом...